Пробужденный любовник - Дж. Уорд

Он увидел, как ее рука медленно двигается вверх-вниз, и понял, что она дотрагивается до той штуки, что так интересовала ее. Слава Богу, он ничего не чувствовал.

— Отпустите меня…

— Ты никогда не твердеешь без бальзама, — грустно прошептала она. — И никогда не доходишь до конца. Почему?

Она начала ласкать его сильнее, пока он не почувствовал жжение там, внизу. Отчаяние заполонило ее потемневший взгляд.

— Почему? Почему ты не хочешь меня? — Он не ответил, и она с силой дернула его плоть. — Я красива.

— Только для других, — произнес он прежде, чем осознал смысл сказанного.

Ее дыхание остановилось, словно он ударил ее со всей силы. Потом ее взгляд скользнул по его животу, груди — на лицо. Глаза ее оставались влажными от слез, но теперь в них полыхала ярость.

Госпожа поднялась с кровати и посмотрела на него сверху вниз. Потом она ударила его так сильно, что наверняка поранила и свою ладонь. Сплевывая кровь, он подумал, не выбила ли она ему несколько зубов.

Ее глаза впились в него, и тогда он понял, что сейчас она убьет его. На него снизошло успокоение. По крайней мере, страданиям придет конец. Смерть… Смерть будет великолепным решением.

Но она вдруг улыбнулась ему, словно прочитала его мысли, словно забралась внутрь его головы и украла их, как украла его тело.

— Нет, я не отошлю тебя в Забвение.

Она наклонилась и поцеловала один из его сосков, втянув его в рот. Ее рука скользнула по его ребрам, потом по животу.

— Ты худеешь. Тебе нужно питание, разве не так?

Она опускалась вниз по его телу, целуя и посасывая его кожу. Дальше все прошло очень быстро. Бальзам. Она сверху на нем. Отвратительное соединение их тел.

Когда он закрыл глаза и отвернулся в сторону, она ударила его… один раз… второй… тысячу раз. Он отказывался смотреть на нее, а у нее просто не хватало сил, чтобы повернуть его голову, несмотря на то, что она схватила его за уши.

Когда он лишил ее своих глаз, ее рыдания стали такими же громкими как влажный звук соприкасающихся тел. Когда все было кончено, она ушла, завернувшись в шелковое одеяние, и в скором времени оковы разжались.

Раб помассировал предплечья и вытер рукой рот. Посмотрев на кровь на своих ладонях, он с удивлением обнаружил, что она все еще красная. Он чувствовал себя таким грязным, что не удивился бы, будь она ржаво-коричневой.

Он скатился с кровати, все еще немного хмельной от введенного наркотика, и нашел угол, в который всегда уходил. Прислонившись спиной к стене, он прижал ноги к груди так, чтобы его мужская плоть была полностью закрыта.

Немного позже он услышал звук борьбы, доносившийся из-за дверей темницы, а потом стражники втолкнули внутрь маленькую женщину. Она упала на пол, ну тут же вскочив, начала колотить в деревянные панели.

— Почему? — Кричала она. — За что меня наказывают?

Раб поднялся на ноги, не зная, что делать. Он не видел других женщин, кроме Госпожи, с тех пор, как очнулся в темнице. Эта была какой-то служанкой. Он помнил ее…

Жажда крови охватила его, стоило ему лишь почувствовать ее запах. Он не мог даже представить, что пьет из Госпожи, после всего, что она сделала с ним, но эта маленькая женщина была другой. Ведомый животным инстинктом, он направился к служанке.

Женщина продолжала колотить в дверь до тех пор, пока не поняла, что не одна. Повернувшись и поняв, наедине с кем ее заперли, она закричала.

Жажда крови почти полностью завладела рабом, но усилием воли он заставил себя развернуться и отойти. Он рухнул на пол, обхватывая свое голое дрожащее тело руками, чтобы удержать его на месте. Повернув лицо к стене, он попытался вздохнуть… И понял, что вот-вот начнет оплакивать животное, в которое его превратили.

Через какое-то время женщина перестала кричать, еще чуть погодя она обратилась к нему:

— Это ведь, и правда, ты, так? Мальчишка с кухни. Тот, что таскал эль.

Он кивнул, так и не посмотрев на нее.

— Ходили слухи, что тебя забрали сюда, он я… Я поверила тем, кто говорил, что ты умер во время превращения. — Повисла тишина. — Ты такой большой. Как воин. Почему так?

Он не имел ни малейшего понятия. Он даже не знал, как выглядит: в темнице не было зеркала.

Женщина осторожно подошла к нему. Он взглянул на нее и заметил, что она пожирает глазами его метки раба крови.

— Серьезно, что тут с тобой делают? — Прошептала она. — Говорят… ужасные вещи творят с мужчинами, которые заключены здесь.

Он ничего не ответил, и она села рядом с ним, тихонько прикоснувшись к его руке. Он вздрогнул, но позже понял, что она лишь хотела успокоить его.

— Я здесь, чтобы покормить тебя, не так ли? Вот почему меня притащили сюда. — Через мгновение она отняла его руку от бедра и вложила в нее собственное запястье. — Ты должен пить.

Тогда он заплакал. Заплакал от ее щедрости, от ее доброты, от ощущения ее нежных рук, поглаживающих его плечи… От прикосновений, которые были приятны ему… Первых и единственных за всю его жизнь…

В конце концов, она прижала запястье к его губам. Его жадные до крови клыки обнажились, но он лишь поцеловал ее нежную кожу, отказываясь. Как он мог забрать у нее то, что постоянно забирали у него? Она предлагала ему сама, но ее принудили сделать это — она стала очередной заложницей воли Госпожи.

Позже пришли стражники. Обнаружив, что она укачивает его, словно ребенка, они, казалось, были потрясены, но грубить ей не стали. Уходя, она взглянула на раба: беспокойство светилось в ее глазах.

Секундой позже дождь новых дротиков обрушился на него словно несколько горстей мелких камешков. В уплывающем в туман мозгу родилась смутная мысль: ярость этой атаки не предвещала ничего хорошего.

Очнувшись, он увидел стоявшую над ним разгневанную Госпожу. Она держала что-то в руке, но он не мог понять что это.

— Думаешь, ты слишком хорош для подарка, который я преподнесла тебе?

В открытую дверь охранники швырнули неподвижное тело молодой женщины. Она осталась лежать словно бездушная кукла. Мертвая.

Раб закричал в порыве ярости. Рев отдавался эхом от каменных стен темницы, превращаясь в оглушительный гром. Он вырывался из стальных цепей, пока они не порезали его руки до костей, пока один из кроватных столбиков не разломился с резким треском… Но он продолжал реветь.