Посмертие. Второй шанс - Виталий Момотюк

Видения стали расплываться. Вернулся слух, который сразу дал понять, что молодой шаман и не прекращал своего занятия.

В эту ночь счёт почитателей человеческой плоти к необычному члену их племени значительно вырос. Коргар пожалел, что так не будет продолжаться каждую ночь: не пришлось бы рисковать и идти в земли Волков. Если добавить убитых Грефом во время той памятной и не совсем удачной для хиддим засады, то благодаря нему уже почти десяток вражеских воинов никогда не вернется домой. Искусство молодого шамана позволило Коргару увидеть некоторые тела: порванные глотки, перекушенные конечности, вырванные внутренности. Поражала жестокость, которая сопровождала последние минуты жизни одного из неудачников. В этих смутных видениях казалось, что его буквально разрывали на части. И ему, уже закалённому воину и опытному охотнику, стало не по себе. Это дикие звери могли так поступать со своей добычей: догнать, свалить на землю и вырывать куски плоти из ещё живого тела. А тут человек.

Но, справедливости ради, следовало признать, что оборотень вроде бы не позарился на человечину: оторванные от тел куски плоти всегда валялись неподалёку. Он убивал врага и даже рвал его тело на части, но вот ел ли он это мясо — было не понятно. Коргар не удержался и спросил Грефа, когда тот вернулся утром в лагерь. Для полной определённости, воин сопровождал свои слова жестами и пантомимой. Греф понял суть вопроса, и на его лице возникла такая гримаса отвращения, будто его вот–вот должно было вывернуть наизнанку. Он даже обиделся, что ли.

Потом пришлось уходить. Ночной налёт оборотня на лагерь хиддим дал отряду возможность прилично оторваться: не выспавшиеся воины противника быстро устали. К тому же в отряде Коргара были только молодые и быстрые мужчины, способные длительное время поддерживать необходимую скорость движения. Вызывал опасения только Греф: как и враг, он тоже не отдыхал ночью. Но, к удивлению всего отряда, тому всё было ни по чём. Только на коротком дневном привале оборотень моментально уснул. Пришлось будить.

Вечером Греф снова ушёл в лес. Коргар потом несколько раз слышал вдалеке волчий вой, но был ли это оборотень и что он делал? Шаман отказался прибегать к помощи духов, хотя и не объяснил причину такого решения. На этот раз Греф вернулся около полуночи и притащил тушу лесной козы. Воины встретили его радушно: запасы пищи быстро таяли, а охотиться времени не было. Так можно запросто отощать и ослабеть. И это рядом с идущим по пятам вражеским отрядом. Свежее мясо оказалось очень кстати, и тушу немедленно освежевали. А сам Греф спал до рассвета как убитый.

Следующие двое суток прошли точно так же. Почти весь день в движении, вечером остановка на отдых, ночные походы оборотня. Вернувшись под утро четвёртого дня, Греф показал Коргару длинный кинжал из чёрной бронзы. Оружие было в крови, хотя на оборотне ран не было. Это значило, что количество вражеских воинов уменьшилось как минимум на одного. Кинжал был хорошо сбалансирован, без всяких украшений. Настоящее оружие. Коргар вернул его Грефу: пора ему обзаводиться чем‑то посущественней каменного ножа.

Тем утром они вступили на земли Волков: выбеленный солнцем, дождём и ветрами череп этого хищника, повешенный на суку, явственно указывал на это. Теперь риск возрастал. Отряд не мог уменьшать скорость передвижения, иначе воины хиддим заподозрили бы подвох. Нужно было двигаться по чужих землях с такой уверенностью, словно это была земля их родного племени. Так можно было запросто угодить в засаду. Нужен был проводник.

