Освобождение (ЛП) - Лейк Кери

— Это здесь ты трогала себя перед моим приходом, pécheresse?

— Да, святой отец.

Рванув Айви к себе, я вонзаюсь в нее, и последовавший за этим крик, разливается по моей спине с мучительным удовольствием, которое я даже не могу описать. Латексный костюм трется о мои бедра, зубцы расстегнутой молнии царапают мне пах, добавляя наслаждению изысканной остроты.

— Ты так часто себя трогала. Ты хоть сможешь для меня кончить? — стиснув зубы, цежу я.

— Да, я обещаю, что постараюсь, святой отец. Пожалуйста.

Содрогаясь всем телом, я чувствую, как вокруг меня сжимаются ее плотные стенки, а затем скользят по моему члену, когда я из нее выхожу. Откинув голову назад, я закрываю глаза, сосредоточившись на этой пытке и, впившись в Айви пальцами, сжимаю ее затянутые в латекс бедра. Двигаясь туда-обратно, медленно и легко, я наслаждаюсь ее телом, витающим в воздухе запахом и все еще оставшимся у меня на языке вкусом. Все именно так, как я себе и представлял — невозможно приятно и, бл*дь, мучительно прекрасно.

— Айви. А, черт, — не открывая глаз, я сильным рывком притягиваю ее бедра к себе, пробуждая этим еще один утробный крик, и вдавливаюсь в ее задницу, так глубоко вонзаясь в нее своим членом, что кажется, проткну эту женщину насквозь. — Почему грех так сладок?

Айви не отвечает, но я чувствую, что кто-то крепко сжал мне яйца, и, взглянув вниз и вижу, что она протянула руку и массирует их, пока мой блестящий от ее возбуждения член входит в нее и выходит. Я ритмично вколачиваюсь в нее туда-обратно. От ее сочащейся влагой киски каждый толчок становится все более плавным. Все быстрее и быстрее я бьюсь о ее задницу, и мои бедра липкими шлепками ударяются о ее костюм.

Заглушая стоны, она утыкается головой в подушку и впивается ногтями в матрас, словно одержимая демонами. Может, так оно и есть. Конечно, Богом здесь и не пахнет, принимая во внимание, что я трахаю ее с таким безумным остервенением, что моя душа точно попадет в ад.

Не обращая внимания на ее крики, я вколачиваюсь в нее с пылом и самоотверженностью кузнеца, выковывающего из раскаленного металла меч. Меч, который в конце концов вырвет у меня из груди сердце и оставит после себя кровавое месиво. Но мне все равно, я уже окончательно растворился в этом ощущении, в этом изысканном экстазе, который обещает мне пробирающее до мурашек завершение.

— Ну же, pécheresse, дай мне услышать твой крик.

Айви поворачивает голову, и ее стоны усиливаются, становятся интенсивными, эхом отдаваясь от стен с каждым толчком моего члена.

— О, Боже!

— Здесь нет Бога, Айви. Только я.

— Дэймон! Пожалуйста, Дэймон!

Выскользнув из нее, я рывком переворачиваю Айви на спину и, глядя, как колышутся ее груди, закидываю ее ногу себе на плечо и снова в нее вхожу. Напрягаясь всем телом, я выбиваю последние секунды. Сильнее. Черт возьми, я так взвинчен, что могу сорваться.

Айви закатывает глаза, приоткрывает губы, выгибает спину, словно она отдает мне свою душу. Мне хочется запечатлеть этот образ, сохранить его у себя в сознании для тех одиноких ночей, когда я буду думать о ней. Мне хочется вспоминать этот жар и судорожное напряжение мышц, глубинную потребность растянуть этот момент как можно дольше. Смаковать каждую секунду своего распутства, пока ее киска приближает меня к разрядке.

Я не могу, не могу больше сдерживаться.

Вспышка света ослепляет мне глаза, проносится по спине. Я выхожу из Айви и, двигая в ней пальцами так стремительно, что на них хлюпает ее сок, другой рукой направляю струи семени ей на грудь. Выплеснув из себя остатки своего высвобождения, я издаю стон и, сжав челюсти, отдаюсь захлестнувшему меня потоку, чувствуя головокружение и слабость. Словно сейчас отключусь.

Айви вскрикивает и выгибает спину, ее напряженные соски блестят от моего высвобождения. Дрожа всем телом, она снова падает на матрас и смеется, прижав ко лбу забрызганную руку.

