Ловушка - Николай Леонов

– Из хищников, на мой взгляд, самая красивая пантера, особенно черная. Помните, у Киплинга красавица Багира?

– Ты меня не заговаривай! Черная пантера. Ишь сказочник, Андерсен какой отыскался. Люди-то похуже, куда похуже. – Она замолчала так же неожиданно, как и взорвалась. – Хотя у нас, в Кургане, люди. Вы бывали в Кургане? Да куда вам, к нам таких не пускают. У нас даже милиционеры – люди. Ну, Москва – вот гадюшник. Как это в зоопарке? Похоже на аква-риум?..

– Террариум, – подсказал Лева.

– Вот-вот, где всех гадов в одно место собрали.

– Зачем же так. У нас много красивых людей живет. Вы, например, девушка интересная.

– Вечером встретимся? – Вера некрасиво оскалилась.

Что это она на одном пункте помешана? Возможно, была в этой квартире девушкой для развлечений. Потому мужчины и боятся ее: вдруг заговорит? Черт знает что. Такая красивая девчонка!

– Я до вечера с вами расставаться не собираюсь, – ответил Лева и добавил: – А если серьезно, так при других обстоятельствах знакомства встретился бы с большим удовольствием.

– А при теперешних обстоятельствах? Нельзя? Начальство не велит?

– Не велит, – признался Лева. – А если еще серьезнее, то, пожалуйста, объясните: зачем вы вырвали страницу?

Когда Вера сердилась, то обращалась к Гурову на «ты».

– Ты то ничего, то милиционер. Такой вот мент обыкновенный, который не только трешку заберет, но еще обязательно поиздевается всласть. Чего тебе надо? Ты конфетку в руке держишь и пытаешь, какова она на зуб. Ты разверни, попробуй, узнаешь: сладкая она или кислая.

Лева бумажный комочек не разворачивал, добивался, чтобы Вера рассказала сама. Если она заговорит, расскажет значительно больше, чем написано. Гурову очень хотелось Веру разговорить. «Хотелось» – мягко сказано, это было просто необходимо. Если она к убийству непричастна, то может провести через лабиринт запутанных взаимоотношений незнакомого ему микромира. Однако Лева чувствовал: Вера понимает его неправильно, полагает, что он смакует свою победу лично над ней. Поэтому придется отступить, иначе гнешь, гнешь, да и сломаешь.

– Вот чего искренне не хотел, так это вас обидеть. – Гуров взял бумажный комочек, осторожно развернул, прогладил ладонью.

На сегодняшний день у Качалиной было намечено пять телефонных звонков. Фамилии и имена Леве ничего не говорили. В тринадцать часов – Бабкин. Так, видимо, она называла Толика Бабенко. Значит, Качалин говорил правду, и Толика ждали в тринадцать, а он отрицает. Вот это фактик! В запасник его, на потом. Что о Вере? О Вере нет ни слова. Гуров взглянул на девушку. Она сидела, потупившись, зажав ладони между колен. Гуров перевернул листочек, на обратной стороне расписан день вчерашний. Опять телефонные звонки… Парикмахерская… «Арагви»… Вот. Ясно. На семнадцать часов намечено: «Заплатить… (нецензурное слово) Верке за дела постельные».

И хотя для Гурова запись Качалиной не была неожиданностью, он болезненно поморщился и сразу поднять взгляд на Веру не сумел. «Не красна девица, не вчера родился, убери с лица брезгливость, чистоплюй, – отдавал быстрые команды Лева. – Не найдешь нужных слов – потеряешь девчонку, а она может помочь. Сделай шаг первым, ты мужчина, помоги ей, она на грани истерики. Ничего ты о ней не знаешь, ни как жила раньше, ни как живет теперь, хорошо жить с папой и мамой в тепле и любви и слыть высоконравственным…» Лева посмотрел на Веру доброжелательно, вслух, очень медленно прочитал запись Качалиной на сегодняшний день, затем удивленно произнес:

– Не понимаю, Вера, здесь о вас ничего нет. – Он положил листок в карман. – Вам, простите за совет, пить не надо. Нервы.

Вера медленно подняла голову, лицо у нее было в ярких пятнах, губы дрожали, на ресницах повисли готовые хлынуть по щекам слезы.

– Ну вот, Верочка, поздравляю, – ласково сказал Лева. – Очень рад за вас.

– С чем поздравляете?

– Плыли, плыли, добрались благополучно.

Вера всхлипнула, махнула на Леву рукой, отвернулась, чтобы он не видел ее слез. «Значит, нервничаешь ты из-за этой записи, потому и листочек вырвала, – подвел итог Лева. – Следовательно, к убийству ты никакого отношения не имеешь, в противном случае тебя бы пустяки не волновали. Ты была бы сосредоточена на одном: узнают, не узнают. Все остальное – васильки и ромашки. А ты вот носик покрасневший прячешь, потому что некрасивой показаться боишься. Нет, все-таки глупость и такая вот непосредственность тоже имеют положительные стороны. Молодец, Гуров, не напрасно так долго сидел и терпел. Теперь вперед».

