Волчье племя - Константин Викторович Еланцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай, давай! – усмехнулся старшина, – Ишь, распоясалась!
Отряд трофейщиков возвращался в свою часть. Восемь солдат интендантской роты.
Над пропахшей солдатским потом и изувеченной орудийными снарядами землёй, кружила дождливая осень сорок третьего года. Где-то вдалеке гремела канонада, и эхо вместе с шумом дождя витало над просёлочной дорогой, а потом сливалось с чавканьем армейских сапог бойцов в промокших шинелях.
– Гремит… – с завистью произнёс ефрейтор Калмыков, среди своих просто Калмык, шагая рядом с сержантом Левашовым, – Кабы не рука, заставь меня этот металлолом собирать! Разведчик я, Андрюха!
– Я ведь тоже, Калмык, не в трофейную роту призывался! – вспылил, было, Левашов, но потом тронул ефрейтора за рукав и прижал к губам палец.
Дорога углублялась в лесной массив, и они как-то незаметно отстали от основной группы, погружённый каждый в свои мысли.
Скрип телеги и шум дождя звучали в унисон с канонадой, но скорее внутренним чувством сержант ощутил тревогу. То ли звук посторонний послышался, то ли мелькнуло что-то среди деревьев!
– Ты догоняй наших, – шепнул Калмыку Левашов, – я сейчас!
Калмык посмотрел на него с удивлением, но прибавил шаг, оставляя сержанта в одиночестве.
Ступив в придорожные кусты, Левашов осмотрелся. Ничего подозрительного, всё так же, но что-то настораживало, мешало. Скорее по наитию, он направился в сторону, приметив небольшой овраг, поросший дикой малиной. Взяв наизготовку ППШ, Левашов спустился вниз и только здесь понял причину своей тревоги: на самом дне оврага, обхватив руками коленки, сидела девчушка лет семи. Дрожа всем телом под бесконечным дождём, она со страхом смотрела на подошедшего сержанта.
– Чего ж ты, родная, одна-то… – Левашов не находил слов, глядя на трясущегося ребёнка, – как же ты одна-то….
Девчушка ещё сильнее обхватила колени и заплакала. Сержант не заметил, как стащил с себя промокшую шинель, как закутав в неё найдёныша, нёс к дороге, стараясь догнать ушедший далеко отряд. А разошедшийся дождь не прекращался ни на минуту, автомат больно бил по спине, и мокрая пилотка то и дело сползала на глаза.
– Дяденька, мне в кустики надо! – услышал Левашов из-под ворота шинели, – Очень надо!
– Слава богу! – обрадовался сержант, – В себя пришла!
Он опустил девчушку на землю. Та выскользнула из своего укрытия, высохшая, разрумянившаяся. Благодарно взглянув на Левашова, юркнула в кусты.
«Как змейка!» – подумал он и удивился. Что ж это такое, как будто только что с печи скользнула!
– Эй! – позвал сержант. Не услышав ответа, направился к кустам, но там никого не было.
– Эй, дитё! – крикнул Левашов ещё раз, оглядываясь по сторонам. И только сейчас приметил он небольшой медальончик, который покачивался на сломленной ветке бузины. Медальон как медальон, только выбито на нём изображение какой-то женщины в древнерусском сарафане. То, что в древнем, это Левашов определил сразу, недаром до войны в библиотеках просиживал, всё в техникум готовился поступать.
Сержант переступал с ноги на ногу, совершенно не зная, что же делать дальше: иль в карман положить, иль выбросить от греха подальше.
– Носи! – ударил в уши знакомый голосок, – И не снимай никогда, слышишь?! Никогда!
Голос удалялся. И вот уже опять в сознание Левашова возвращался шум канонады, и дождь всё так же хлестал по веткам, срывая с них пожелтевшие мёртвые листья.