Неожиданно Греф взял на себя эту роль, словно сумел прочитать мрачные мысли Коргара: разговор у них по–прежнему не получался, и общались они больше при помощи жестов и рисунков. Он уверенно повёл воинов на северо–запад, ориентируясь по одному ему известным приметам. Впрочем, рассудили между собой воины, он ведь бежал из плена. Следовательно, дорога ему известна. А главу отряда мучила одна мысль: может это колдовство шаманов вражеского племени в этих землях снова обрело свою силу? Но он решил не делиться с ними своими подозрениями: в последнее время он только то и делал, что осознавал свои ошибки в отношении этого изменившегося соплеменника. Вот и получалось, что не оборотень шёл с отрядом, а воины сопровождали его на пути к неизвестной цели.

Греф вёл воинов в те места, откуда он пришёл к одинокой скале. Вряд ли площадка для ритуалов располагалась на большом удалении от человеческого селения. Скорее всего, их отделяет не более чем день пути. Дороги он не знал, но странное звериное чутьё позволяло ему ориентироваться на местности, безошибочно избирая кратчайший путь. Он был готов поклясться, если бы от него этого потребовали, что площадка с жертвенником находиться почти строго на северо–западе. Откуда взялась такая уверенность, непонятно. Словно какой‑то невидимый маяк зажёгся в той части горизонта и указывал ему путь.

Это же звериное чутьё подсказывало о наличие поблизости хищников или другой опасности. И главный её источник неумолимо двигался по их следу. С каждым днём враги понемногу сокращали отставание. Греф знал, что эти воины шли даже часть ночи. Именно поэтому он сумел убить ещё одного из них: очередной неудачник немного отстал от основной группы, за что и поплатился. После его смерти вражеские вожди не смогли заставить отряд продолжать движение, иначе к утру они бы настигли отряд Коргара.

Руководили хиддим трое. Высокий и тощий воин был уже очень хорошо знаком Грефу. Его авторитет и власть в отряде была огромна: приказы Коргара, к примеру, тоже выполнялись, но нередко воины позволяли себе вольность уточнять и даже оспаривать его решения. А вот тощий обладал такой властью, что, казалось, прикажи он одному из подчинённых перерезать себе горло, его приказ был бы выполнен без промедления. Два других вождя обладали в отряде, пожалуй, не намного меньшим влиянием. Но главным среди них всё же был старый знакомый Грефа. Впрочем, после долгих часов наблюдения он заметил, что это лидерство было основано только на превосходстве в силе. И речь здесь стоило вести совсем не о крепости мышц, хотя тощий вовсе не был обделён в этом плане. Его выделяло, примерно, то же самое, что отличало в отряде Коргара молодого шамана от остальных воинов.

Тогда же заметил Греф ещё одну деталь, которая навела на некоторые вопросы. И вопросы эти постоянно возвращались, требуя найти на них ответа. На шее у всех троих вождей висели ожерелья из мелких косточек. Греф был уверен, что это человеческих фаланги пальцев. При этом количество подобных «бусинок» в каждом ожерелье было разное. У остальных вражеских воинов ничего подобного не наблюдалось, хотя многие из них тоже не отказывали себе в удовольствии покрасоваться различными ожерельями, амулетами, серьгами и браслетами. Почему так? Ведь тела двух братьев были съедены: следы на костях не оставляли в этом никаких сомнений. И тут память подбросила очередное воспоминание из прошлой жизни: у некоторых народов Земли, которые сохранили традиции каменного века и практиковали каннибализм, право вкушать плоть врага имели только вожди и выдающиеся воины. Считалось, что поедая плоть врага, воин забирает себе его силу. Может на Земле это и был просто ритуал — реликт прошлых веков и дремучего невежества, но относительно этого мира такое утверждение выглядело неубедительным. Греф вспомнил свою схватку с тощим и отбросил всякие сомнения. Пребывая в облике зверя, он довольно убедительно разобрался с целой толпой вооружённых людей, но один этот воин едва не отправил его обратно за Грань. Откуда такая сила, скорость и странные способности? Части головоломки повертелись в сознании, так и сяк, но в целостную картину не сложились: чего‑то не хватало для полного понимания ситуации с этим врагом.