И снова война. - Станислав Сергеев

- Так мы выбрались?

- Получается так.

- А в Москву?

- Не сразу.

- Ну ладно. А Тая?

Я усмехнулся, вспомнив, каких трудов мне стоило вывезти и уговорить взять девочку с собой в поезд.

- В соседнем вагоне едет. Все хорошо, капитан, отдыхай.

Павел закрыл глаза. Разговор и так забрал много сил, и он просто заснул, а не впал в забытье, как было раньше. А я радовался, что хоть одна головная боль отпала - Ненашев поправляется, хотя в данной ситуации это сильно сказано. Но, если честно, то я надеялся в душе, что хождение через портал добавит и ему определенных жизненных сил.

Поезд все удалялся на восток, оставляя позади разбомбленные станции и грохот фронтовой канонады и, будто пройдя определенную линию, люди как-то расслабились и витавшее в воздухе напряжение начало спадать, все поняли, что угроза попасть в окружение, хотя бы в этом рейсе, уже не грозит. Хотя гибель двух сестер в соседнем вагоне воспринималась с особой грустью. У раненных и медперсонала возникали какие-то странные, доверительно дружеские отношения. Когда сильные мужчины, которые только вчера ходили в атаку, дрались врукопашную, не могут даже подложить под себя утку - это вызывает злость, тоску и чувство неполноценности. А когда в таких делах помогают молодые, здоровые девушки, моют, бреют, перевязывают, то они становятся самыми близкими людьми, практически вторыми матерями. Их любят, ими восторгаются, ждут их прихода, и раненные стараются не показывать свою слабость, стесняясь своей слабости и беспомощности. Поэтому любые оскорбления, пошлости, грубость по отношению к медицинскому персоналу пресекалась жестко, вплоть до мордобоя.

Как ни странно, я наслаждался дорогой, любуясь проплывающими мимо пейзажами бесконечных просторов Советского Союза. После обеда, поезд остановился на крупной станции, где скопилось несколько составов, везущих на фронт свежие части и несколько таких, как наш санитарный поезд, вывозящий раненных и покалеченных обратно в тыл. Глянув в окно, увидел стоящие на соседнем пути теплушки, в которых возле дверей столпились молодые и необстрелянные бойцы, только недавно надевшие форму. Видимо им запретили выходить из вагонов и они с грустью наблюдающие за нами, раненными, которые уже побывали там, пытались завязать разговор, делились куревом и вообще всячески старались выказать свое уважение. Я не выдержал, накинул шинель и дохромал до тамбура, где столпились несколько ходячих постоянных курильщиков в надежде разжиться куревом у проходящего мимо военного эшелона. Я же просто стоял в сторонке и вдыхал морозный воздух, наполненный запахами дыма, сгоревшего угля и мазута.

Через несколько минут, когда уже замерз и собирался возвращаться в купе, между вагонами началось какое-то шевеление, и я, как и все остальные с интересом наблюдали, как в нашу сторону движется группа командиров в новеньких полушубках, перед которыми все становились по стойке смирно. Учитывая скорость, с которой все вокруг прогибались перед этими командирами, можно было сказать, что тут засветилось немаленькое начальство. Мы раненные, нас трогать особо не будут, поэтому никто не стал прятаться, в надежде глянуть на тыловиков, которые наводят шороху. Но по мере того, как группа приближалась мое сердце начало биться чаще от радости. Еще бы, во главе этой всей группы шел знакомый мне по боям в Могилеве, генерал Романов, которого мы тогда, еще летом отбили у немцев и переправили в Москву. Они шли мимо, и генерал что-то сердито высказывал плотному, широкоплечему полковнику в каракулевой шапке, а тот только и повторял "Исправим, товарищ генерал!".

Я пытался поймать взгляд Романова, но он только мелком глянув на нас, раненных столпившихся в тамбуре, опять обратил свой взор на проштрафившегося полковника и пошел дальше. Чувствуя, что единственная возможность привлечь внимание и соответственно получить прямую связь с Москвой, уходит быстрым шагом к голове воинского эшелона, закричал:

- Генерал!

Как раз где-то впереди засвистел паровоз и мой крик не был услышан, поэтому набрав в легкие побольше воздуха снова закричал.

- Генерал Романов!

Этот крик ввел в ступор не только моих, если можно так сказать спутников по тамбуру санитарного вагона, но и свиту генерала Романова. Они как по команде повернулись и самый младший из них, вроде как зеленый лейтенантик рванул ко мне с криком "Да как вы смеете!". Но я, наконец-то встретившись взглядом с генералом, и увидев в них узнавание, еще раз крикнул.

