Желание зверя 2 (СИ) - Любимова Юлия

После бессонной ночи, что она провела возле него на диване и их первого, такого томительно нежного занятия любовью, неудивительно. Она доверчиво обнимала его, прижавшись щекой, и дыхание её приоткрытого соблазнительного ротика, дразняще касалось его и без того уже возбуждённого соска.

Вообще-то, неудобство, связанное с возбуждением, сейчас испытывала не только его грудь, но и то, что находилось гораздо ниже. Там, между его ног, как раз-таки очень удобно расположилось бедро Эмили. Удобно для Эмили. Зейна же возбуждало уже одно её присутствие и запах, не говоря уже о том, что он видел и чувствовал.

Что тут говорить: два раза с долгожданной любимой женщиной после такого длительного воздержания для него было, всё равно что облизнуться. Была бы его воля, Зейн заперся бы с Эмили на неделю, не меньше, круглосуточно не вылезая из постели, чтобы только утолить свой вселенский голод. Ну, а потом уже перешёл бы к размеренному ежедневному рациону, когда мог бы дотерпеть до их встреч вечерами у него на квартире.

Но лучше было об этом сейчас не думать – он итак отвлекался, как мог. Эмили действительно требовалось выспаться.

Сам-то он, похоже, отоспался на целую неделю. Да, и, скорее всего, ту штуку, что в него влили, нужно было благодарить – энергии было хоть отбавляй! Даже тигр чувствовал себя прекрасно, пофыркивая довольной кошкой. Хотя, это сейчас было вполне закономерно: он чувствовал себя царём зверей и поглядывал свысока, ведь именно его напористый стиль поведения, как он и требовал от Зейна изначально, и привёл их к долгожданному результату с Эмили. Для оборота тигр был всё ещё слаб, но такими темпами, да ещё рядом с нею, его полное восстановление было не за горами.

Осторожно обнимая Эмили одной рукой и стараясь заставить себя не касаться в ласке даже её волос, Зейн рассматривал окружавшую их обстановку и думал.

Они находились сейчас в комнате, своей меблировкой напоминавшей больше мужской кабинет, чем спальню, столько книг и вещей здесь было распихано по шкафам и всевозможным стеллажам, занимавшим почти всё свободное пространство стен. Однако, помимо них и большого письменного стола, двуспальная кровать и даже небольшой камин здесь тоже имелись. Правда, кроватью они с Эмили так и не воспользовались, в прямом смысле осев прямо на шкуры, лежавшие ковром у этого самого камина, когда он, подхватив её уже полностью обнажённую на руки, внёс сюда в распахнувшуюся перед ними дверь.

Зейн пытался анализировать чудесное видение, благодаря которому он добрался до неё в этом коридоре, как и своё состояние в тот момент, и ничего вразумительного, кроме силы истинной любви, для объяснения не находил. К тому же, все его природные инстинкты обострились многократно, что тоже, скорее всего, было связано с временным действием лекарства. Ну, что же, такой побочке он был только рад. Хотя и без неё был в состоянии прочувствовать всю особенность их близости.

Никогда он не чувствовал ничего подобного и ни с кем другим и не смог бы почувствовать. И дело было даже не в сексуальном удовлетворении, хотя оно и стало долгожданным апофеозом всего. Эмили ответила на его призыв, и они с нею стали едины не только физически. Это было необъяснимо словами, но всё, что требовалось его существу для абсолютного счастья – всё соединилось в ней. Теперь и навсегда она – единственная для него. А он – для неё. И хоть Зейн ещё не успел сказать ей про истинность их пары, так мало времени у них пока было, обоюдные признания в любви между поцелуями из их уст прозвучали. Многократно.

И её признание стало настоящим чудом для него – она его тоже любила!

Зейн снова с нежностью посмотрел на Эмили. Он готов был охранять её спящую безмятежность вечно, но с тоской думал о том, что ему всё же придётся оставить её на время сейчас.

Глава 30. Зейн Ривендор

Он очень бережно перенёс Эмили на кровать.

Она даже не шевельнулась, так крепко спала. Лишь в постели, с наслаждением прогнувшись, повернулась на живот, обняв рукою подушку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Проклятье! Простое движение, а его сердце, ударив о грудную клетку, снова готово было вырваться из груди. И кровь, до этого только благодаря усилиям бегущая по его венам относительно спокойной рекой, мгновенно вскипев, грозилась по-настоящему выйти из берегов.

Чёрт! На месте этой самой подушки должен быть он!

Замерев, словно взвешивая все «за» и «против», Зейн пожирал обнажённую Эмили глазами.

Как же она красива! Как невыносимо желанна! Нежная, тёплая, беззащитная... Его...

Смотреть на неё – наслаждение. И наказание. Смертельный удар в самое сердце, расходившийся затем концентрированными волнами сильнейшего возбуждения по всему его телу.

И Зейн, не имея сил сдержаться, нагнулся к ней. Сюда, чуть ниже изгиба талии, к милой ямочке на ягодице, замирая лицом всего в нескольких миллиметрах от её кожи, а затем мучительно медленно скользя выше, вдоль всего её восхитительного тела, к открытой шее, вдыхая этот ни с чем не сравнимый аромат. Аромат его женщины.

Она пахла солнцем, любовью и им.

Его запах клеймил её печатью, и тигр внутри, рыкнув, взметнулся в неистовом стремлении окончательно закрепить доказательство своей собственности. Укусить. вот здесь, у самого основания шеи, где так беззащитно выпирали маленькие косточки её позвонков, и где сейчас он увидел следы его недавней сдерживаемой страсти.

Пара гематом. Слишком нежная у Эмили кожа. Слишком неистово он целовал её там, в коридоре, когда она наконец-то оказалась в его объятиях, уже тогда еле сдерживаясь, чтобы не оставить на ней клеймо своего укуса.

О, боги!.. Отпрянув от неё с тихим рыком, Зейн, тяжело дыша, замер на несколько долгих секунд, приходя в себя. А затем, шумно выдохнув, потянул на неё покрывало, краем которого он укрывал их ещё на полу, стащив перед этим с этой самой кровати. Медленно, словно специально продляя свою агонию, наблюдая, как прячется от него вожделенное тело.

Твою ж. Как оторваться от неё?!

Это выше его сил! Невозможно сладкая пытка!.. Но нужно! Иначе его закрутит этот безумный водоворот страсти, и уже ничто на свете не поможет ему остановиться. Им остановиться...

Но как же это чертовски трудно!

Он вернётся к ней, как только сможет. Возможно, она даже не успеет проснуться. Сейчас же необходимо было хотя бы хозяевам особняка объявиться.

Хорошего же пациента они приютили! Сбежал из-под капельницы, перед этим клятвенно обещая полностью следовать всем рекомендациям своих спасителей. Благо, пациент был уже полностью здоров и жив, как никогда.

К тому же, застигнутые страстью они, не спросив, оккупировали чью-то комнату. Вряд ли она была представлена Эмили в виде гостевой, судя по своей нарочитой брутальности и количеству пыли на полках, но по той же причине, можно было смело предположить, что она стояла пустой, и в ней длительное время никто не проживал. Значит, воспользовавшись ею, они никому помешать не должны были.

Не то, чтобы Зейн сильно переживал по этому поводу. Никакого стыда и даже неловкости за своё поведение он не испытывал. Да и чего стыдиться? Любовь так же естественна, как то, что он дышит. Но объясниться с миссис Доу и другим обитателем этого особняка – её сыном, братом? – нужно было поскорее.

В первую очередь, поблагодарить за своё спасение и узнать, как они с Эмили вообще сюда попали. Клер помогла?

А вот мысль о Клер его неожиданно царапнула беспокойством. Сходил в гости, называется...

Вот перед нею ему было неудобно.

Клер, наверняка, забегала его проведать, пока он был в отключке. А, может, постеснялась Эмили, пока та была рядом с ним? Хотя, о чём это он – Ромашка и стеснение? Скорее, это она, при желании, кого угодно в краску вгонит. И без желания тоже. Вот ему, чем дольше он о ней думал, тем всё дискомфортнее становилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но Зейн усилием отогнал это ощущение, предпочитая думать о проблемах по мере их поступления. Клер должна быть сейчас в офисе – день ведь в самом разгаре – может повезёт, и он с нею тут даже и не столкнётся. А в агентстве он привычней и уверенней себя будет чувствовать. Он ведь её толком и не благодарил никогда, принимая помощь девушки уже, как нечто само собой разумеющееся. И Зейн пообещал себе, что при первой же встрече обязательно исправит эту оплошность, как бы Ромашка не относилась ко всякого рода комплиментам и благодарностям.