Кровь среди лета - Оса Ларссон

— Можешь не сомневаться в этом, — кивнул он.

— За что вы так на нее злитесь? — спросила его Анна-Мария.

— Злюсь? — повторил Линдмарк. — Я злюсь на собаку, которая облаивает белку на дереве. А здесь я не намерен юлить и прямо скажу, что ненавидел эту суку всеми фибрами души. И не я один.

«Говори же», — подумала Анна-Мария и понимающе кивнула.

— За что же вы ее ненавидели?

— За то, что она разрушила мою семью, вот за что! — закричал Магнус Линдмарк. — За то, что мой мальчик стал писать в постель в возрасте одиннадцати лет. Да, у нас были проблемы, но Мильдред вовсе не собиралась помогать нам в их решении. Я говорил Анки, что ничего не имею против того, чтобы обратиться в семейную консультацию. Но нет, она пошла к ней, и эта чертова сука подбила ее уйти от меня. Вместе с ребенком. Вы думаете, этим должны заниматься священники?

— Нет, но вы…

— Да, мы ссорились с Анки. Но ведь и ты иногда ругаешься со своим парнем?

— Частенько. Но вы так ненавидели ее, что… — Анна-Мария не договорила и принялась листать свой блокнот. — Вы подожгли ее сарай, прокололи шины на автомобиле, перебили окна в теплице.

Магнус Линдмарк широко улыбнулся:

— Откуда вы знаете, что это я?

— Что вы делали в ночь накануне праздника летнего солнцестояния?

— Я уже отвечал на этот вопрос, — спокойно продолжал Линдмарк. — Тогда я заночевал у одного моего приятеля…

— Фредрика Корпи, — прочитала Анна-Мария в своей записной книжке. — Вы часто ночуете у приятелей?

— Только когда напиваюсь так, что не могу вести машину.

— Вы сказали, что не вы один ее ненавидели. Кто еще?

Магнус Линдмарк развел руками.

— Да кто угодно…

— Я слышала, ее любили.

— Да, все эти чертовы истерички.

— И мужчины тоже.

— Такие же, как эти чертовы истерички. Спросите любого нормального парня, если можно так выразиться, и он вам скажет. Она встала поперек горла охотникам, потому что хотела отменить аренду или что-то вроде того. Однако если вы полагаете, что это Торнбьёрн убил ее, то здесь вы заблуждаетесь.

— Торнбьёрн?

— Торнбьёрн Илитало, церковный лесничий и председатель общества охотников. Он сильно поругался с ней весной прошлого года, полагаю, был не прочь вставить ствол ей в глотку. Все из-за ее чертова фонда в защиту волчицы. Стокгольмцы ведь очень любят волков. Но когда волки доберутся до их площадок для игры в гольф, да придут на их загородные веранды, да сожрут всех их пуделей на завтрак — вот тогда начнется охота!

— Разве Мильдред Нильссон из Стокгольма?

— Нет, но откуда-то с юга. Кузен Торнбьёрна Илитало в девяносто девятом году из-за волков лишился своей лайки. Они сожрали ее, когда он ездил на Рождество навестить родителей жены в Вермланд. А какая была собака, чемпион с дипломом! Он рассказывал в баре у Мике, как нашел ее, точнее, то, что от нее осталось: скелет и немного окровавленных внутренностей.

Линдмарк испытующе посмотрел на Анну-Марию, но та не изменилась в лице. Чего он, собственно, ожидал? Что она упадет в обморок при упоминании о скелете и окровавленных внутренностях?

Она ничего не ответила, и Магнус Линдмарк отвернулся. Теперь он смотрел куда-то вдаль, поверх сосен, в сторону косматых облаков, плывущих по холодному осеннему небу.

