Живой Сталин. Откровения главного телохранителя Вождя - Владимир Логинов

— Хорошо, Павел Михайлович. Расскажите теперь, как вы оказались в Москве?

— Это был тридцать седьмой год. Я закончил среднюю школу в Тбилиси и подал документы в университет. Сдал экзамены хорошо, но недобрал одного балла, потому что конкурс в тот годбыл очень большим. И я не прошел. Поехал к себе на родину, а там отец умер. И вот осенью мы стали справлять поминки. Пришло много людей, и среди них один человек что-то долго с мамой разговаривал. Я подошел, и тут он говорит: «А тебя, Павлик, я возьму в Москву».

— Кто этот человек?

— Шалва Арчувадзе, на заводе в Москве механиком работал. Я не придал особого значения его словам. Ну, выпил, разговорился. Ан нет. На следующий день он опять к нам зашел и говорит: «Через три-четыре дня едем. Я покажу тебе Москву. Понравится — останешься, устрою на работу или учебу, не понравится — вернешься домой. Что тебе терять!» Вот так. Мама приготовила два бочонка хорошего виноградного вина и наказала: «Один бочонок для Шалвы, а другой передашь Александру Яковлевичу Эгнаташвили, сыну Якова Георгиевича. Шалва поможет тебе его разыскать».

— А вы его знали лично?

— Я его видел два-три раза, когда он в Гори приезжал. Но близко знаком не был. Итак, мы выехали, как сейчас помню, девятого декабря, а в Москву приехали двенадцатого. Шалва сразу повез меня к себе домой, жена его меня очень приветливо встретила, окружила заботой и вниманием, ибо своих детей у них не было. И вот дня через три к нашему дому подъезжает «эмка», шофер заходит и говорит мне: «Поехали к Александру Яковлевичу». Это Арчувадзе ему позвонил. Шофер привез меня в ГУМ, где тогда жил Александр Яковлевич, отец Бичиго. Мы заехали со стороны Мавзолея, шофер оставил меня в машине, а сам поднялся к хозяину. Потом выходит и говорит, что его нет дома. Мы подождали несколько минут, и Александр Яковлевич сам приехал, поцеловал меня и повел к себе. Я у него пожил несколько дней, и он повез меня в кремлевский дом отдыха «Заречье», где располагалось небольшое спецхозяйство. Все это было в его ведении. Приехали туда и этот бочонок вина привезли на тот случай, если Сталин заедет, его попотчевать вином из винограда, выращенного на его родине.

Меня поселили в доме отдыха, где я некоторое время пожил, я потом решил вернуться домой. Взял билет в «Метрополе», а тут Бичиго появился и сразу к отцу. «Что ты, папа, надо его на работу устроить, зачем Павлику по санаториям слоняться!» И меня уговорил билет сдать. Определили меня в том же «Заречье» в охрану, там речка текла, мост был и шлагбаум. Вот я возле этого шлагбаума и стоял. А тут сильные морозы ударили, которых я отродясь не знал, я замерз как цуцик, ибо одет был очень легко. И вот я совсем окоченел, когда увидел, что едет Александр Яковлевич. Я поднимаю шлагбаум, а он спрашивает: «Как дела, Павлик?» — «Замерз, — говорю, — в тапочках и в пальтишке тоненьком». — «Ну, ладно, — говорит, — сменишься, зайдешь к коменданту». Ну, я пришел, зуб на зуб не попадает, к коменданту. Тот определил меня в винный подвал и продовольственный склад, откуда мы отправляли в Москву вино, овощи, зелень, мясную и молочную продукцию. Там небольшой молочный заводик был, где делали сметану, кефир, масло, творог. Человек пять там работало. И еще одна небольшая группа у меня была. Нам завозили ягнят, цыплят, индеек, которых мы откармливали. И вот помню, тогда Сталину посоветовали печенку индейки употреблять. Приехал Александр Яковлевич и рассказал мне, чем и как их откармливать.

— Интересно. Как же?

