Знаменитые мудрецы - Юрий Пернатьев

Политикой Марк Аврелий стал заниматься довольно рано – в 16 лет. По рекомендации императора Адриана, благоволившего к юноше, он уже в 138 г. занял должность квестора, которая давала возможность занимать высокие государственные посты.

В 139 г. умер отец Марка Анния, и юношу усыновил преемник Адриана на императорском престоле Антонин Пий. С этих пор приемный сын императора стал именоваться Марк Элий Аврелий Вер Цезарь (а впоследствии, когда сам стал императором, носил официальный титул Цезарь Марк Аврелий Антонин Август). Вскоре Антонин Пий сделал Марка Аврелия консулом, а затем дал ему власть народного трибуна.

В 145 г. молодой консул женился на Фаустине, дочери императора, что еще больше упрочило его общественное и политическое положение. Правда, Фаустина оказалась не слишком верной и благоразумной женой. О ее нескромном поведении говорили в Риме многие. Знал об этом и сам Марк Аврелий, но на советы развестись с легкомысленной супругой отвечал: «Если я разведусь с женой, то надо будет возвратить ей приданое». Под приданым Аврелий, конечно, имел в виду самое дорогое состояние – императорскую власть.

Несмотря на высокое положение и участие в государственных делах, Марк Аврелий не прерывал философских занятий. Философствовать любили и его предшественники – императоры Адриан и Пий, но только Марк Аврелий сделал философию своим главным творческим занятием. Его наставником был вызванный в Рим философ Квинт Юний Рустик, познакомивший Марка Аврелия с сочинениями Эпиктета.

В начале 161 г. Марк Аврелий вступил в свое третье консульство вместе с другим приемным сыном Антонина Пия – Луцием Вером. В том же году император умер, и власть перешла к Марку Аврелию и Веру, чье совместное правление продолжалось до кончины Вера в 169 г. Правда, в период «двоевластия» решающее слово всегда принадлежало Марку Аврелию, поскольку Вер предпочитал правлению разгульную жизнь, чем напоминал современникам Нерона, хотя и без его жестокости. Однажды Луций Вер устроил в Риме грандиозный пир, обошедшийся в немыслимую сумму в 6 млн. сестерциев. Когда об этом узнал Марк Аврелий, то, как свидетельствовали современники, «испустил стон и пожалел о судьбе государства». И тем не менее он ни разу не упрекнул брата в беспутном поведении, ибо по природе был человеком мягким, терпеливым, снисходительным к чужим слабостям и даже порокам.

Время начала правления Марка Аврелия было едва ли не самым благополучным в истории Римской империи. Провинции широко пользовались благами мирного времени, переживая экономический подъем и соперничая между собой в благоустройстве и строительстве храмов, порталов, водопроводов, ремесленных мастерских. Вскоре, однако, наступили иные, более суровые времена. Римлянам пришлось пережить несколько войн, стихийные бедствия и нашествие чумы.

Жизнь заставляла императора быть и отважным воином, и осмотрительным правителем. Его нравственный портрет к этому времени в представлении современников уже полностью сложился. Античный историк свидетельствует об этом так: «К народу Марк Аврелий обращался так, как это было принято в свободном государстве. Он проявлял исключительный такт во всех случаях, когда нужно было либо удержать людей от зла, либо побудить их к добру, богато наградить одних, оправдать, выказав снисходительность, других. Он делал дурных людей хорошими, а хороших – превосходными, спокойно перенося даже насмешки некоторых. Он никогда не проявлял пристрастия в пользу императорского казначейства, когда выступал судьей по таким делам, какие могли бы принести казначейству выгоду. Отличаясь твердостью, он в то же время был совестлив».

В 162 г. римляне вынуждены были начать военные действия против парфянских войск, вторгнувшихся в Армению и Сирию. Через два года Армения и Парфия были покорены, за что императоры-соправители Марк Аврелий и Луций Вер были удостоены титулов «Армянский» и «Парфянский». Но победа была в значительной степени обесценена тем обстоятельством, что в 165 г. в римских войсках, находившихся на Востоке, началась эпидемия чумы. Затем она распространилась на Малую Азию, Египет, Италию и наконец на сам Рим. В 169 г. началась новая война – с германцами и сарматами, в разгар которой произошли волнения в Северном Египте. После их подавления и окончания войны с варварами наместник Сирии Авидий Кассий провозгласил себя императором, что угрожало Марку Аврелию потерей власти. Самозванца вскоре убили собственные воины. Узнав о расправе, Марк Аврелий не применил никаких суровых мер к детям и родным Кассия, как это было принято в те времена. Более того, когда ранее заговорщиками были перехвачены письма Кассия, император приказал сжечь их нераспечатанными, «чтобы не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их непроизвольно». А когда кто-то из римлян упрекнул его в снисходительности к возглавившему мятеж Кассию, Марк Аврелий на вопрос: «А что, если бы он победил?», ответил: «Не так плохо мы почитаем богов и не так плохо мы живем, чтобы он мог победить».

В 178 г. на римские владения двинулось войско германских и других племен, враждебных Риму. Марк Аврелий вместе со своим сыном Коммодом возглавил поход, и ему удалось вначале добиться немалых военных успехов. Но тут в войске вспыхнула эпидемия чумы, от которой Марк Аврелий скончался в г. Виндобоне (нынешняя Вена). За два дня до смерти он сказал друзьям, что огорчен не тем, что умирает, а тем, что оставляет после себя такого сына. (Уже тогда в Коммоде со всей очевидностью проявились и беспутный нрав, и жестокость, не свойственные отцу.)

После смерти Марка Аврелия друзья обнаружили написанное по-гречески философское сочинение, озаглавленное «К самому себе». Оно действительно не предназначалось для обнародования, а адресовалось самому автору, который размышлял о жизни, смерти, философии и мудрости.

«Время человеческой жизни, – писал Марк Аврелий, – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, – подобно потоку; относящееся к душе – подобно сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение.

Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии. Философствовать же значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия; чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний; чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам. А самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо…