Дети смотрителей слонов - Питер Хёг

Ханс пытается в последний раз защитить маму и папу.

— А когда ты наращивала волосы? — спрашивает он.

Когда мы пытаемся помочь Тильте научиться распоряжаться финансами, обращая её внимание на то, что она потратила большую часть умопомрачительных сумм, заработанных в похоронном бюро Финё у Бермуды Свартбаг и в «Культурно-сексуальной консультации» у Леоноры Гэнефрюд, чтобы съездить в Орхус сделать себе причёску, так вот, когда мы вежливо обращаем на это её внимание, то Тильте всегда отвечает, что она на самом деле преследует духовную цель, она помогает Господу Богу довести до совершенства некоторые детали, которые он не успел доделать при сотворении. Так что Ханс на самом деле хочет сказать вот что: разве возбраняется в таком случае помочь Господу немного усовершенствовать церковную службу?

Но тут Тильте резко меняет курс, она звучит серьёзно и угрожающе, так что люди более слабые, чем мы с Хансом, немедленно спрятались бы в укрытие.

— Вопрос о том, существует ли Бог, — говорит она, — это самый важный вопрос в жизни человека. И неважно, верит человек во что-то или нет, знает он это или нет, все ищут смысл своей жизни, все пытаются понять, существует ли что-нибудь за пределами тюрьмы, и что привело к созданию мира и к его нынешнему состоянию. Мы все хотим знать, что произойдёт, когда мы умрём, и были ли мы в каком-то другом месте до своего рождения, — с такими важными вещами нельзя жульничать.

На эту тираду трудно что-нибудь возразить. Поэтому какое-то время мы сидим молча, хотя некоторые из нас и не согласны. Как удивительно бывает у братьев и сестёр: мы можем быть так не согласны, что готовы убить — но в наших отношениях всё равно остаётся нечто, что без всякого преувеличения можно назвать взаимным уважением и пониманием.

В конце концов Тильте говорит:

— Они сами роют себе могилу. И не лопатой. Они роют её экскаватором.

Это становится последним словом в нашей дискуссии.

Мы въехали в респектабельное поместье, где находится самая крупная адвокатская контора Финё, а также буддистская сангха, и в машину сел лама Свен-Хельге, похожий на борца-тяжеловеса, он как раз и был борцом, пока не занялся юриспруденцией, не отправился в Тибет и не стал ламой, и, как я уже говорил, он друг дома, а к тому же ещё адвокат мамы и папы, и тем не менее он с нами не здоровается, и нам ясно почему — это на него действует присутствие Бермуды, и скоро вам станет понятно, в чём тут дело.

Вокруг уже попадаются дома, и когда мы поворачиваем к мысу Финё, на горизонте угадываются огни Северной Гавани. Мы останавливаемся перед хутором Гюллегор, который теперь называется Пури-ашрам, и из дома выходит Гитте Грисантемум и две её ученицы — все в белом.

Гитте кивает нам с Тильте, но не ламе Свену-Хельге, они садятся в машину, и мы едем во тьме через предместья Северной Гавани, потом через город и останавливаемся перед комплексом зданий, стоящих в форме каре в центре города, называются они Буллеблуфхус, и здесь находится мечеть. Из дверей выходит главный муфтий Синдбад Аль-Блаблаб.

На самом деле Синдбад никакой не главный муфтий, он просто имам. Однако, благодаря своей окладистой бороде и взгляду, он успешно прошёл пробы на роль Долговязого Джона Сильвера в постановке «Острова сокровищ» любительского театра Финё и сыграл эту роль, чем завоевал популярность среди жителей острова.

Его популярность ещё более возросла, когда он женился на Ингеборг Блобалле с хутора Блобалле, она приняла ислам и облачилась в бурку, а потом уговорила свою подругу Анне-Софи Миккельсен сделать то же самое — по мнению всех жителей Финё, это большое достижение. Лично я считаю, что бурка вполне может быть к лицу, и я бы очень хотел, чтобы некоторые личности последовали этому примеру и тоже стали носить такую одежду, например, Кай Молестер Ландер, и в его случае совсем не обязательно делать дырки для глаз.

Но хотя Синдбад и добрый малый, когда он видит Свена-Хельге и Гитте Грисантемум, с ним что-то происходит: он не удостоил их даже взглядом, да и на нас с Тильте он не взглянул, хотя именно нам и Бермуде приходится возиться с его чемоданами на колёсиках, а их столько, что мы вынуждены расставлять их вокруг гроба. Надеемся, что это никак не обидит Вибе из Рибе, она, конечно, при жизни ни с чем никогда не соглашалась, но в сложившихся обстоятельствах мы можем не ждать каких-либо возражений с её стороны.

