Другая дочь - Гарднер Лиза

Полюбила маленькую Мелани просто за то, что та была маленькой Мелани. Полюбила за то, что малышка переживала даже за незнакомцев, что старалась вызвать у людей улыбку. Мелани была сильной. Скрытной. Серьезной. То есть именно такой, какой всегда мечтала стать Патриция, но так никогда и не стала. Мелани сделалась героиней Патриции Стоукс.

Ради Мелани Патриция взяла себя в руки. Ради Мелани снова полюбила Брайана и начала уделять ему внимание, в котором мальчик отчаянно нуждался, которое вернуло ему мать. Ради Мелани даже снова начала заниматься любовью с мужем, потому что именно тогда, когда Патриция решила, что от их брака ничего не осталось, Харпер преподнес ей этот драгоценный подарок – вторую дочь и шанс на этот раз сделать все правильно.

В ту ночь, когда Мелани привезли домой, Патриция медленно сняла с себя одежду и впервые за пять с половиной лет скользнула в объятия мужа. Харпер не оттолкнул, хотя она знала, что у него были и другие женщины, и что его сердце не совсем оттаяло к ней.

Когда недолгое соитие завершилось, она поняла, что Харпер никогда больше не будет любить ее так, как когда-то. Не будет больше поклоняться и неотступно преследовать, как в самом начале. Никогда больше не посмотрит с былой страстью.

Он просто смирился. Заботился о ней, как и прежде. Но не простил. В Техасе прощение – женская обязанность.

Теперь Харпер изучал деловые страницы. Углубился в столичные новости. Патриция мельком глянула на лицо мужа, хотя знала, что за прошедшие десятилетия ничего не изменилось – все те же голубые глаза, квадратный подбородок, густые золотистые волосы.

Даже в свои пятьдесят восемь он выглядел тем же мужчиной, который влюбил ее в себя и увел у Джейми О'Доннелла.

Патриция запустила ложку в грейпфрут.

И вдруг нахлынули незваные воспоминания о техасских ночах, жарких и влажных, когда все трое считали, что покорят весь мир, ведь Джейми необыкновенно силен, Харпер необыкновенно очарователен, а Патриция необыкновенно красива.

У Харпера нет ничего, кроме обаяния и улыбки, детка. Он одержим имиджем, а не сутью. Тебе нужен кто-то получше.

Он понимает меня, Джейми.

Почему? Потому что носит правильную одежду и делает маникюр? Потому что продаст родную мать за приглашение на вечеринку для избранных?

Именно, любовь моя. Именно так.

– Прости меня, Меган, – одними губами прошептала Патриция грейпфруту. – Мне очень жаль.

– Что? – оторвался от чтения Харпер.

– Я беспокоюсь о Мелани.

– Она слишком увлеченно трудилась, – серьезно заметил он, немедленно опустив газету.

Здоровье было его территорией, и Харпер всегда очень беспокоился о Мелани, особенно во время приступов мигрени.

– Ей надо научиться сбавлять темп.

– Я пыталась, – привычно откликнулась Патриция, потом легко пожала плечами – она так и не сумела заставить сбавлять темп ни дочь, ни мужа.

– Что, если мы все вместе поедем в отпуск? – предложил Харпер, словно прочитав ее мысли.

– Прости?

– Послушай, Пат, – убеждал он, склонившись вперед, – я уже несколько недель обдумываю эту идею. Я вечно обещал, что когда-нибудь, после выхода на пенсию мы объедем весь мир. Но, черт возьми, я не становлюсь моложе. Как и ты. Может, настало время наконец поддаться порыву. Возьмем детей и рванем в кругосветный круиз. Что скажешь?

Патриция потеряла дар речи. Трясущиеся пальцы выпустили серебряную ложку. Кругосветный круиз. Вот так просто. В самых смелых мечтах муж никогда не делал подобных предложений.

Осторожно вгляделась в Харпера, выискивая нечто диковинное.

И гадала, осознает ли муж, что даже после всех этих лет она его любит, как любила всегда.

Даже тогда, когда он предпочел семье работу. Даже тогда, когда предъявлял глупые мальчишеские претензии, а затем возвращался домой и сухо целовал в щеку.

Гадала, осознает ли муж, как терпеливо и спокойно она ждала того дня, когда он объявит об увольнении и снова будет принадлежать ей одной.

