О Вячеславе Менжинском - Михаил Смирнов

— Проворонили денежки, — зло бросил Тихомиров.

— Не горячитесь. Деньги будут, — ответил ему Миллер. — Получим от англичан через Петербург.

— В Петербурге тоже провалы, — вновь заговорил Алферов.

— Сейчас, — вступил в разговор Ступин, — надо печалиться не о деньгах. Чрезвычайка напала на след организации, и важно форсировать подготовку выступления. Выступление намечается ориентировочно через две недели, — продолжал он. — Его окончательный срок определится в связи с положением на фронте. Но не позднее конца сентября. Боевой приказ каждый получит накануне восстания. Выступление должно начаться около шести вечера в нескольких пунктах одновременно, в городе и за городом. Город делится на два боевых сектора; восточный и западный. Центр первого — Лефортово, его тыл — Вешняки. Второй сектор: центр — Ходынка, тыл — прилегающие местности. Первым сектором, первой дивизией командует полковник Миллер. Вот вам, Василий Александрович, карта Москвы, — обращаясь к Миллеру и протягивая ему развернутую карту, говорил Ступин. — На ней обозначен, ваш район и план действий. Вторым сектором командуете полковник генштаба Талыпин. Карта и план действий у вас, Сергей Иванович, — сказал от Талыпину. — Командиров полков предупредить не ранее чем за день до выступления. Ваш полк, господин Лейе, — ударная сила восточного сектора. Главная задача — захватить и удержав вокзалы Курский и на Каланчевской площади. Первоначальная задача дивизий — овладеть кольцом трамвая «Б».

Здесь полки обоих секторов соединяются и ведут наступление на центр с целью овладеть Кремлем.

— Надо захватить Ленина, увезти его из города и держать в загородном имении как заложника на случай неудачи восстания, — добавил Алферов.

— Кремль так хорошо укреплен, что взять его никак нельзя, — сказал Тихомиров. — Одних пулеметов в Кремле двадцать семь…

— У страха глаза велики, — пробурчал Ступин. — Важно вызвать в городе и на фронте панику. Вам, Сергей Иванович, надо будет прежде всего овладеть радиостанцией на Ходынке и оповестить весь мир о падении Советской власти в Москве.

После Ступина Алферов внес уточняющие пояснения о резервах, и все совместно обговорили некоторые детали вооруженного выступления. Вскоре начали расходиться.

Перед уходом Ступин осведомился у Алферова, случаен ли провал Щепкина, или ЧК напала на след организации.

Алферов заверил, что арест Щепкина — случайность, что он, Щепкин, мужик крепкий и организацию не выдаст.

— Но вам, как начальнику штаба, нельзя ночевать в городе. Что касается меня, — продолжал Алферов, — то я уже принял кое-какие меры предосторожности…

Дзержинский и Менжинский встретились как давние, хорошие друзья-единомышленники и вели в кабинете председателя ВЧК неторопливый разговор.

Осведомившись о состоянии здоровья Менжинского и выслушав его краткий рассказ о положении на Украине, о разгуле анархо-кулацкой контрреволюции, Дзержинский спросил, не удивлен ли Вячеслав Рудольфович его предложением, точнее, просьбой в ЦК направить Менжинского на работу в Особый отдел?

— А чему удивляться? — сняв пенсне, ответил Менжинский. — Ни один настоящий коммунист не может отказаться от работы в ЧК.

— Это вы хорошо сказали, Вячеслав Рудольфович. Нам нужны в ЧК только настоящие коммунисты. Владимир Ильич мне как-то говорил, что хорошим чекистом может быть только хороший коммунист…

— Вот именно. Наша работа сейчас самая необходимая, — продолжал Дзержинский. — И не всякий, конечно, за эту работу возьмется. Но и не всякому эту работу можно поручить. Она по плечу только самым стойким, самым убежденным, кристально чистым, иначе грязь, с которой приходится возиться, может прилипнуть.

— Что касается меня, Феликс Эдмундович, то я для себя считаю большой честью поручение Центрального Комитета работать в ЧК.

— Вот и договорились. Прошу вас приступить к работе в Особом отделе немедленно.

— Готов хоть сегодня.

— Вот именно сегодня, не откладывая ни на один день. Постараюсь коротко ввести вас в существо дела. В гражданской войне тыл и фронт иногда неразличимы, — продолжал Дзержинский. — Неприятель не только по ту сторону фронта, но и в тылу, даже здесь, в Москве, в Питере. Победа на фронте, а она неизбежна, требует, чтобы мы немедленно пресекли подрывную работу врага.

Сказав последние слова, Дзержинский встал со стула, прошелся по кабинету. Менжинский увидел, как еще больше похудел за этот год Дзержинский, на лице его появились новые морщины.