— Теперь я вижу своих родных детей только с разрешения адвоката. Черт бы ее подрал! Ведь она успела помучиться, я надеюсь?

~~~

Ребекка и Винни вернулись к Мике около пяти вечера. Завидев Лизу Стёкель, приближающуюся к кафе со стороны шоссе, Винни побежал ей навстречу.

— Собака! — кричал он, показывая на Лизу и Майкен. — Маленькая!

— Мы видели щенков, — объяснила Ребекка.

— Бека! — кричал Винни, показывая на нее.

— О, ваша популярность растет, — улыбнулась Лиза.

— Но до щенков мне еще далеко, — скромно ответила Ребекка.

— Да, до собак нам в этом плане далеко, — согласилась Лиза. — Ты любишь собак, Винни? Спасибо, что побыли с ним сегодня, — снова обратилась она к Ребекке. — Если вы потратились на еду или на что-нибудь еще, разумеется, я возмещу. — С этими словами Лиза достала из кармана бумажник.

— Нет-нет, — решительно запротестовала Ребекка и так замахала руками, что Лиза выронила бумажник на землю.

Из него посыпались пластиковые карты: читательский билет, карта скидок из магазина «Иса», банковская карта, водительские права, — и фотография Мильдред. Лиза наклонилась, чтобы подобрать все это, но Винни уже держал фотографию в руках. Она была сделана во время путешествия группы «Магдалина» в Упсалу. Мильдред улыбалась в камеру со смешанным выражением удивления и укоризны на лице. Снимала, по-видимому, Лиза.

— Ильред, — сказал Винни и приложил снимок к щеке.

Он улыбался Лизе, которая выжидающе смотрела на него. Она не хотела вырывать фотографию из рук юноши. «Какое счастье, — думала она, — что нас никто не видит, кроме Ребекки».

— Да, он дружил с Мильдред, — объяснила она, кивнув в сторону Винни.

— Должно быть, она была необыкновенным священником, — серьезно сказала Ребекка.

— Совершенно необыкновенным, — подтвердила Лиза.

Ребекка наклонилась и ласково потрепала пса за загривок.

— Это благословение Божие, — проговорила Лиза, — в его обществе я забываю все свои заботы.

— Девочка? — спросила Ребекка, пытаясь заглянуть собаке за заднюю лапу.

— Я говорю о Винни, — поправила ее Лиза. — А это Майкен. — Тут она сильно хлопнула пса по спине. — У меня много собак.

— Я люблю собак, — призналась Ребекка и погладила Майкен по голове.

«С людьми хуже, да? — подумала Лиза. — Я знаю, я сама была такой, вероятно, я и сейчас такая».

Однако Мильдред в свое время взяла ее в оборот. С самого начала. Например, однажды ей вздумалось поручить Лизе прочитать лекцию о планировании семейного бюджета. Лиза отказывалась, но Мильдред настаивала. Впрочем, «настаивала» — слишком мягкое слово, совершенно не определяющее поведения Мильдред, полагала Лиза.

— А как же люди? — спросила она Ребекку. — Людей вы любите меньше?

В памяти Лизы снова возникла картина. Вот она сама сидит на полу, рядом лежит Бруно. Она стрижет ему когти, а Майкен стоит рядом, словно медсестра у постели оперируемого больного, и наблюдает. Остальные собаки отдыхают в разных концах прихожей. Они притихли и, видимо, надеются, что Лиза про них забудет и очередь до них не дойдет.

А Мильдред сидит на диване и объясняет, какое важное поручение собирается ей дать. Как будто все дело в том, что Лиза этого не понимает. Группа «Магдалина» будет оказывать помощь женщинам, которые не сводят концы с концами в финансовом плане: безработным и больным; тем, кого поджидают у дверей судебные приставы; у кого в ящиках кухонного стола хранятся кипы счетов, квитанций и еще бог знает чего. Мильдред узнала, что Лиза работала консультантом по финансовым вопросам в управлении коммуны, и теперь хочет, чтобы она прочитала женщинам курс о планировании семейного бюджета. Это поможет им, считает Нильссон.

Лиза хотела отказаться, ответить, что с некоторых пор люди ее не интересуют. Она печется о своих собаках, кошках, козах, овцах, ягнятах. О лосихе, которая пришла к ней прошлой зимой худая, как жердь.

— Но они не пойдут на лекцию, — сказала она Мильдред.

Лиза остригла Бруно последний коготь и шлепнула его по спине. Пес побежал звать остальных. Лиза встала.

— Они скажут «да-да, это прекрасно», когда ты пригласишь их, — продолжала она, — и исчезнут.

— Посмотрим, — ответила Мильдред, и ее глаза сузились.

А потом ее рот, похожий на ягоду брусники, расплылся в улыбке, обнажив маленькие, как у ребенка, зубы.

Лиза почувствовала слабость в коленях.

— Хорошо, — ответила она, только для того, чтобы побыстрее избавиться от настойчивого священника.

Через три недели Лиза читала лекцию. Она чертила цветными маркерами на белой доске, рисовала диаграммы. Встречая взгляд Мильдред, опускала глаза, зато с интересом смотрела на других слушательниц. Те принарядились: дешевые блузы, поношенные кофты, бижутерия. Большинство ловили каждое ее слово, но некоторые казались озлобленными, будто их притащили сюда насильно.

Дальше все пошло по инерции, Лиза постепенно втягивалась в работу группы «Магдалина». Некоторое время она даже посещала занятия по изучению Библии, однако потом перестала там появляться. Лиза не решалась публично смотреть Мильдред в глаза: ей казалось, что при этом на ее лице мгновенно проступают все чувства. Но и избегать взгляда священника все время она тоже не могла, со стороны это выглядело бы подозрительно. Лиза не знала, как себя вести. Она не слышала, о чем говорят на занятиях, только роняла ручку в растерянности. И в конце концов перестала туда ходить.