Тогда, возможно, они смогут вернуть то, что так недолго разделяли в первые жаркие дни в Техасе. Тогда, возможно, они смогут наконец оставить позади взаимные ошибки, взаимные обиды и взаимные сожаления и начать все заново.

Ведь все твердят, что никогда не поздно начать новую жизнь?

– Ты… оставишь больницу?

– Ну, уйти в отпуск не значит оставить.

Патриция отвернулась, чтобы скрыть разочарование.

– И надолго? На неделю, две?

– Дольше. Месяца на четыре, даже на полгода. Черт, может, я действительно вопреки рассудку оторвусь на всю катушку.

Отпуск. Патриция снова сосредоточилась. Непонятно, то ли восторгаться, то ли насторожиться. Изо всех сил изобразила заинтересованность.

– Правда? Когда?

– Полагаю, на следующей неделе, – невозмутимо сообщил Харпер.

Патриция не сомневалась, что во внезапной воцарившейся тишине муж слышит грохот ее сердца. На следующей неделе. Харпер никогда не действовал так стремительно. Никогда не совершал подобных драматичных поступков – наплевать на карьеру и отправиться отдыхать.

Боже, дело вовсе не в Мелани и не в романтике. Он знает. Муж знает.

О записке, найденной ею в машине после встречи Анонимных Алкоголиков. Внутри ее поставленного на сигнализацию мерседеса, на сиденье водителя.

Четыре слова, вырезанные из журналов. Простых. Зловещих. Замораживающих до мозга костей.

Ты получишь по заслугам.

Оледеневшую после прочтения Патрицию, с бьющимся в груди, как пойманная птица, сердцем, охватило ужасное предчувствие, что прошлое смешивается с будущим, а она не в силах ничего остановить. «Не обижай ее, – мысленно молила она. – Не причиняй Мелани боли. На этот раз я не оплошаю. Клянусь, клянусь, что не оплошаю».

– Пат? Ну же, я-то мечтал тебя обрадовать.

– Шесть месяцев, – прошептала она, не отрывая взгляда от стола. – Где-то далеко-далеко. Мелани возьмем?

– Да.

– А… а Брайана?

Харпер заколебался, потом медленно кивнул.

– Только без любовника. Я пытаюсь, Пат. Господи, я пытаюсь. Но пока не готов пойти так далеко.

– Всей семьей, – прошептала она. – Уедем. Куда подальше. Им нужно больше недели, дорогой. Слишком мало времени.

– Ха, – твердо отмахнулся Харпер, – уж если я способен бросить свою больницу, то пусть и молодежь поторопится.

– Значит, в следующую пятницу?

– Да. В следующую пятницу.

Надо надавить, подумала она. Потребовать объяснений. Но слишком боялась ответов.

– Прекрасно, дорогой, просто чудесно, – пролепетала Патриция.

– Доктор Шеффилд пришел, – сообщила появившаяся в дверях Мария.

Харпер удивился, но потом поднялся, мимолетно клюнул жену в щеку и дотронулся до пурпурных подсолнухов, поставленных утром на столик в патио.

– Все будет хорошо, – тихо заверил он. – Вот увидишь.

И ушел. Патриция осталась наедине с недоеденным грейпфрутом. Гадая, что же это такое. Импровизированный отпуск без уважительной причины. Ее собственная отчаянная готовность подыграть.

Секреты. Ее. Его. А вчера вечером она заподозрила и Мелани. Слишком много длинных пауз в речи дочери. Слишком много уклончивости в глазах. Мелани всегда чересчур многое держала в себе. Неужели она действительно думает, что родители этого не замечают?

Ты получишь по заслугам. Ты получишь по заслугам.

О, Боже, Боже.

Патриция почувствовала невероятную слабость. Еле-еле подняла ложку и заставила себя поесть. Дыхание стало тяжелым и учащенным. Жизнь снова закручивалась по спирали. Страх нападения. В ее-то возрасте, казалось бы, пора лучше владеть собой. Но увы…

Немедленно отправилась на поиски дочери. Достаточно просто взглянуть на Мелани, просто убедиться, что с ее девочкой все в порядке, что ее не похитили, не искалечили, не убили, и сразу полегчает. Еще бы убедить себя, что сейчас все по-другому, что прошлое действительно кануло в Лету и давно умерло…

Но Мелани нигде не было видно. В половине одиннадцатого утра Патриция заползла в постель.