Купите девочку - Виктор Пронин

– Я знаю, – кивнул Овсов.

– Опасность не только от той заразы, которую в него вкатили. Могут найтись якобы мама, якобы папа... Гони всех в шею. Стреляй из чего можешь!

– Я могу в них только бутылками запускать, – усмехнулся Овсов.

– Смело кроши бутылками их головы!

– Ясно, Паша, – Овсов полез в тумбочку. – Кажется, ты созрел.

– И самое главное... Назначь мне встречу с красавицей Валей. В любом удобном для нее месте, в любое удобное для нее время.

– Валя не будет отвечать на твои вопросы, Паша.

– Почему?

– Молодая, красивая... Ей жить надо. Она и мне ничего не сказала.

– Заговорит, – уверенно заявил Пафнутьев. – Пальцы в дверь зажму – еще как заговорит!

– У нее очень ласковые пальцы, – некстати сказал Овсов и плеснул водки в свой стакан. – Не переживай, Паша... Мои ребята уже занялись девочкой. С божьей помощью разбудят. Главное, Паша, ты не отвлекайся, делай свое дело и делай. И слава тебя найдет. – Овсов помедлил, подмигнул Вике, прощально махнул рукой Пафнутьеву и выпил большой глоток финской водки, очень неплохой, кстати, водки.

Домоуправление, которое разыскивал Пафнутьев, оказалось рядом, чуть ли не в двух кварталах. В пятиэтажном блочном доме, которые с некоторых пор, подзажравшись, стали называть хрущобами, причем те самые люди, которые, не жалея ни глотки, ни живота, пробивались в эти дома совсем недавно, а пробившись, балдели в них по двадцать-тридцать лет, так вот, в таком доме на первом этаже прорубили между двумя квартирами проходы и отвели их под домоуправление. С туалетом, кухней, ванной – даже душ можно было здесь принимать в летнюю жару или на жестокое похмелье. Здесь же домоуправленцы готовили себе обеды, поскольку посещать кафешки и забегаловки было им не по карману, кипятили чай, пили водку, запершись после работы и отгородившись от назойливых пенсионеров, одиноких стариков и старух, у которых вечно что-то протекало, дуло в разных местах, замыкало и сквозило. А одиноких стариков и старух становилось почему-то с каждым годом все больше, будто молодое народонаселение попросту вымерло или зараза их какая косила, оставив в неприкосновенности опять же стариков и старух.

– Здравствуйте! – громко произнес Пафнутьев, чтобы его услышали сразу в двух квартирах. – Есть кто живой?

– Неприемный день! – с непонятной озлобленностью выкрикнула высохшая женщина в растянутой кофте, в которой явно не хватало нескольких пуговиц. И чтобы подтвердить свою решимость, начала тут же выталкивать его в дверь своими сухонькими злобными ладошками.

– А мне плевать, приемный у вас день или неприемный! – взъярился Пафнутьев, как он ярился всегда, сталкиваясь с откровенным хамством.

– Ради вас открывать? – женщина изогнулась, уперев коричневые кулачки в провалы боков.

– Ради меня! – рявкнул Пафнутьев, и только сейчас женщина сообразила, что перед ней не простой квартиросъемщик и уж никак не ветеран всех войн пришел клянчить кусок стекла или обрезок трубы. – Кто есть из руководства?

– Начальник... – сбавила тон женщина. – Но она занята.

– Кем?

– У нее посетитель... – женщина начала заискивать.

– Из прокуратуры? – продолжал сотрясать воздух Пафнутьев, уже наслаждаясь положением, в котором оказался.

– Из милиции...

– Правильно! За вас давно пора взяться!

– Видите ли, Тамара Леонидовна наказала, чтобы ее не беспокоили, она скоро освободится и тогда...

– Пьет?!

– Простите?

– У себя в кабинете – пьет?!

– Там какое-то событие... Ее дочь закончила...

– А милиция? Помогла? Теперь обмывают? – И Пафнутьев, не задерживаясь больше на пустые разговоры, с силой рванул на себя дверь, украшенную табличкой с единственным различимым словом «начальник». Жиденький крючочек, сработанный из гвоздика каким-нибудь слесарем-неумехой, тут же отскочил и обнажил тайную жизнь начальницы. Пафнутьев оказался прав – на столе стояла бутылка водки, два стаканчика, а на газетке мелковато, явно женской рукой был нарезан помидор, и хлеб был нарезан плохо, рвано как-то, и колбаса была нарезана просто отвратительно – крупноватыми несъедобными кусками. Что-то проступало в этой стыдливой пьянке недостойное тостов высоких и любвеобильных. Умильная, немного жалостная от обилия помады улыбка начальницы на его глазах необратимо и страшновато превратилась в гримасу ненависти и недовольства. Милиционер, поняв, что пробил его час, гневно повернулся к Пафнутьеву вместе со стулом. Но Пафнутьев не дал ему возможности произнести ни слова.

