Пуговица - Галина Артемьева

Ужин у нас кагда как.

Если отец не пьяный — ужин вмести с ним на кухне. Тагда весило. Я песни паю. Мама виселая.

Патом скасска.

И спать.

В 9 я должен спать. Но инагда я просто лижу и думаю. Долга лижу. Уже все спят. Патом и я сплю.

Но часто бываит мы ужинаим в кладовке. Это наша крепость. Кагда отец пьяный.

Я ненавижу кагда он пьяный. Но я люблю кладовку. Там луче всиво. Мы па очиреди россказываим скасски. Очинь интиресные.

Но все равно слышно отца. Он кричит на маму. Хочит всех нас убить. Мама плачит.

Я стану большой. И тогда я вазьму агромный писталет и убью иво.

Я устал от ниво.

В кладовке я сплю быстро. Там мы вмести. Нам харошо.

Утрам я встаю в 7 утра.

Рыся прочитала «Роспырядык дня» своего маленького Пика и по-настоящему, до боли в животе, испугалась. Ее словно волной накрыло — не вздохнуть. Она впервые увидела взгляд на их семейную жизнь со стороны.

Честный детский взгляд.

Их существование оказалось описанным совершенно без каких бы то ни было прикрас, лишних ужасов и чрезмерных эмоций.

Тем страшнее от всего этого делалось.

Ведь эта их тайна — пьющий отец, временами совершенно теряющий человеческий облик, — эта проклятая тайна за столько лет привыкла прятаться за семью амбарными замками, за семью железными дверями. Они все привыкли показушничать, терпеть боль, страх, ненависть, унижение, а на людях лицемерно играть приевшуюся театральную пьесу под названием: «Мы лучшая семья в мире, берите с нас пример».

Посмотреть на мать — в кого она превратилась! Лицо каменное, бесцветное, пальцы дрожат. И это не из-за непосильных домашних забот, заботы преодолимы, да и делятся на всех поровну. Из-за вечной своей тоски, из-за навязанных извне ритмов: сегодня или не сегодня? Напьется, или все-таки будет покой, трезвый вернется? И так далее.

Если э т о семейная жизнь, то никогда, уверенно сказала себе Рыся, никогда не пойдет она замуж, никогда не станет матерью еще одного несчастного. Лучше всего жить одной, не зависеть от подлых привычек человека, в которого когда-то еще и вляпаешься-полюбишь.

А то родишь сына, а он потом такой вот «РОспЫрядЫк» напишет.

Боже упаси!

17. У решающей черты

Но с этим надо было что-то делать. Немедленно. Сама уже «грамотность» задания говорила Рысе о многом.

Они, основная, так сказать, детская масса, первая четверка, оказались автоматически, исконно грамотными. Одна-две ошибки могли прокрасться в их сочинения по недоразумению или спешке, но не более того. Не было ни у кого из них такой отвратной дебильной проблемы.

В тексте, составленном Пиком, девушка с испугом видела четкие черты вырождения.

Если ребенок в восемь лет пишет о родном отце: «Я устал от него», это, конечно, чудовищно. Это диагноз.

Отец ведь должен своим детям силы дарить, чтоб они до поры до времени могли спокойно подрастать под его защитой. Безмятежно, расслабленно набираться жизненных сил.

Но их папа, наоборот, с трудом подкопленные, еле-еле восстановленные детьми после очередного потрясения силы постоянно и безжалостно отнимал.

Раз за разом.

Год за годом.

Вот на Пике бедном и сказалось все. Наверное, мозг его, чтобы как-то выжить, собрал все ресурсы, лишив при этом другие свои отделы чего-то очень важного.

У Пика, очевидно, пострадал «центр грамотности». Так, не по-научному, но вполне обоснованно, размышляла Рыся. В остальном младший братишка представлялся вполне успешным и способным ребенком. Соображал быстро. Считал в уме с огромной, веселящей всех скоростью, как калькулятор. И читал легко, слегка, правда, коверкая слова.

Но так писать!

Много позже Рыся увидит, насколько тотальной, массовой стала эта беда для поколения ее младшего братца Пика. Пронаблюдает и сделает свои выводы, связанные с семейной обстановкой, царившей в домах тех, кто так и не постиг азы грамотности.

Получалось — не у них одних, а повсеместно за закрытыми дверями квартир царила настоящая преисподняя, с маниакальной настойчивостью организуемая старшими членами общественной ячейки, по привычке называемой семьей.

Рыся, став взрослой, много над всем этим думала. Анализировала, обобщала.

И как-то, совсем недавно, попалась ей в Интернете ссылка на древнекитайские источники о роли женщины в жизни мужчины. Там говорилось так:

«Женщина должна делать только одно дело — накапливать энергию. Накопление и сохранение энергии — это миссия женщины. Муж, приходя домой, припадает к этому источнику энергии, чтобы пополнить свои энергетические запасы. Уставшая жена ему не нужна.

Это заблуждение, что жена должна работать по дому. Не получив энергии от жены дома, муж быстро устает, и его дела идут плохо. Работающая жена, будь то даже простая домашняя работа, истощает и подтачивает силы мужа, даже подметенный пол может обернуться неприятностями в делах мужа. Жена должна иметь только те занятия, которые повышают ее энергию и которыми она занимается ради удовольствия. Жена не должна делать ни одного дела в доме, не получив от него радости и удовольствия. Хочет она рисовать — пусть рисует, хочет вышивать — пускай вышивает, хочет петь — пускай поет. Но коли не хочет, пускай не делает. У нее только одна истинная функция — быть энергетическим источником для семьи.

Горе тем мужьям, которые упрекают жену: «Ты весь день перед зеркалом просидела, лучше бы делом занялась». Женщина — это земля, которая принимает семя. А земля должна отдыхать, чтобы родить урожай, как и цветы, чтобы зацвести весной, должны зимой отдохнуть. Так и женщина, чтобы родить и зачать, должна напитываться энергией. А что лучше может быть для женщины, чем зеркало и любование собою? Хороший и умный муж и худую жену похвалит, а та, что кошка, замурлыкает, засветится, да и на самом деле хорошеть начнет так, что и соседи завидовать будут.

Женщина — это очаг в доме, а без огня разве это очаг? А женщине тоже не стоит беспокоиться о занятиях. Нет ничего в мире ценнее энергии. Ее и за деньги, бывает, не купишь. Поэтому и бросают к ногам женщин и состояния, и земли, и покой, и саму жизнь».

Рыся старательно, по приевшейся привычке, принялась разыскивать этот самый мудрый древнекитайский источник, чтобы еще больше узнать, что в нем изложено на тему о мужских и женских ролях. Не найдя указаний, стала размышлять сама, приходя к пугающим выводам.

Древнекитайский, или какой он там, текст указал ей на основную беду, случившуюся с формой человеческого существования, называемой «семья».