Именем волчьего закона - Андрей Бадин

Фомин и Краснов сидели очарованные повествованием полковника, но впереди их ждал еще один рассказ.

– А про Кроху в первый раз мы услышали двадцать лет назад. Она на Тишинском рынке за десять минут смогла вытянуть кошельки у всей шведской делегации – двенадцати человек. Иностранцы приехали фруктов подкупить, свежего мясца, а остались без денег. Шведский посол подал протест в МИД СССР, и Крохой занялись всерьез. Вот тогда-то в МУР примчались комитетчики и начали разрабатывать операцию по поимке этой самой Крохи. Тогда еще не знали, что именно она иностранцев обула, но догадывались. Из нас – молодых оперативников – образовали группу подставных покупателей и с красящими кошельками и портмоне в карманах направили на Тишинку. Я тогда только начал службу в убойном отделе, но нас согнали в эту спецкоманду из разных подразделений и бросили, что называется, в пекло. – Полковник мечтательно улыбнулся. – Человек сто согнали и все ради одной воровки. Но дело было громкое, можно сказать, политическое, и сил не пожалели. Раньше умели всем миром с преступниками бороться, не то что сейчас.

Дело было летом в самую жару. И вот ходим мы по рынку уже третий день, глаза мозолим, а все не крадут у нас денег и не крадут. Чуют карманники опера, ох чуют. Но наконец наш каторжный труд был вознагражден.

Я патрулировал с красивой молодой лейтенантшей из криминалистического отдела. Мы были в штатском, мокрые от пота, усталые и немного злые. Смотрели на горы фруктов, на торгующих за прилавками бодрых кавказцев, их тогда только на рынках и можно было встретить, не то что ныне. Они знаки внимания моей напарнице оказывают, глазками стреляют, лопочут что-то на корявом русском… И вдруг я чувствую, что кошелька у меня в кармане нет. А был он такой толстый, плотно газетной бумагой набит, выпирал – карман оттопыривал. Я подаю знак Алене – напарнице, что, мол, его изъяли, и мы начинаем торопливо следить за окружающими, на их руки смотреть.

Дело в том, что кошелек – это улика, и карманники как можно быстрее из него деньги вынимают, а его выбрасывают. Но наши кошельки были не простые, а с секретом, и как только их откроешь, они брызгали на руки несмываемую краску. Она обычно желтая или красная – чтобы было заметней.

Так вот, я быстро иду по рядам, ищу красные пальцы и натыкаюсь на красивую молодую худенькую девушку. Она обращается ко мне, а я смотрю на ее руки и вижу, что она держит в правой ладони красный, спелый раздавленный помидор.

– Помогите, пожалуйста, сумку подержите, – просит она.

Я беру у нее сумку, а она говорит:

– Какая я неуклюжая, вот помидор раздавила. Вы не знаете, где здесь туалет, руку помыть?

Я показал, где он, а она переложила помидоры, взяла у меня сумку и пошла между прилавками. Напарница подошла и спросила, почему у дамочки рука красная и тут до меня стало доходить, что я разговаривал с воровкой. Она симпатичная, обаятельная, нисколько не смущалась, открыто смотрела мне в глаза и вела себя естественно. Это меня с толку и сбило. Я думал, карманники пугаются, убегают, расталкивая всех на своем пути. Ан нет.

Я выхватил рацию и сообщил приметы подозреваемой. Добежал до грязного, вонючего, давно немытого женского туалета и заглянул внутрь – бабку напугал, но воровки там не было. Тогда выскочил на улицу, стал оглядываться, но в толпе обнаружить ее не смог. Через пару минут по рации сообщили, что воровку взяли и объявили долгожданный отбой.

В милицейском автобусе я вновь встретился с ней. Она сидела в наручниках, немного грустная, но когда меня увидела – заулыбалась. На вид обычная деревенская девчонка, симпатичная, на студентку похожа, не скажешь, что воровка. Правая рука у нее была в красной краске. Она показала мне пальчики, помахала ими, но ничего не сказала. А взяли ее по переданным мною по рации приметам. Я ее серенькое платье и розовую косынку сразу запомнил и про них сообщил.

Больше я Кроху никогда не видел. За ее поимку меня наградили вот этими часами. – Николай Иванович подтянул рукав пиджака и показал небольшие красивые часы швейцарского производства. – Подарок шведского посла. Именные, – с гордостью похвастался он. – На обратной стороне дарственная гравировка имеется.

– А я-то думаю, откуда у вас эти часики. – Алексей почесал затылок.

– Можно сказать, от Крохи. Она помогла мне их заполучить. Обменяла на свою свободу. Я потом следил за ее воровской судьбой, но пути наши больше не пересекались. Она освобождалась, воровала года три и опять попадалась. Потом я узнал, что она приобрела вес в воровском мире, и история со шведской делегацией сыграла здесь не последнюю роль. Про Кроху узнал весь блатной мир страны. Ее даже прочили в воровки в законе, но так и не короновали. Баба. Хотя уважают.