Бррр! Сержант, как под гипнозом, надев на шею медальон, стал натягивать на мокрую гимнастёрку шинель. «Мои-то уже далеко ушли! – почему-то подумалось вдруг, – потеряли, поди!»
Хотелось думать, что всё привиделось, что не было никакой мокрой девчонки в овраге, не слышался таинственный голос над головой. Ведь расскажи кому, засмеют! И, не дай бог, до особиста дойдёт – это прямая дорога в тыл. Кому ж ненормальные на фронте нужны!
– Ты чего там? – спросил Белоусов, когда сержант догнал отряд, – Приспичило что ли?
– Вроде того! – отмахнулся Левашов.
А уже в части не выдержал, показал медальон Калмыку:
– Не знаешь, кто это?
– Не, не знаю, – всматриваясь в изображение, ответил ефрейтор, – Трофей что ли?
– Да так, интересуюсь просто.
– Что-то я у тебя этой вещицы не видел раньше… – сощурил глаза Калмык.
– Да пошёл ты! Не хочешь помочь, не надо!
Левашов обиделся и собрался уходить.
– Постой, я ж так просто! – Калмык придержал сержанта, – Есть у меня один землячок в штабе, Пичугин Лёшка. Писарь, но грамотный, чёрт! Умный, одним словом, в институте учился.
Пичугин, едва взглянув на медальон, ошарашил Левашова:
– Это Берегиня! – с видом знатока сообщил он.
– Кто? – не понял сержант.
– Ну, Берегиня, древнеславянская богиня. Образ некой древней женской силы, направленной на помощь людям, живущим по чести и правде. Кстати, чистое серебро.
– Ясно, – Левашов застегнул гимнастёрку, – Спасибо, брат!
– Не за что! Кстати, Берегиня призвана сохранять род конкретного человека. Нужный медальон, товарищ сержант!
После того случая через месяц Левашов был переведён в строевую часть и гнал фашистских захватчиков со своей земли в составе пехотного полка. До самого Берлина дошёл сержант. В штурме Рейхстага не участвовал, но окраины города зачищал от недобитой нечисти. И ни одна пуля не задела Левашова за всё это время. Гибли товарищи, а ему хоть бы что! Казалось, в самых страшных ситуациях, когда и выхода никакого не было, что вот она, смерть, здрасте, летели мимо предназначенные для него пули, не брали ножи и штыки немецкие!
С тем и вернулся в родные края: живой, здоровый, с двумя медалями и орденом на груди. Женился, двух детишек на ноги поднял. Слыл по селу лучшим электриком. Пуще глаза берёг вылитый в серебре образ Берегини и верил в её небесное покровительство.
Однажды забылся, видимо: снял в бане медальон, повесил его на гвоздь, да оставил там по непонятной причине. Утром на работу ушёл, а в обед сообщили жене, что разбился её супруг, упав со столба. После похорон вспомнила она про мужнин медальон, но только найти его так и не смогла. Потом всё гадала: может, подарил кому, может, забрал кто-то…
Ночной порой
Муравей упорно тащил травинку. Её сдувало слабым ночным ветерком, но он изо всех сил удерживал свою находку и снова продвигался вперёд. Наконец, травинка зацепилась за волосок, торчащий из носа спящего человека. Лицо, по которому полз муравей, вдруг напряглось, задрожало. Муравей замер. Человек взмахнул рукой и чихнул, сбрасывая с себя непрошеного гостя вместе с его добычей.
« Господи, башка-то как раскалывается!» – горестно подумал Максим, усердно теребя чесавшийся нос. Чувствуя ночную прохладу, он поёжился и медленно открыл глаза. Над головой сверкали далёкие звёзды, а где-то совсем рядом шумели листья деревьев, то и дело затихая перед следующим порывом ветерка.
« Как бриз на море!» – мелькнуло в больной голове. Наверно, таким бывает морской шум, но вот только Максим никогда на море не был, и в ближайшее время такой возможности не наблюдалось. Он снова закрыл глаза, и память его устремилось в