— О, Боже, — говорит Айви и снова хихикает. — Первый раз в жизни я кончила во время секса. И это со священником.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако это насыщение не приносит избавления. Я застрял в чистилище, между Раем и адом, зная, что этого будет недостаточно. Я еще не насытился этой женщиной, очевидно из-за необходимости все время держать ее рядом, из-за неуемной жажды, требующей все больше и больше ее. Как зверь, злобно охраняющий свою следующую трапезу.

Совершенно вымотанный, я падаю рядом с ней и, притянув Айви к себе, приподнимаю ее лицо, чтобы поцеловать. Наше прерывистое дыхание смешивается, у меня пересыхает во рту, и я кладу голову ей на плечо.

— Я отпускаю тебе твои грехи.

Где-то час мы лежим рядом, переплетя пальцы. Она поворачивается к тумбочке, хватает лежащее там яблоко и откусывает от него кусочек. От такой иронии у меня на лице проступает улыбка. Я смотрю, как Айви жует, двигая своими влажными от яблочного сока губами. В следующий раз она откусывает кусок побольше и, зажав его между зубами, манит меня его взять.

Наклонившись к ней, я хватаю ртом кислое яблоко и, пользуясь моментом, целую ее в губы и слизываю с них искушение. У меня на языке разливается горьковато-сладкий вкус, и я останавливаюсь, чтобы прожевать предложенный фрукт и насладиться оставшимся у меня на губах ароматом Айви.

— Кем ты хотел стать, когда был маленьким? — спрашивает она, когда я откидываюсь на подушки, подложив под голову руку и глядя на Айви.

Я не могу отвести глаз от этой девушки, от этого загадочного, завораживающего маленького существа, которое завладело всем моим вниманием. Так повелевало моим телом.

— Пожарным. Я всегда считал, что это круто — спасать людей из горящих домов.

— Ну, в некотором роде, ты это и делаешь, — говорит она с набитым яблоком ртом. — Я имею в виду, если подумать, ты спасешь их души от ада.

Она подносит несъеденную часть яблока к моему рту, чтобы я откусил ещё.

— Кажется, от твоей души я только что отказался, — я вгрызаюсь в сочную мякоть фрукта и вижу, как ее губы растягиваются в улыбке.

Прижавшись ко мне, она крадет еще один поцелуй и проводит своей затянутой в латекс ногой по моему животу. От ее прикосновения к моему паху у меня напрягаются мышцы.

— Это ужасно, ты в курсе? — откинувшись назад, Айви кладет яблоко обратно на тумбочку.

Ее грудь и изгиб тела слишком соблазнительны, поэтому я легко провожу языком по ее соску. Айви со смехом подается вперед и, схватив меня за затылок, привлекает к себе мои губы для третьего поцелуя.

— Я имею в виду, что это несправедливо по отношению к тебе. Все эти годы жить без секса. Как может Церковь такое требовать? Это естественная для людей вещь. Прекрасная вещь.

— Честно говоря, до встречи с тобой у меня никогда не было с этим особых проблем.

— Почему именно со мной? Чем я так отличаюсь от всех остальных женщин, которые, наверняка, на тебя западают?

— Хотел бы я знать, — вздыхаю я и, притянув ее к себе, целую в макушку. — Тебе трудно сопротивляться. Некоторые женщины просто сексуальны от природы, и это все усложняет.

— И ты прячешь такого зверя в этих выглаженных черных брюках?

Фыркнув, я протягиваю руку, чтобы ущипнуть ее за сосок, и она снова смеется, шлёпнув меня по груди. Однако моя улыбка вскоре гаснет, на меня наваливается тяжесть того, что мы сделали, и мысли становятся безрадостными.

— Айви…

Не дав мне договорить, она прижимает к моим губам палец и приподнимается на локте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет. Нет. Мы не будем это обсуждать. От этого я почувствую себя дешевкой, будто ты этого не хотел.

— Ты не дешевка, но я не хотел этого делать. Не тебе.

Она перебирается на меня и опускается по моим ногам.

— Вы можете выставлять это, как Вам угодно, святой отец. Но думаю, Вы — потрясающий. И никакое чувство вины или стыда этого не изменит.

Я смотрю на нее сверху вниз и замечаю, что мой член снова стал твердым, и Айви, не сводя с меня глаз, берет его в рот. Я вижу, как он исчезает между ее губами и, в буквальном смысле прикусив язык, сдерживаю готовый вырваться из горла протест. С моих уст со стоном слетает резкий вздох, воздух все еще наполнен ароматом нашего с ней секса, и я втягиваю его всей грудью, позволяя ему отравить меня похотью.