– Так, может, съездить к ней, поговорить? – спросил Краснов.

– Нет, не расколется. Она за все это время на себя ничего лишнего не взяла. Только ту кражу, на которой ее взяли. И давали ей год-два, а сидела по три да по пять, потому что ни дня на зоне не работала. Ты же читал в досье. За это ее и уважают. Слухи о ней по всем лагерям ходят. Мне зэки сами говорили. Она авторитет…

– А вы знаете про ее связи на воле? – спросил Сергей.

– Кто же про них знает, кроме нее, а она не скажет. Ты жди, что тебе Соловец сообщит.

– Жду вот, жду. – Сергей глубоко вздохнул и тяжко выдохнул. Вдруг тишину кабинета разорвал телефонный звонок. Сергей подумал, что это майор, и не ошибся.

– Здравия желаю, – пробасил Соловец в трубку. – Сергей Сергеевича мне позовите.

– Это я, – обрадовался Краснов.

– Я вам, наверное, ничего особенного не скажу, – издалека начал зам, – только вот что… Крашенинникова отбывает срок и скоро он подходит к концу. Она освобождается через два месяца.

– Понятно, – кивнул сыщик.

– За это время особых нарушений с ее стороны не было. Она по-прежнему не работает, но начальник ИТК решил ее в карцер не сажать. Почему он так решил – не знаю.

– Это неважно, – подтвердил Краснов.

– Наверное. За все время срока она с вашей Матвеевой виделась всего несколько раз, да и то мельком – жили в разных корпусах. Но они хорошо знают друг друга, еще с прошлых сроков. О чем говорили – никто не знает. Про Матвееву мало что известно, она замкнутая, тихая, с заключенными мало общается – в общем, бука. Кроха тоже не откровенничает, держится особняком – статус позволяет. Про них мало что известно. Те, кто что-то знает – помалкивают – боятся. Кроха влиятельная, у нее крыша имеется на воле, солидная крыша.

– Какая? – сразу спросил Сергей.

– Неизвестно, кто у нее в друзьях, а кто во врагах. Ходят слухи, что вор в законе по кличке Шалый с ней накоротке. От него и продукты ей поступают, и курево, и денежки. Кто-то от него приезжал, несколько часов с ней беседовал в комнате для гостей. О чем говорили – не знаем. Вот, наверное, и все. – Соловец замолчал.

– Хорошо. И то что-то. Спасибо вам, Иван Сергеевич, вы мне очень помогли, всего доброго.

– Не за что, – пробасил майор. – И вам всего хорошего, привет передавайте от меня Борису Андреевичу.

– Непременно передам, – Сергей улыбнулся. – До свидания.

– Здоровья вам. – Соловец повесил трубку.

Краснов встал, прошелся по кабинету, а в это время Николай Иванович и Фомин с интересом следили за ним.

– Ну, что узнал? – не удержался Максимов.

– Узнал кое-что. Эту Кроху на воле опекает некто Шалый.

– О! Ну ты сказал, – полковник привстал в кресле. – Он известный вор в законе, его уважают и боятся, и никто с ним не связывается. Он очень влиятельный. Очень. И если он по рекомендации Крохи твоей Лоле покровительствует, то тебе одному с ними не справиться. Надо подключать к делу Генеральную прокуратуру. Он только им по зубам.

Сергей разочарованно посмотрел на полковника:

– Как это? Он что, неподсуден?

– У него крутые завязки наверху. Он крутится рядом с политиканами и олигархами – там, где нам не место. Сам он никого никогда не убивал, ни на кого не наезжал – он крупный бизнесмен, но когда-то сидел за мошенничество в крупных размерах и ему дали вора в законе. Кстати, он, как и Кроха, бывший карманник. У них воровское сообщество, и состоит оно из карманников, бывших теневых предпринимателей, в общем, тех, кто ловкостью рук и ума деньги зарабатывает, а не тех, кто дубиной в подворотне машет и ножиком пыряет. Таких мясников в их среде не любят, хотя используют для черновой работы. Типы, вроде твоего Ботика, зачищают клиентов за небольшие денежки. А заправляют всем эти чистюли.

– Одни воры, а другие киллеры, – пояснил Краснов.

– Не совсем киллеры. Те профессиональные убийцы, а эти убийцы по жизни.

– Так что предпринять? – Сергей сидел и в недоумении смотрел то на Максимова, то на Фомина. От услышанного у него ухудшилось настроение, и теперь он не знал, что и делать.

– Для начала надо изучить врага, выяснить про него все, а потом уже что-то предпринимать, – Максимов выражался в свойственном ему стиле – информационно, предельно точно, без малейших эмоций.