Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

Голубоватые сумерки становятся синими, верхний мир отдаляется, все явственней плеск воды и запах цветов, все трудней не спешить. Прошлый раз вода в колодце никого не звала, не пела, не помнила…

Вспыхнул фонарь; острый, словно клинок, луч разрубил чернеющую синеву. Золотистый клинок, когда-то утаенный плащом заката, пробуждение тайны спящей, стон отчаянья уходящих… Где далекая песня лета, тихий голос любви и света? Только шум тростников зеленых, безнадежность зеркал озерных, ив печальных седые пряди, ненюфары на водной глади…

Конец лестницы, исток песни, тьма и желтое пятно в ней. Фонарь в руках Эрвина, обычный фонарь, и от него обычный свет. Никаких острых лучей, никакой синевы. На полу – осколки надгробий, зимний плащ траурным флагом прикрывает гроб.

– Об этом герцог Придд не говорил.

– О чем?

– О том, что он отдал свой плащ Октавии.

Конечно, Валентин! Только он в тот день и был в трауре. Когда все, испугавшись понсоньи, бросились наверх, Спрут задержался и сделал то, что счел правильным. Никто не заметил, даже они с Альдо, а хоть бы и заметили, сочли бы за желание избавиться от ядовитой пыли.

– Эрвин, ты не посветишь? Я загляну в колодец.

Зимой влага пряталась в глубинах, теперь колодец полон до краев, того и гляди перехлестнет. Тянет свежестью, как летним вечером с озерных берегов. Так бы и стоять, вспоминая о зеленых листьях, поцелуях, ласковом шепоте… Рука сама опускается в воду, прохладную, чистую – набери и пей! Чист и потолок – ни фрески, ни пятен, зато в воде что-то белеет, только что не было, а сейчас возникло, то ли поднялось из глубин, то ли упало сверху… Цветок… Дикая лилия. Так вот чем дышит храм.

– Там цветок.

– Принесло водой. Колодец проточный.

Лилия так и просится в руки, но несут не из храма, а в храм. Пусть остается вместе с плащом Валентина, оказавшего мертвой королеве последнюю услугу. Вместе с мраморными змеедевами, тянущими руки к несбывшейся любви. В прибрежных тростниках до сих пор слышат их песни и их плач. Найери помнят, найери ждут…

– Идем, – окликает Эрвин, – мы уже все видели. Не стоит тревожить… вечное.

2

Пистолеты в самом деле были, причем именно морисские – Мартин не умел врать от начала и до конца, а мнение племянника его и прежде заботило. На оружие охотник денег не жалел, но хотел за них получить лишь самое лучшее или самое редкое. Руперт с сомнением глянул на бойкого торговца, а потом на дядю. Раньше лейтенант с радостью щегольнул бы осведомленностью, теперь хвастовство иссякло. Адъютанту Ледяного не к лицу выказывать кэналлийские знания, особенно перед судом.

– Я решу завтра. – Не дождавшийся ответа дядя поднялся, послав нежный взгляд раскинувшимся на вишневом бархате красавчикам. В ответ крайний пистолет призывно блеснул, словно женщина улыбнулась.

– Конечно, господин Фельсенбург! – закивал негоциант, укутывая сокровище. – Только, если это возможно, я хотел бы получить ответ утром. Барон Цвайфельхафт мечтает об этой паре. Конечно, я никогда ничего не сделаю в обход Фельсенбургов, и барон это знает, тем не менее…

– Тем не менее барону придется подождать нашего решения, – не выдержал Руппи, ибо хорошо перевалило за полдень, а дядя еще собирался взглянуть на рогатины.

Торговец подобострастно улыбнулся – Мартин был и останется графом, молодой Руперт станет герцогом. У кого он станет покупать оружие? А ведь станет! Все Фельсенбурги любят железо… Руппи усмехнулся чужим мыслям и снова сдержался, хотя шутка о том, что морисское оружие надо покупать у Кэналлийца, так и лезла на язык.

– Ну? – не стал терять времени охотник, разбирая поводья. – Что скажешь? На первый взгляд хороши. Можно было не мотать душу человеку, а сразу проверить бой…

Все. Мартин уже не мыслит себя без подмигнувшего ему оружия. Охотнику не до Олафа и не до Гудрун, дожить бы до утра и примчаться в Шек с деньгами, так стоит ли топтать нарождающуюся любовь? Сто́ит, потому что дядя достоин лучшего, и это лучшее он получит. Контрабандисты никуда не делись…

– Мартин, конечно, твое дело, но я бы их не брал. Оружие, безусловно, достойное, но не лучшее.

– Почему? – недоверчиво уточнил дядя и чихнул. Он часто чихал от солнца. – Лично я не заметил ни единого изъяна!

– Золотая насечка. Мориски все делают на совесть, но то, что они делают для своей войны, лучше того, что делается для чужой. Шады не терпят излишеств, но знают, что в Золотых землях падки на роскошь, вот и украшают то, что идет на продажу. Чаще всего золотом и теми камнями, которые сами называют «бессмысленными».

– Ты точно знаешь?

– Точно. Я видел настоящее морисское оружие. Оно очень простое, и оно редкость даже в Талиге, но достать можно. У кэналлийцев.

– Шварцготвотрум! – разочарованно ругнулся дядя, и Руппи решил не откладывать с контрабандистами. – И все равно хороши, зверюги! В конце концов, не каждая лиса – седая. Я их, пожалуй, возьму, хотя, конечно… Даже не знаю…

Дядя погрузился в размышления. Руппи очень надеялся, что он не забыл про расшатавшуюся подкову, которую придется менять на выезде из городка. Конечно, Франц – не Генрих, но его примутся расспрашивать, и в первую очередь о задержке. Мама так и не верит, что Гудрун никого не заманивала, а просто ходила во сне. То, что видел он сам, Руппи по возможности старался выкинуть из головы. Увы, картина была слишком впечатляющей, и потом о ней то и дело напоминали. Мама, бабушка, бдящие слуги, любопытствующие сестрицы… Зато они почти забыли про Олафа. Еще бы! Разве может сын оружейника тягаться с голой Девой Дриксен и уединившимся с ней братиком? Да еще в глазах воспитанных девиц.

Мысль вышла странной, веселой и стыдноватой. Особенно для адъютанта, в котором нуждается его адмирал. Руперт почувствовал, что краснеет, и зачем-то подмигнул шедшей навстречу хорошенькой мещанке. Та улыбнулась и очень мило присела.

– Руппи, – внезапно буркнул дядя, – слушай, что вы все-таки делали в библиотеке? То есть почему она была без ничего, а ты… Даже не знаю…

Лейтенант утратил дар речи, и хорошо, потому что сказать было нечего. Осталось пожать плечами и, уходя от ответа, развернуть коня к церкви Святого Руперта.

3

Вода, журча, изливалась из каменной пасти, переполняла бассейн, растекалась по наклонным, зеленым от водорослей плитам и двумя каскадами рушилась вниз. Полуденное солнце пронизывало водоем, позволяя видеть блестевшее на дне золото. Меди и серебра было не разглядеть, слишком быстро они темнеют.

– Не верится, что здесь глубже, чем у Дворцовой пристани. – Эрвин развязал кошелек и вытряхнул содержимое.

Монеты радостно сверкнули и канули в прохладную глубину. Плеснуло, колыхнулись широкие перистые листья. Робер провел руками по глазам и присел на мраморный край, глядя вглубь. Предоставленный самому себе нижний пруд стремительно зарастал. Надо чистить, иначе разбушевавшиеся растения захватят все, кроме водопадов…