Геометрическая поэзия - Софья Бекас

чего

Я в грёзы тайны обратилась,

И для чего теперь весь свет,

Такой угрюмо молчаливый,

Хранит в себе простой ответ?

Ответь же, старец! Видно, воля

Прораба сверху такова,

И то моя земная доля,

Что правды терпкие слова

Найти самой придётся вскоре

Среди незыблемых пучин

Убогих страхов в мёртвом море

И неизведанных причин.

Так размышляла на утёсе

Неколебимых сильных гор,

И всё же с ангелом решилась

На этот странный разговор.

Он ждал меня на том же месте

У райских врат. В руке держал

Архангел книгу, неуместно

Пестревшую стеклом зеркал.

«Ты знаешь, в мире не бывает,

Чтоб идеально белый цвет

Имело всё, и даже рая

Коснулся правила завет», —

Сказал архангел. На мгновение

Мне показался блеск в глазах,

Как будто тени сожаления

Остались в высохших слезах.

«Увы, история правдива

И не потерпит ложный слух.

Но, может быть, альтернатива

Тебе понравится. Пастух

Так доверял своей собаке,

Что в мыслях не было, что зверь

Своей доверчивой хозяйке

Изменит ради шутки. Дверь

В блаженный мир открыться хочет,

Но связка праведных ключей

Принадлежит тому, кто точно

Не жаждет войн кровавых дней», —

Поправил крылья серафим,

Взгляд опустив себе под ноги. —

«Наверно, был он нелюбим,

Раз из пугливой недотроги

Он превратился в Сатану».

Я опечалено смотрела

На эту полную луну,

Что в небе медленно висела.

«Да… Люцифер. Я помню время —

Он был способный ученик.

Ему на плечи это бремя

Взвалил нетлеющий старик.

Кому-то рай принадлежать

Был должен, и на царском троне

Расположился Сатана.

Его насмешливой персоне

Мы поклонялись до тех пор,

Пока разумного ответа

Мы не услышали, и спор

Зажёгся в мареве рассвета».

Архангел вдаль взор устремил,

Как будто там, на небосклоне

Себе он душу защемил

В прощальном вежливом поклоне.

«Жестокость нас поработила

И падший ангел Сатаной

В горящей бездне обратился.

Своей изменчивой страной

Он правит с чинностью монарха

И титул короля, поверь,

Просторов огненного ада

Не зря он носит. Дикий зверь

Там, повелителя пустыни

Неисправимых грешных душ,

Его ослушаться не смеет.

В песчаном жерле ветра сушь

Ревёт, гудит. Но стоит только

Приказу грозно прозвучать,

Он подчиняется невольно

И мчит его же исполнять.

Он повзрослел, и бывший ангел

Теперь читается видней

В его лице сурово-властном

И взгляде пламенных очей».

Как странен мир с его богами,

Где свято грешен край небес,

И правит им пророк уставший —

Он полуангел, полубес.

Пустыня

Дикий крик умирающей птицы

Над пустыней безмолвной застыл.

Оборвались воды вереницы,

И шакал безнадёжно завыл.

Где вы, вечных оазисов дали?

Где искать вас в смертельном краю?

Мы последние капли отдали

За последнее место в раю.

Звёзды дремлют, и дремлет пустыня.

Не колыхнется нежная рожь.

Над безмолвным простором лишь птицы

Так бессовестно веруют в ложь.

Нам песок засыхающей крошкой

Не уставшие ноги ласкал,

Пока змей неприрученной кошкой

Свою жертву безжалостно рвал.

Дикий крик, застывающий в зное.

Сколько раз мы услышим тебя

Над барханами в страстном запое,

Где вино — это жизни стезя?

Мы уходим. В кровавом закате

Нам мерещатся светлые сны,

Где под сильной струёй в водопаде

Беззаботно играют слоны.

Где лианы под солнцем не чахнут,

И с утра расцветает жасмин.

Не исполненных тридцать желаний

Забирает себе Аладдин.

Не Орфей

Вся моя жизнь — одна сплошная песня.

Вновь Сириус осветит небеса,

И вспыхнет нотами забытая комета,

В созвездии своём Большого Пса.

Я лиру достаю. Заядлым музыкантом

Вновь проклинают звёзды в небесах.

Прошу простить, друзья, исконным аргонавтом

Я был рождён в стихийных облаках.

Мой друг и я — вдвоём на этом свете,

Нам позавидовал бы свергнутый Орфей.

Лишь я и лира в вечном царстве лета,

Где расцветает призрачный шалфей.

Где музыка звучит до позднего заката,

Звучит, чтобы умолкли соловьи,

И чтобы грома гневные раскаты

Не заглушили строки о любви.

Мир замолчал, как только струны лиры

Вновь задрожали в собственных руках,

На месте замер дождь метеоритов,

И вспыхнул Сириус в далёких небесах.

Меня простят — я знаю это точно –

За сон, нарушенный балладой о любви,

За свет от звёзд, в ночи меня признавших,

За то, что замолчали соловьи.

Вся моя жизнь одной сплошной балладой

Течет под стук хромого колеса.

Друг Сириус, по дружбе нашей старой

Зажгись а созвездии своём Большого Пса.

Затуманенные очи, затуманенный рассвет…

Затуманенные очи,

Затуманенный рассвет…

К сожалению, больше мочи

Ожидать терпения нет.

Сколько грёз, пустых мечтаний

Подарил слепой обман.

Словно ядом расставаний

Отравил ночной дурман.

Сколько дней жила надеждой,

Что увижу снова тех,

Кто под порванной одеждой

Прятал сладости утех.

Я ждала с правдивой верой,

Что на свете есть любовь.

Но фальшивкою-аферой

Оказалась дружба вновь.

Нет, я их не обвиняю,

Что в рассвете своих лет,

На войне, где я дичаю,

Сгинул жизни ранний цвет.

Там, на поле, белый вереск,

Будто в память о любви,

Оживляет листья веток

Свежепролитой крови.

Много раз от почтальона

Доброй весточки ждала.

Что на месте батальона

Незастывшая смола

Запечатала конверты

Недописанных стихов.

Но в размытые кюветы

Утекают слёзы. Снов

Удивительный рисунок

Вновь вдыхает в тело жизнь,

И я будто вижу снова

Свой несыгранный козы́рь.

Затуманенные очи,

Затуманенный рассвет…

Солнце в дымке слабой ночи

Угасает в бездне лет.

Где на холме стояла церковь, и шелестел суровый лес…

Где на холме стояла церковь,

И шелестел суровый лес,

Деревня жизнью неизменной,

Надев на плечи сеть завес,

Под колокольный звон уставший

Свой коротала праздный век.

И звон, до этого молчавший,

Нарушил скрип хромых телег.

Тупая кляча, еле-еле

Наверх повозку затащив

И шрамы зализав на теле,

Продолжит путь меж старых ив.

Мужик крестьянский в бритой пашне

Крикливых отгонял ворон,

Пока его жена на бане

С дитём купалась. Пахнет он

Землёй сырой, что после капель

Ненасыщающей