– Безобразие! – пророкотал он и, взяв у стены стул, придвинул его к столу и сел. В упор посмотрел на начальницу, которую стоявшая на шухере женщина назвала Тамарой Леонидовной. – Администрация пьет! Милиция пьет! А прокуратура? Хуже? Чем для вас прокуратура хуже?

– Простите, – пролепетала подавленная таким напором начальница. – Может быть, вы...

– Пафнутьев Павел Николаевич. Начальник следственного отдела прокуратуры. Прошу любить и жаловать!

– Очень приятно, – улыбнулась наконец начальница, показав красные от помады зубы.

– Слышал, – кивнул милиционер, одергивая пиджак.

– Присоединяйтесь, – женщина молниеносно вынула из тумбочки третий стакан, не очень свежий, мимолетно отметил Пафнутьев как бы даже помимо своей воли. Тяжело пить из такого стакана – между гранями на дне скапливается всякая грязь от жирных пальцев, помидорного сока, колбасных отложений. Правда, все это с внешней стороны, но когда пьешь, грязь видна увеличенно, дно стакана становится лупой.

– Спасибо, только что от стола, – отказался Пафнутьев, но его уже не слушали. Милиционер придвинул ему самый красный кусочек помидора, женщина плеснула в стакан водки, наполнив его почти наполовину. «Неважная водка, – отметил про себя Пафнутьев, – но в смеси с финской, которой меня угостил Овсов, авось она окажется и не столь смертельной, не столь». – Ну что ж... Тогда за содружество трех ветвей власти! – брякнул Пафнутьев и даже сам удивился ловкости, с которой у него вырвались эти слова. «Мастак ты, Паша, стал тосты толкать, не каждый за тобой угонится, не каждый».

Стаканы глухо звякнули, и все трое выпили. Может быть, водка отмоет помаду с ее зубов, успел подумать Пафнутьев, но когда женщина выпила и улыбнулась, он убедился, что надежды его были напрасны – зубы у нее сделались еще краснее, теперь к ним прилипла еще кожица помидора.

– Значит, так, – сказал Пафнутьев, закусив колбасой, которую ему выделили случайные собутыльники. – Самохин. Меня интересует гражданин Самохин Михаил Михайлович.

– О боже! – простонала начальница. – Опять влип?

– Да.

– Что на этот раз?

– Вчера задержан возле универмага. Продавал девочку. А лицензии на право продажи при себе не имел.

– Как не имел? – ужаснулась начальница, имея в виду, что не бывает лицензий на подобную торговлю. Но Пафнутьев пожелал понять ее иначе.

– И меня удивило! Ни справки, ни лицензии... Кошмар какой-то! Что происходит в стране?!

– Наверное, в роддоме спер, – мрачно проговорил милиционер, из чего Пафнутьев заключил, что парень этот, красномордый и непритязательный, судя по невысокому качеству водки и вампирьим зубам начальницы, знает Самохина достаточно хорошо.

– А при чем тут роддом? – спросил Пафнутьев.

– Роддом у нас за забором... Вот Самохин и взялся по совместительству обслуживать. Он там больше пропадает, чем на основной работе. Вечно у них что-то ломается, ремонт требуется только срочный, терпеть они не могут, дети кричат, матери, естественно, матерятся... И спирт, опять же, у них бывает, и сестрички бегают по коридорам без присмотра... Вот Самохин там и ошивается. В мастерской не застанешь.

– И что... Можно вот запросто спереть ребенка?

– Сами видите, – печально кивнула женщина и разлила остатки водки. Порывшись в тумбочке, она вынула еще один помидор, и милиционер тут же разрезал его ножом, сработанным из обломанного полотна. Похоже, заточка была хорошая, из разрезанного помидора не выдавилось ни капли сока.

– Будем живы! – поднял стакан милиционер.

– Не возражаю, – Пафнутьев чокнулся, выпил, помолчал, прислушиваясь к себе, к тому, как встретил его организм водку. Резких протестов он не услышал и потому с облегчением бросил в рот кусочек помидора. – А где его мастерская, этого Самохина?

– Вряд ли вы его застанете там.

– Хотя бы отмечусь!

– По этой улице двенадцатый дом, – сказала начальница неохотно. – В полуподвале. Кавардак у него там, но вы уж простите... Даже такого сантехника найти непросто... Да, а что с ребенком? – вспомнила она. – Ему удалось продать девочку?

– Удалось.

– И сколько же он запросил? – спросил милиционер, сдергивая с себя форменный галстук – становилось жарко, а уходить он не собирался.

– Три бутылки водки.

– Мог и больше запросить, – сказал милиционер раздумчиво, что-то прикинув про себя. – Но это надо на любителя нарваться, не каждый возьмет, покупатель нынче капризный пошел, переборчивый.