Второй шанс - Эмили Хейнсворт

Торопливо листаю книгу, негодуя по поводу слипающихся страниц, но в итоге нахожу лицо Нины во втором ряду чёрно-белых фотографий десятиклассников. Она смотрит в камеру с видом человека, решившего во что бы то ни стало не поддаваться на идиотские приемы фотографа, вроде просьбы сказать слово «сыыр». Несмотря на мрачное выражение лица, снимок удачный. На чёрно-белой фотографии волосы Нины кажутся светлее. Губы поджаты, но не сложены в маску мрачного клоуна.

Она выглядит серьезной, но не грустной. Ловлю себя на том, что хотел бы знать ее лучше или хотя бы понять, как и почему мы стали друзьями. Захлопнув книгу, прикладываю ладони к глазам и давлю на них до тех пор, пока на внутренней стороне век не появляется картинка из движущихся цветных точек; как в калейдоскопе.

Решительно встаю с кровати и одеваюсь.

Формально я не обещал Нине, что никогда больше не отправлюсь в путешествие на другую сторону портала. По крайней мере, вслух я этого не говорил. Постояв за мемориальной доской и набравшись духу, сую руку в то место, где, согласно моим вычислениям, должен находиться вход в портал.

Увидев рамку из копоти вокруг окна художественной мастерской — очевидно, у администрации так и не дошли руки закрасить следы сажи, — закусываю губу. Нина права: этот портал, очевидно, не для забав… но я должен выяснить, что означает таинственный автограф в книге. Я его не писал; это сделал тот, другой Камден. Мне нужно знать зачем.

Пройти через зеленое сияние непонятного происхождения на этот раз оказывается куда легче, потому что я знаю, что меня ожидает на другой стороне. Неведомая энергия, будоражащая нервные окончания по всему телу, на этот раз вызывает только легкий приступ тошноты, не более того. Кое-какие изменения в портале всё-таки произошли — мне приходится слегка пригнуться, чтобы войти в него целиком; не припоминаю, чтобы мне пришлось делать это в прошлый раз.

Присев на корточки в кустах, дожидаюсь, пока успокоится желудок. Книгу, украденную у Нины, я держу под левой рукой. На всякий случай оглядываюсь, дабы убедиться, что попал именно туда, куда ожидал. Окно художественной мастерской, чудесным образом ставшее опять целыми и невредимым, убеждает меня в том, что я оказался в том же месте, что и в первый раз. Место поминовения Вив в таком же плачевном состоянии. Я касаюсь обернутой вокруг столба белой ленты, и она падает вниз, превратившись в неровное кольцо, лежащее у подножия. На тротуаре лежит огарок стеариновой свечи, а на доске остались только небольшие кусочки бумаги в тех местах, где фотографии были прикреплены к дереву скрепками. В принципе, увидев доску, можно предположить, что здесь кто-то погиб, но кто именно, уже никак не определить.

Если бы здесь вдруг появился он, я бы, наверное, вышиб из него дух. Здесь погибла Вив, а он даже не ухаживает за доской? Подумав об этом, начинаю ненавидеть себя за то, что в какой-то момент позавидовал ему.

Он справился с увечьем, которое могло превратить его в инвалида, спас репутацию и карьеру — но разве что-то из этого может сравниться по важности с тем, что у него было и что никто не в силах отнять?

От волнения кровь, подгоняемая исступленно бьющимся сердцем, шумит в ушах, как горный поток. Я испытываю всепоглощающее желание обнять Вив, прижать ее к себе, чтобы она почувствовала боль утраты, от которой ноет все тело. Она возникла в тот день, когда я увидел тело Вив, лежащее в луже крови и усыпанное осколками стекла, и с тех пор уже не покидала меня. Я хочу вернуть Вив. Моя жизнь без нее пуста, как пересохший колодец. А он… он даже не приходит сюда!

Зажав под мышкой книгу, я направляюсь к дому Нины, стараясь больше нигде не задерживаться.

Если мы с ней лучшие друзья, я хочу знать почему. Мне нужно знать, зачем она спасла жизнь этому ублюдку Камдену.

Успев пройти половину улицы Эвклид, я останавливаюсь на перекрестке с Бельвью. Здесь жила Вив. Отлично помню ее дом, длинный и белый, второй от конца. За окном растут кусты можжевельника. Я мог бы найти это место с закрытыми глазами. Ноги сами собой сворачивают туда, и я иду по Бельвью, не в силах сопротивляться. Просто хочу увидеть этот дом, получить какое-то доказательство того, что Вив была и в этом мире.

Я не имею ни малейшего понятия о том, сколько времени, но на улице достаточно темно. В домах и возле домов видны признаки жизни — люди не спят. Кто-то смотрит телевизор, кто-то еще не выключил свет на крыльце. Тихо. Не слышно ни машин, ни собак.

Не нужно даже поднимать взгляд от дороги, чтобы понять — я на месте. Когда мы были в девятом классе, городская администрация распорядилась обновить на улице Бельвью дорожное покрытие, и мы с Вив тайком вышли ночью на мостовую, чтобы увековечить на поверхности свежего асфальта наши инициалы: В.Х + К.П. Буквы у меня под ногами. С этого места видно окно спальни Вив, а крыльцо дома скрыто за большой ивой. Вив подавала мне сигнал, и я забирался в окно, не рискуя быть замеченным. Я думаю, ее родители ничего не имели бы против, если бы я проходил через дверь, но так было быстрее. Никаких разговоров о пустяках или напоминаний о том, что не стоит засиживаться в спальне дочери — только я и она, и больше никого.

Поднимаю голову.

В спальне Вив горит свет.

Сердце останавливается на мгновение и начинает биться снова. Сначала мне приходит в голову, что туда мог кто-то забраться. Может быть, родители просто решили сделать уборку? Превратили комнату в кабинет? В спальню для гостей? Ужасно, если они разорили спальню, убрав любимые цитаты Вив и приклеенные к стенам фотографии. Мне становится плохо. Интересно, а вещи все еще хранят ее запах? Не успев даже понять, что я делаю, обнаруживаю себя на середине газона перед домом.

Осторожно забираюсь в кусты можжевельника, чтобы меня не было видно из дома. С мистером и миссис Хэйворд я не общался с самых похорон, и надеялся, что нам никогда больше не придется встречаться.

На кровати Вив кто-то сидит.

Подкрадываюсь к стеклу, осторожно заглядываю в комнату и на мгновение перестаю дышать.

На кровати, спиной ко мне, сидит девушка. Стройная, с короткими кудрявыми черными волосами. Она держит возле уха телефонную трубку, водя пальцем по стеганому одеялу. Иногда она кивает, но говорит что-нибудь или нет, не слышно, так как нас разделяет стекло. На ней красно-белая футболка, а длинные ноги, лежащие на кровати, прикрывает короткая плиссированная юбка.

Девушка быстро кивает несколько раз подряд, отнимает от уха телефон, нажимает кнопку окончания вызова и… вытирает слезы. Через секунду она опускает ноги вниз и начинает раздеваться. Футболка оказывается спортивной толстовкой из униформы группы поддержки. Она снимает ее и бросает на единственный в комнате стул, наполовину погребенный под грудой одежды.