— Вам, Вячеслав Рудольфович, даются особые полномочия. Так что прошу обращаться непосредственно ко мне по любому поводу и в любое время.

В кабинет Дзержинского принесли морковный чай, хлеб. За чаем возобновилась беседа. Феликс Эдмундович рассказывал о раскрытии заговора так называемого «Национального центра» в Москве и до конца еще не ликвидированном заговоре в Петрограде, связанном с английской разведкой. Из краткого рассказа Дзержинского Менжинский узнал многое.

— Наш караул на лужском направлении убил офицера Никитенко. У него было обнаружено письмо генералу Родзянко за подписью «Вик». Главной фигурой петроградского заговора оказался кадет Вильгельм Штейнингер, которому было поручено формирование нового правительства. Еще более крупный заговор — в Москве. Это подтверждается шифрованным письмом некоего Борового-Федотова, агента Юденича. Письмо он выбросил во время ареста на границе с Финляндией, но его нашли пограничники. Другая нить, ведущая к московским заговорщикам, получена из Вятки. В селе Вахрушеве Вятской губерния милицией был задержан Карасенко, он же Крашенинников, который на допросе в ВЧК показал, что найденный у него миллион рублей он вез московским заговорщикам. Доставленный в Москву Крашенинников из тюрьмы пытался передать на волю две записки. Первая была передана 20 августа. В ней арестованный сообщал: «Я спутник, Василия Васильевича, арестован и нахожусь здесь…» Во второй, отправленной из тюрьмы 28 августа, он просил заготовить для него документы и сообщить, арестован ли некий ННЩ, которого Крашенинников знает.

На допросе, проведенном лично Дзержинским, Крашенинников показал, что в Москву от Колчака будет отправлено 25 миллионов рублей в распоряжение «Национального центра» — так называлась эта заговорщическая организация в Москве. ННЩ — это Николай Николаевич Щепкин. У него есть связь с Петроградом, с группой «Вика». В ночь на 29 августа Щепкин был арестован.

— При обыске, — говорил Ф. Э. Дзержинский, — нашли документы, изобличающие его в связях с Деникиным и подтверждающие существование «Национального центра». Заговорщики готовят вооруженное выступление. Вот письмо, написанное Щепкиным. — Дзержинский открыл лежавшую на столе папку и подал Менжинскому исписанный лист бумаги.

Сразу же бросились в глаза дата и заголовок письма — «22.8. НС от объединения „Национального центра“, „Союза освобождения“ и „Совета общественных деятелей“». Перевернув страницу, Менжинский прочел: «Передайте Колчаку через Стокгольм: Москвин прибыл в Москву с первой партией груза, остальных нет. Без денег работать трудно. Оружие и патроны дороги. Политические группы, кроме части меньшевиков и почти всех эсеров, работают в полном согласии. Часть эсеров с нами. Живем в страшной тревоге, начались бои у Деникина, опасаемся его слабости и повторения истории с Колчаком…Настроение у населения в Москве вполне благоприятное… Ваши лозунги должны быть: „Долой гражданскую войну“, „Долой коммунистов“, „Свободная торговля и частная собственность“. О Советах умалчивайте… В Петрограде наши гнезда разорены, связь потеряна».

— Выходит, что «Национальный центр» — это блок всех партий, от монархистов до меньшевиков и эсеров, — сказал Менжинский, возвращая письмо.

— Да, именно так. Заговорщики надеются «возродить» Россию политически и экономически на основе восстановления частной собственности. Такова программа. А средство — вооруженное восстание силами военно-технической организации,

— Мятеж, значит?

— Вот именно. «Штаб добровольческой армии Московского района» готовит вооруженное выступление в тылу, занимается шпионажем и переправляет шпионские сводки к Деникину и Юденичу.

— Значит, главная ставка на подход Деникина к Москве и помощь ему отсюда?

— Деникин до Москвы не дойдет. А что касается этого штаба, то пролетарский кулак, — сжав пальцы, сказал Дзержинский, — раздавит его прежде, чем он успеет что-либо сделать. Крашенинников свои письма адресовал не только Щепкину, но и некоему Алферову, который, оказывается, входит в состав штаба мятежников. Мы пока его не берем. Надо установить связи и брать всех сразу.

— А что о штабе показывает Щепкин?

— Еще на что-то надеется. Это и заставляет нас торопиться. Этот кадетский домовладелец, продажный слуга английского банка, всячески открещивается от участия в военном заговоре и отрицает его существование. Три дня назад, 12 сентября, Щепкин показал, — Дзержинский взял из той же папки новый документ и прочитал: — «Из найденных у меня депеш я намерен был исключить все, что касается вопроса о возможности устройства вооруженного восстания».