— Надо было кукурузную муку с песком перемешивать и индейкам давать. Мы каждый месяц по дюжине таких индеек откармливали, затем резали и извлекали печенку, которая была белой, распухшей и порою весила до пятисот граммов каждая. А потом я учился на курсах неподалеку от Казанского вокзала. Я был примерным слушателем и очень быстро разобрался, как делать качественную молочную продукцию. Потом были подготовительные курсы при Первом медицинском институте. Но тут началась война, и меня перевели в Кремль, где была особая кухня. Я заведовал продовольственными складами года два, а потом меня сделали директором кремлевской столовой, где питалась кремлевская охрана.

— И сколько вы директорствовали?

— Шесть лет. Потом меня перевели на спецобъект «Ильинский № 14», где находился пленный генерал-фельдмаршал Паулюс и более полусотни интернированных из Германии ученых-атомщиков. Как я помню, они у нас находились с пятьдесят второго по пятьдесят седьмой год. Потом их отпустили на родину.

— Как с ними обращались?

— Очень хорошо. Да они все были освобожденные, как в санатории жили. Я же начальником ВДХ (военно-хозяйственного довольствия) был и не помню жалоб и никаких эксцессов. А в пятьдесят седьмом меня перевели в Москву на Хорошевское шоссе в специальный секретный архив, где находился фонд Гитлера, а также дела интернированных немцев и японцев.

— А какая у вас была должность и сколько вы там прослужили?

— Должность моя называлась «старший научный сотрудник», и прослужил я там до шестидесятого года. Потом попал под хрущевское сокращение. И меня сделали вольнонаемным. Там я проработал еще три года, и в шестьдесят третьем меня перевели в закрытое предприятие «Атомная энергия для мирного использования», а позже этот «почтовый ящик» переименовали в «Союзно-монтажный трест», где я стал начальником охраны и проработал тридцать пять лет до марта девяносто восьмого года.

— Так вы в возрасте восьмидесяти двух лет ушли на пенсию?

— Выходит, так. Не отпускали меня. Да и чувствовал я себя хорошо. Это вот последний месяц что-то резко сдал. Голова кружится…

— Да, интересная судьба. Ну теперь давайте вспомним Сталина. Где и когда вы встретились с ним в первый раз?

— Первая встреча состоялась в «Заречье» весной тридцать девятого года. Тогда в «Заречье» у меня жил старичок Дата Гаситашвили, который в молодости был подмастерьем у сапожника Джугашвили, у отца Сталина, и которого пожелал увидеть Иосиф Виссарионович. Александр Яковлевич привез его ко мне, и я кормил и ухаживал за ним целых три месяца. Об этом Бичиго вам рассказывал. Но поскольку это было почти шестьдесят лет назад, он кое-что забыл. Словом, он запомнил одно, а я другое. Так вот, я дополню кое-что об этой интересной встрече. Старичку надоело долго ждать Сталина, и он собрался ехать домой, а Александр Яковлевич не пускал его, ссылаясь на то, что нет билетов.

И вот пришло время, когда нам позвонил Сталин и велел привезти старика в Кунцево. Александр Яковлевич повез его. Сталин принял Дату, устроил вечер, естественно, они выпили там. И вдруг звонок к нам в «Заречье». Бичиго взял трубку — это был его отец — и после разговора сказал мне: «Давай, Павлик, быстро буди всех и накрывай на стол. Неси самое лучшее вино и все лучшее. К нам едет Сталин!» Ну, мы мигом все сделали и где-то без пяти минут три пополудни вышли на улицу с зятем Александра Яковлевича. Гиви его звали. Бичиго был в помещении. И вот подходит первая машина. В ней были Сталин и старик Давид. Сталин вышел из машины и сразу направился к нам. Подошел, протянул руку мне, потом Гиви и, не проронив ни слова, направился в дом. А в дверях уже появился Бичиго. Он снял со Сталина шинель, повесил ее. А Сталин оглядел залу, где был накрыт стол, и сказал по-грузински фразу — мол, дай Бог здоровья всем, кто живет в этом доме, и так далее. Следом за ним вошел Берия. Сели за стол, выпили и разговорились.