«Несвядомая» история Белой Руси - Всеслав Зинькевич

О восстании Тадеуша Костюшко мы уже писали, теперь рассмотрим, насколько соответствует действительности «белорусскость» восстаний 1830–1831 и 1863 годов.

Восстание 1830–1831 годов

Несмотря на то, что на Венском конгрессе (1814–1815 гг.) русское правительство дало согласие на фактическое восстановление польской государственности в формате Царства Польского в составе Российской империи и даже даровало ему весьма либеральную по тем временам конституцию, поляки продолжали мечтать о независимой Польше в границах 1772 года, т. е. о включении в состав суверенного польского государства территории Белоруссии. За столетия пребывания Западной Руси в составе польско-литовского государства высшие слои общества подверглись тотальной полонизации, а западнорусская культура была низведена на уровень «попа и холопа». Многие знаковые деятели польской культуры XIX века (Адам Мицкевич, Михаил Огинский, Станислав Монюшко и другие) были связаны с территорией Белоруссии, что порождало в польском сознании восприятие этих земель как «своих».

В конце ноября 1830 года в Варшаве вспыхнул антирусский мятеж, который впоследствии затронул западные районы Белоруссии. Целью мятежа было восстановление Польши «от можа до можа». Польские националисты рассматривали Белую Русь как неотъемлемую часть Польского государства, а потому вопрос о национальном самоопределении белорусов в ходе данного восстания не то что не поднимался, он даже не приходил никому в голову.

В начале 1831 года для подготовки восстания в Белоруссии и Литве был создан Виленский центральный повстанческий комитет. Сочувствующий повстанцам самостийный историк Митрофан Довнар-Запольский писал: «Когда началось восстание в Варшаве, оно немедленно отразилось в Литве и Белоруссии. Весной 1831 года шляхта почти во всех городах Виленской губернии составила конфедерации, обезоружила местные инвалидные команды, провозгласила временное правительство и приступила к образованию войск из крестьян. Только Вильна и Ковно остались в руках правительства, но последний город скоро захвачен был восставшими. За Виленской губернией движение начало сказываться в соседних уездах Минской губернии и затем перекинулось в Могилёвскую. Ещё ранее оказалась охваченная восстанием Гродненская губерния»[135].

Посмотрим, как же «сказалось» польское восстание в Минской губернии. На основе исследования историка Олега Карповича[136] мы составили такую таблицу:

Социальный состав участников польского восстания 1830-31 гг. в Минской губернии

*. Студенты, чиновники, учителя, военнослужащие, врачи, адвокаты, служащие дворянских имений и т. д.

**. 56 католических и 14 униатских священников.

Как видим, крестьянство, из которого в то время состоял почти весь белорусский народ, осталось весьма равнодушным к восстанию (1 повстанец на 3019 собратьев по сословию). О том, какая у крестьян была мотивация участвовать в восстании, рассказывается в записке Минской губернской следственной комиссии шефу корпуса жандармов: «Люди низшего класса присоединялись обещаниями улучшения их состояния, а ещё более щедрою раздачею им денег. Сия приманка увеличивала шайки мятежников, но с прекращением оной толпы редели и с первым выстрелом рассеивались»[137].

Общая численность повстанцев также весьма показательна. По данным Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, население Минской губернии в 1834 году составляло 930632 человека[138].

Следовательно, всего в польском восстании принимало участие 0,07 % населения губернии (733 человека). Данные о социальном составе участников мятежа свидетельствуют о том, что роль первой скрипки в событиях 1830–1831 годов играли полонизированные верхи общества (дворяне и шляхта) при существенной поддержке со стороны католических и униатских священников. Из 733 восставших дворяне и шляхта составляли 51,5 %, разночинцы – 22,5 %, крестьяне – 16,4 %, представители католического и униатского духовенства – 9,5 %.

Белорусская народная песня о польском мятеже 1830–1831 годов. Источник: Романов Е.Р. Белорусский сборник. Т. 1. Киев, 1885.