Лева вновь подал Верочке воды, переставил на диван пепельницу.

– Трудно вам сегодня, понимаю. – Он кивнул, добавил в свой тон деловитости: – Как вы верно подметили, я человек и милиционер. Сейчас, к сожалению, на службе. Скажите, как вы узнали, что Качалину убили?

Сменив задушевный тон на деловой и задав быстрый вопрос, Гуров рассчитал правильно. Вера ответила тоже быстро, даже радостно, так как готова была говорить о чем угодно, только бы не о записи в ежедневнике.

– А чего ей падать? – Она слизнула юркую слезинку. – Или я мадам не знаю? Ее и здоровый мужик с ног не собьет.

– А чего все говорят о несчастном случае? – наивно спросил Лева.

– Дэник, святая простота, так по телефону сказал.

– Сергачев? – уточнил Лева. – Он вам нравится?

Верочка дернула плечиком, задумалась:

– Дэник добрый и честный, только очень слабый.

– Он слабый? – возмутился Лева, подзадоривая, добавил: – Ничего вы в людях не понимаете!

– Вы много понимаете! – отрезала Вера. – Рекорды – это одно, а жизнь посложнее будет. Бесхитростный, как большой ребенок, будто его маленьким в консервную банку запрятали, много лет продержали и в жизнь выпустили.

– Вот видите, Сергачев – хороший, а вы говорите: гадюшник, террариум. – Лева пытался вывести разговор на Качалина и Бабенко исподволь.

– Дэник один и есть, и все над ним потешаются. Он думает о себе бог знает что, а за его спиной подсмеиваются, – убежденно сказала Верочка.

– Кто подсмеивается?

– Все. Эти. – Она кивнула на стенку, за которой была кухня.

– А почему они вас побаиваются?

– Правильно делают, я им… – Верочка сжала кулачок. – Вор на воре, и все благородных изображают.

«И как я сам не додумался! – возмутился Лева. – Конечно, девочка – невольный свидетель деловых махинаций. Так, с этим вопросом ясно, повернем в сторону».

– Во сколько вы заступаете на дежурство?

– В семь я заступаю, если не опаздываю.

– Сегодня не опоздали?

– Сегодня нет.

– Кого вы сменили?

– Тетю Машу. Марию Григорьевну, вот фамилию не помню.

– Чем вы занимаетесь на дежурстве?

– Чем занимаюсь? – Вера приходила в себя, появлялись капризные нотки. – Чайник ставлю на плитку, с жильцами здороваюсь, они на работу тянутся. Кто в аквариум заглянет – потреплемся.

– У вас на двери цифровой код. Как часто он меняется? – Гуров задавал ничего не значащие вопросы, казалось бы, пустяковые. Когда Вера успокоится, привыкнет легко и бездумно отвечать, он спросит о главном.

– Раз в месяц, в два месяца, по-разному. – Девушка пожала плечами, на ее лице появилась насмешливая гримаска.

– Бабенко к вам в аквариум заходит?

– Случается.

– Сегодня зашел?

– Нет, пробежал. Такой деловой, ужас. Ручкой махнул – и в лифт.

– А когда уходил, тоже не зашел? – Лева начал возиться с сигаретами, глаза опустил – боялся, что они его выдадут.

– Да зачем вам? – возмутилась Вера. – Нужен мне этот Бабкин, как собаке «здрасьте».

– Действительно, глупости спрашиваю какие-то, – пробормотал Лева смущенно. – Качалин уходит на работу рано?

– В восемь тридцать, минута в минуту. – Вере доставляло удовольствие быстро и точно отвечать на вопросы.

– Обедать он приезжает?

– Редко. Сегодня заехал, уехал, – наверное, брал что-то, быстро обернулся.

– Качалин приезжал до прихода Бабенко или после него?

– Подождите. – Вера задумалась: – А зачем вам? – В ее голосе послышалась настороженность. – Чего это вы у меня выпытываете? Вы их подозреваете?

– Это дело следователя, мне же – рапорт писать. – Леве пришла спасительная мысль, и он продолжал вдохновенно: – Я время наступления смерти должен указать точно. Сергачев нам позвонил в четырнадцать десять, мы приехали в пятнадцать двадцать. Так?

– Ну? – Девушка нахмурилась, пытаясь обнаружить в словах милиционера подвох.

– Так. – Лева кивнул. – Во сколько вы сюда пришли?

– Как пришла, так и заорала.

– Понятно. Значит, примерно в четырнадцать часов вы обнаружили труп. Теперь надо выяснить, кто последним и в какое время виделся с Качалиной.

– Это конечно, – согласилась Вера. Мысли в ее хорошенькой головке ворочались неумело, хотелось возразить, чтобы московский милиционер не думал, будто он самый умный. Наконец она набрела на достойный ответ: – Вы спросите у Игоря, у Толика, когда они приходили, когда уходили, так все и построится.