Тревога и тревожность. Хрестоматия - Валерий Астапов

Экспериментальное подтверждение частных выводов из этой модели в общем виде было следующим: внешние особенности ситуации и Т-диспозиции совместно влияют на Т-состояние, а оно, в свою очередь, сказывается на результатах выполнения задания, причем решающую роль в качестве посредника играет степень сложности выполняемого задания: чем сильнее ситуация связана с самооценкой и чем выраженное Т-диспозиция, тем заметнее проявляется Т-состояние; чем выраженное Т-диспозиция, тем труднее дается достижение при выполнении очень сложных заданий. Угасание Т-состояния в результате переоценки ситуации после успешных или неуспешных попыток снять напряженность изучалось другими исследователями, особенно Лазарусом (R. S. Lazarus, 1968). Вопрос о том, влияет ли в конечном счете информация о наличном Т-состоянии на оценку ситуации и тем самым может ли она через механизм обратной связи усиливать или ослаблять его, еще не выяснен.

Рис. 3. а – Динамика Т-состояния индивидов с высокой и низкой Т-диспозицией при решении задач разной степени трудности; б – среднее количество ошибок у людей с высоким и низким Т-состоянием при выполнении одинаково трудных задач (С. D. Spielbergcr, 1972, р.131, 132)

Раздельное измерение тревожности как диспозиции и состояния позволяет осуществить более строгий анализ условий при решении многих проблем, связанных с выявлением индивидуальных различий по определенной диспозициональной переменной, о чем, например, убедительно свидетельствует исследование Спилбергера и его коллег (С. D, Spielberger et al., 1972). Испытуемые студенты с более или менее выраженной Т-диспозицией заучивали с помощью соответствующим образом запрограммированного компьютера некоторые естественнонаучные понятия (при неверном ответе решение отвергалось и машина вновь воспроизводила нерешенное задание; только при получении правильного ответа появлялась очередная задача). После пробного задания следовала серия из шести задач: трудные и легкие А-, В-, С-задачи. После выполнения каждого задания на мониторе появлялись четыре высказывания из шкалы Т-состояния, по которым оценивалось состояние испытуемого после только что завершенной серии задач. На рис. 3, а изображена динамика изменения Т-состояния. У индивидов с высокими показателями Т-диспозиции в каждой из серии попыток Т-состояние имело более выраженные формы, чем у тех, чьи показатели Т-диспозиции были ниже. У обеих групп испытуемых Т-состояние значительно снижалось после выполнения трех трудных задач. Очевидно, что при объективно одинаковом уровне трудности задачи, становясь все более знакомыми, т. е. более легкими, воспринимались как менее угрожающие неудачей. Об этом свидетельствует значительное уменьшение числа ошибок при следующих друг за другом сериях трудных задач. Как можно видеть из графика на рис. 3, б, снижение количества ошибок характерно только для испытуемых, реагировавших на первую трудную А-задачу повышенным Т-состоянием. Но между Т-диспозицией и количеством ошибок никакой зависимости не наблюдалось.

Теннисон и Були (R. D. Tennyson, F. R, Wooley, 1971) также выявили, основываясь на количестве допущенных ошибок, идущее в противоположных направлениях (дизординальное) значимое взаимодействие между выраженностью Т-состояния и степенью трудности задания. Задание, содержание которого предварительно объяснялось испытуемым, заключалось в распределении стихов по размеру (нужно было выделять хорей). Сначала предъявлялись трудно классифицируемые стихи, затем – более легкие. Обоим заданиям различной степени трудности предшествовали однозначные инструкции, что соответственно снижало или усугубляло Т-состояние. Это состояние коррелировало с Т-диспозицией на уровне r= 0,42 (N= 35) при трудных и r=0,62 при более легких заданиях. Разделение испытуемых на группы с высокими и низкими показателями Т-состояния выявило значимую инверсию успешности результатов: группа с высокими показателями Т-состояния допустила при выполнении легких заданий мало, при выполнении трудных – много ошибок; группа с более низкими показателями Т-состояния, напротив, при выполнении легких заданий сделала сравнительно больше ошибок, чем при выполнении трудных.

Результаты, полученные в обоих исследованиях, согласуются с исходной теорией влечения Спенса-Тейлор только при условии отказа от «хронической» гипотезы в пользу «реактивной» и принятия допущения, что именно переживаемая как угрожающая неуспехом степень трудности задания способна обострять Т-состояние. Однако полученные данные оставляют открытыми два вопроса. Во-первых, действительно ли возрастающее количество ошибок появляется согласно теории влечения вследствие усиливающейся конкуренции привычек, а не из-за помех, связанных с переживаниями чувства страха? Во-вторых, неясно, почему, как установили Теннисон и Були, слаботревожные при сравнительно легких заданиях делают относительно больше ошибок, чем при более трудных.

Ф. Б. Березин

Тревога и адаптационные механизмы[15]

При любом нарушении сбалансированности системы человек-среда недостаточность психических или физических ресурсов индивидуума для удовлетворения актуальных потребностей, рассогласование самой системы потребностей, опасения, связанные с вероятной неспособностью реализовать значимые устремления в будущем, а также с тем, что новые требования среды могут обнаружить несостоятельность, являются источником тревоги. Тревога, обозначаемая как ощущение неопределенной угрозы, характер и/или время возникновения которой не поддаются предсказанию (Березин, 1967), как чувство диффузного опасения и тревожного ожидания (Poldinger, 1970), как неопределенное беспокойство (Kζpiński, 1977) представляет собой результат возникновения или ожидания фрустрации и наиболее интимный (и облигатный) механизм психического стресса.

‹…› Принципиальное разделение нормальной и патологической тревоги приводит к выделению многочисленных разновидностей: нормальной, ситуационной, невротической, психотической и т. п. (Савенко, 1974; Дементьева, 1981 и др.). Однако тревогу расценивают и как единое по сути явление, которое может приобретать патологический характер при неадекватном усилении тревоги, генерализации ее или смещении тревожных реакций к специфическим стимулам (Cameron, Margaret, 1951; Tiele, 1965; Lopez-Ibor, 1969; Kζpiński, 1977, и др.).

Для оценки роли тревоги в процессе психической адаптации и формирования психофизиологических соотношений рассмотренные вопросы существенны в той мере, в какой от их решения зависит правомерность сопоставления эффективности адаптации и выраженности тревоги как единого психофизиологического явления или необходимость выделения качественно различных типов тревоги, каждому из которых будет свойственно специфическое влияние на указанные процессы. Одной из причин, обусловливающих разноречивость взглядов на тревоги (и, вероятно, наиболее существенной), может быть представление о том, что понятию «тревога» должно соответствовать единое феноменологическое выражение ее. Если же допустить, что проявления тревоги закономерно изменяются в зависимости от ее интенсивности и особенностей формирования, то феноменологические различия между тревогой и страхом, между нормальной и патологической тревогой могут быть выражением этих изменений.

Такие закономерности можно изучать на моделях (клинических и экспериментальных), в которых возникновение тревоги и страха обусловлено вызванными экспериментальным воздействием или патогенными факторами нарушениями функционирования церебральных структур, играющих важную роль в генезе эмоциональных состояний. Поскольку в этом случае тревогу можно четко соотнести с включением конкретных физиологических механизмов и изменением функционирования определенных структур, использование таких моделей позволяет проводить исследование тревоги при минимизации различий, связанных с генезом состояния, ролью ситуационных воздействий и личностной предрасположенностью. Адекватной клинической моделью такого рода при рассмотрении явлений тревоги, ее последующих трансформаций и механизмов интрапсихической адаптации представляются гипоталамические нарушения.

Клиническое обоснование выбора этой модели имеет два аспекта. Во-первых, длительные клинические исследования психопатологии гипоталамических поражений, особенностей вегетативно-гуморального регулирования и закономерностей действия психотропных средств (Березин, 1971) доказали, что при этих расстройствах нарушения физиологической адаптации (проявляющихся главным образом вегетативно-гуморальными сдвигами) закономерно сочетаются с нарушениями психической адаптации (клинически выражающимися пограничной психопатологической симптоматикой), которые выявляются значительно более систематично, чем при других уровнях поражения лимбико-гипоталамо-ретикулярного комплекса. При этом тревога в начальных этапах рассматриваемых нарушений выступает как относительно изолированный феномен, а в дальнейшем – как составляющая часть или основа формирования очерченных пограничных психопатологических синдромов преимущественно аффективного и невротического уровней, что дает возможность клинического изучения указанных трансформаций. Помимо этого, тревога представляет собой неотъемлемую часть клинической картины, развиваясь независимо от того, были ли тревожные реакции свойственны субъекту в преморбидном периоде. Во-вторых, гипоталамические нарушения естественно моделируют различные варианты формирования психофизиологических соотношений, позволяющие исследовать особенности психофизиологической адаптации. Поскольку гипоталамус является центром, координирующим вегетативные, гуморальные и моторные механизмы обеспечения психической деятельности, играет важную роль в системе, формирующей поведение, и оказывает многоплановое влияние на механизмы, лежащие в основе психической деятельности, следует полагать, что изменения психогуморальной, психовегетативной и психомоторной интеграции при рассматриваемых состояниях должны быть выражены наиболее рельефно.