У нас с Тильте есть одно духовное упражнение, на которое мы наткнулись, изучая в библиотеке Финё адвайта-веданту. Адвайта-веданта — это высшая ступень индуизма, его лучшая команда и ответ футбольной команде «Финё Олл Старз», если вы понимаете, о чём я говорю. Упражнение это состоит в том, что ты спрашиваешь самого себя, кто ты такой есть. И когда ты сам себе даёшь ответ, например, говоришь, я — Питер Финё, ростом сто пятьдесят пять сантиметров, весом сорок семь килограммов, размер бутс тридцать девять, то ты смотришь на этот ответ и спрашиваешь себя, передаёт ли он твою внутреннюю сущность, а если нет, то продолжаешь задавать уточняющие, направленные внутрь вопросы, и уже не облекаешь их в словесную форму, а прислушиваешься к себе, не испытывая никаких иллюзий в отношении того, что найдёшь, когда доберёшься до самого нутра, и готовясь к худшему.

Мы с Тильте частенько играем в такую игру, когда нам приходится что-нибудь делать вместе, и окружающие при этом ничего не подозревают. Вот и сейчас тоже. Аккуратно расставляя чемоданы Синдбада, мы спрашиваем самих себя, кто же это их расставляет, и когда мы заканчиваем, мы делаем паузу — эту часть упражнения, говорят, настоятельно рекомендовал Рамана Махариши, который, если следовать широко распространённому на Финё мнению, был духовным тяжеловесом. Так вот, как раз когда ты стоишь, тяжело дышишь и одновременно почиваешь на лаврах, окружающая действительность уже почти незаметна, а дверь оказывается совсем рядом.

И вот мы с Тильте стоим, на лбу выступил пот, за спиной у нас космический корабль Бермуды, и мы, обратившись внутрь себя, бросаем взгляд на другую сторону Рыночной площади Северной Гавани. Там обосновался крупный игрок ведущих бирж мира — финансовая компания «Банк Финё».

Наши головы одновременно посещает одна мысль. Тут нет ничего необычного, как я уже говорил: когда начинаешь великое духовное странствие внутрь себя, очень часто наталкиваешься на какую-нибудь идею. В идеале следует отрешиться от самой идеи и постараться понять, откуда она пришла. Но эта идея так хороша, а сложившаяся ситуация — это я вынужден признать — несколько напряжённая, поэтому я засовываю голову в машину.

— Гитте, — говорю я. — Мы обещали маме с папой оплатить один их долг.

— Наверное, за аренду банковской ячейки, — говорит Гитте. — Их ячейки. Но сегодня между прочим воскресенье.

Гитте — дама решительная. Если задуматься о том, что она управляющий Банком Финё, руководит ашрамом, мужем и тремя сыновьями, которые входят в основной состав команды Финё по гандболу, выделяясь среди других своими неандертальскими манерами, то, может быть, даже мало сказать, что решительная. Одно ясно — если Гитте по причине воскресенья не захочет сдвинуться с места, потребуется подъёмный кран.

Кран материализуется в виде Тильте, чья голова тоже появляется в окне.

— Гитте. — говорит Тильте, — а я-то надеялась, что в этом мире есть хоть что-то вечное. Во-первых, вселенское сострадание. А во-вторых, неустанная забота Банка Финё о своих клиентах.

Входная дверь банка закрыта на два замка, к тому же Гитте приходится отключать сигнализацию, банк, разумеется, подключён к Охранному агентству Финё — это обнадёживает, в случае попытки ограбления клиенты и персонал могут не беспокоиться, спасатель Джон в своих сапогах ядовитого цвета и в сопровождении Графа Дракулы будет на месте не позже чем через три четверти часа.

Банковские ячейки находятся в специальном отсеке величиной с больничный лифт, и дверь в него открывается бесшумно, похоже, в ней пневмодемпфер. Гитте не зажигает свет, наверное, чтобы жители соседних домов не начали беспокоиться — в отличие от нас, жителей города Финё, обитатели Северной Гавани, по слухам, довольно пугливы, — но света от уличных фонарей всем достаточно.

В банке можно арендовать ячейки разного размера, есть такие, в которых с лёгкостью может поместиться чья-нибудь тёща, а в другие с трудом можно втиснуть коробочку с обручальными кольцами. Ячейка, которую сейчас открывает Гитте, размером с иллюстрированную Библию для детей. Я засовываю руку внутрь и нащупываю нечто узкое и твёрдое, упакованное в полиэтиленовый пакет, стянутый резинками.

Снаружи нас с нетерпением ждут наши ближние. И тем не менее Гитте не торопится, она хочет нам что-то сказать.

— Как дела у мамы и папы на Ла Гомере?