Для того чтобы не было сомнений в национальной идентичности участников восстания, приведём два красноречивых фрагмента из воспоминаний «белорусского» повстанца Игнатия Клюковского:

«Во время нашего похода аж до самого города встречались нам везде женщины, которые угощали нас, где бы мы ни останавливались, и слушали со слезами на глазах наши патриотические песни, которые мы пели им, входя в каждое местечко. Везде радостно звучала забытая более чем за 20 лет песня «Ещё Польша не погибла»

<…>

После возвращения российской власти в Ошмяны разослали в разные стороны искать Тышкевича, Важинского и меня, а наши имения попали под конфискацию, чтобы взыскать ту сумму денег, которая была изъята из почты на расходы восстания. Члены Комитета Ванькович и Сорока исчезли заранее. С первым не знаю, что стало, а второго поймали черкесы в Крево и, закованного в кандалы, отвезли в Вильно. Этот уважаемый старик, который несколько раз видел поднимающееся из гроба Отечество, смело шёл на несправедливый суд, говоря с настоящей шляхетской смелостью: «Можете отобрать последние дни моей жизни, которая и так уже скоро закончится. Не много чем моя смерть вам пригодится. А Польша была и должна быть»»[139].

Итак, резюмируем: восстание 1830–1831 годов было организовано польскими патриотами ради восстановления Польши «от можа до можа», а потому подавление данного мятежа правительственными войсками спасло белорусов от возвращения под польское иго.

В связи с этим примечателен инцидент, произошедший в Беларуси в наши дни. 6 июня 2015 года в Могилёве был торжественно открыт бюст великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Эту скульптуру городу подарил фонд «Аллея российской славы» в честь 70-летия Великой Победы. Помимо прочего, на постаменте памятника был размещён отрывок из пушкинского стихотворения «Клеветникам России», написанного в связи с подавлением польского восстания 1830–1831 годов. Установка памятника и особенно отрывок из стихотворения «Клеветникам России» вызвали крайне негативную реакцию со стороны местечковых националистов, считающих польских повстанцев своими героями. Было озвучено требование снести памятник или по крайней мере убрать с постамента «агрессивный» отрывок стихотворения. В результате могилёвские власти пошли на поводу у националистов, удалив с памятника не понравившиеся им строки.

На наш взгляд, совершённый в Могилёве акт вандализма должен рассматриваться всеми настоящими патриотами Беларуси как крайне тревожный звоночек. Пример Украины показал, к чему может привести постсоветскую республику переписывание общерусской истории и «война с памятниками».

Муравьёв-Виленский и Калиновский-вешатель

Следующее польское восстание, произошедшее в 1863 году, вызывает у местечковых националистов ещё большие «патриотические чувства», нежели восстание 1830–1831 годов. Проживающий в Польше белорусский историк Олег Латышонок в одной из своих работ сравнил повстанцев 1863 года и партизан периода Великой Отечественной войны, это сравнение ожидаемо оказалось не в пользу последних: «Январские повстанцы боролись за присоединение Беларуси к Речи Посполитой, советские партизаны – за присоединение Беларуси к Советскому Союзу. Казалось бы, одно и то же, но в 1863 году независимая Беларусь не существовала даже как идея, в то время как в 1943 году прошло четверть столетия со дня провозглашения независимости Белорусской Народной Республики. Таким образом, с точки зрения белорусского самосознания, советские партизаны были явлением регрессивным.

Ещё хуже для советских партизан представляется сравнение с социальной точки зрения. Январское восстание было направлено на то, чтобы освободить крестьян от угнетения и дать им землю и волю. Советские партизаны боролись за то, чтобы забрать у крестьян землю и волю. После их победы несколько десятилетий колхозники не имели паспортов, а земли им не вернули до сих пор.

Таким образом, в сравнении с советской партизанщиной январское повстанческое движение было явлением, с точки зрения национального и социального освобождения белорусов, прогрессивным»[140].

Считая польский мятеж прогрессивным явлением, местечковые националисты всеми фибрами души ненавидят его усмирителя – графа Михаила Николаевича Муравьёва-Виленского. При этом польский революционер и предводитель восстания на территории Белоруссии и Литвы Винцент Константы Калиновский канонизирован самостийной интеллигенцией в лике «белорусского мученика» и борца с «московскими оккупантами».