- Товарищ генерал, разрешите обратиться, капитан Кречетов!

Лейтенант, который как мелкая шестерка подбежал к нашему вагону и стал почти в прямом смысле лаять, показывая свое служебное рвение. Со стороны это выглядело комично. На фразе Да как ты мерзавец смеешь…, он был остановлен резким и волевым окликом, от которого заткнулись все вокруг.

- Остапенко, отставить.

И о чудо, крикливый поборник генеральской чести заткнулся и повернувшись к начальству замер, преданно смотря в глаза Романову, но тот только отмахнулся, сделал несколько больших и быстрых шагов и остановился напротив нашего тамбура, более пристально рассматривая меня, не веря своим глазам. Он стоял внизу, а я в вагоне и получилось, что он глядит снизу вверх, но это никак не задевало его генеральскую честь.

- Капитан, ты?

Я сделал шаг вперед, держась за поручень здоровой рукой, сполз вниз, причем мне сразу помог человек из свиты генерала. Но Романов, сделал шаг немного оттолкнув своего подчиненного, и просто обнял меня у всех на глазах.

- Здорово, капитан.

- Здравия желаю, товарищ генерал-майор.

- Да ладно, Сергей Иванович, после того, что мы с вами пережили, можно и без чинов, тем более у вас особый статус.

- Хорошо, Михаил Тимофеевич.

- Какими судьбами? Откуда здесь?

- С Бориспольского котла. Внештатная ситуация, пришлось, как обычно с приключениями, выходить к линии фронта пешком.

- А как же…

Но я его перебил.

- Михаил Тимофеевич, надо поговорить наедине…

Он кивнул, прекрасно понимая, какие вопросы и задачи могут быть в моей компетенции и, повернув голову к начальнику своей охраны, коротко бросил.

- Семен, обеспечь помещение, мне с боевым товарищем поговорить нужно наедине.

Хм, как у них это все быстро делается: я думал, помогут пройти куда-то к зданию вокзала, ну на крайний случай в санитарном вагоне уединимся где-нибудь в процедурной. Но подчиненный генерала пошел по самому простому и эффективному пути, дал команду полковнику очистить теплушку - пусть бойцы проветрятся, а генерал поговорит со своим боевым товарищем.

Поднявшись в теплушку и присев на небольшие самодельные скамеечки возле буржуйки, в которой весело потрескивал огонь.

- Ну, Сергей Иванович, рассказывайте, как вы? Я только мельком слышал про вашу деятельность в Севастополе и что-то такое про необычное положение в Бориспольском котле…

Но акцентировать внимание на вроде как секретных обстоятельствах моей деятельности в этом времени он не стал и сразу перешел к делу.

- Но вы то тут как очутились?

Я вкратце пересказал наши приключения при выходе к линии фронта, про переправу, про засаду на болоте, он внимательно слушал, ничего не упуская, и когда я дошел до остановки санитарного поезда на этой станции, он кивнул головой.

- Понятно. У вас нет возможности связаться с Москвой?

- Да, причем вопрос очень срочный.

- Я не сомневаюсь, до сих пор вспоминаю определенные события, о неразглашении которых давал подписку. Хорошо, станция далеко от линии фронта и пока Москва не даст указания, я на время задержу ваш поезд.

- Не стоит. Там много раненных, требующих немедленного лечения в стационарных госпиталях. Проще снять меня и моего человека с поезда и изъять любые документы подтверждающие наше пребывание.

- Тоже дело. Давай я своего особиста пошлю, пусть все организует…

Генерал энергично поднялся и, выглянув наружу, скомандовал:

- Мартынова сюда, срочно.

- Есть.

Повернувшись ко мне, он спросил.

- Кстати, а как тебя теперь величать? Ну чтоб представить моему начальнику особого отдела?

- Майор Кречетов.

Пока прибежал особист, мы с Романовым предались воспоминаниям о Могилеве, о погибших товарищах, об общих знакомых. Сметливый адъютант, летеха который пытался меня облаять, умудрился организовать горячий чай и пару бутербродов…

- Разрешите, товарищ генерал?

Возле дверей нарисовался высокий и плотный командир в общевойсковой форме с майорскими знаками различия. Он быстро и с профессиональным интересом оглядел картину сидящих вместе генерала Романова и неизвестного больного в потрепанной шинели и пьющих чай с бутербродами.

- Залезай, Илья и закрой дверь.

После лязга закрывающейся двери, мы остались в полумраке, и генерал спокойно сказал.