Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова

«Найти, что ли, кого-нибудь… нет, не Ависа, к чертям эту парочку… Спросить, как долго мистики восстанавливаются?»

Целест потоптался на потертом половике около входа, зашнуровал кеды и вновь развязал узлы.

Рони сел на кровати, вытянув руки вперед, будто подражая вампирам из дурацких древних фильмов.

— Эй? — Целест коснулся дверной ручки. Бояться или радоваться? Все нормально или… или нет?

— Нормально. Только не… не кричи, — Рони принялся массировать глаза, надбровные дуги и лоб. Он словно страдал от похмелья. Целест облегченно засмеялся. Рядом с кроватью на тумбочке стоял графин и валялось несколько пластиковых стаканов. Целест протянул напарнику воду, тот жадно выхлебал до дна.

— Чего на тебя нашло в «Вельвете»?

— Ресурс. Я был… прозрачным. — Рони смял пластиковый стаканчик. Хрупкий треск напомнил о раздавленных жуках; это был неприятный, омерзительный звук, Целеста передернуло.

— Прозрачным?

Он сел рядом.

— Да. Элоиза… — губы Рони дернулись, — ты ведь знаешь, что я…

«Влюблен с первого взгляда? Знаю. Последняя виндикарская шавка догадалась бы».

Он кивнул. Наполнил водой еще один стакан и пронаблюдал, как его постигла судьба первого; раздавленный пластик наслаивался на кровати, словно скелеты микроскопических организмов на дне рек — тех, что миллиардами оседают, а потом меняют течение. Пластиковые стаканчики — такая маленькая смерть.

Вода оживила Рони. Полумрак не помешал рассмотреть — ресницы его слиплись от слез.

«Это лучше пустоты».

— Рони?

— Нельзя видеть будущее. Авис врет. У воинов есть ограничения — нельзя исцелять или оживлять, а мистики не способны предсказывать. Авис все врет. — последнее он почти прокричал, непривычные голосовые связки сорвало на фальцет. Целест поколебался, прежде чем взять Рони за руку.

— Давай по-порядку. Что случилось?

— Ничего, Целест. Я просто. Сам не уверен. Госпожа Ребекка предупреждала. Элоиза в опасности. Я пытался. Объяснить. — Рони сморгнул, и крупная слеза проскользнула по щеке. — Целест, правда — я настолько отвратителен?

— Чего-о?! — Пока речь шла о «глюках» мистика, Целест успел забеспокоиться. В ясновидение он не верил, однако карканье Вороны порой сбывается, Кассиус на вид опасен примерно как щенок болонки, но — личность загадочная. А последнюю фразу Целест не понял. Совсем.

— Отвратителен? В каком еще смысле? Чего ты несешь!?

Рони замялся, подыскивая определения. Затылок заливало тяжелой болью, словно в позвонках поселились жуки-древоточцы. Костоточцы. Объяснить. Как объяснить? Все равно что дикарям с южных островов — матричное исчисление. Что такое матричное исчисление? Рони понятия не имеет — очередной термин, выхваченный из чьего-то разума.

— Я смотрел чужими глазами, — сказал он, а в горле расцвел знакомый чертополох-спазм. — Элоиза или Кассиус. Думаю, она. Видит меня… вроде личинки, белесой личинки. Гадко. Я… такой?

В сумраке, пахнущем аромосвечами и бумагой — прозрачный и бесформенный, словно медуза; преломление (омерзительнопростоомерзительно) мыслей и света собственным… разумом? Телом?

Рони попытался сложить образ-воспоминание, заретушировал и обрезал острые углы и только тогда передал Целесту. Тот шарахнулся, будто перед носом вывалили мешок гниющего мяса.

— Ох… слушай, Эл не…

«Почему бы и нет? Она определенно не влюблена в него». — Целест почему-то устыдился. В его постели — богиня Виндикара, он так счастлив (и даже Амбивалент — страшилка где-то на предпоследнем месте в личном списке), но везет не всем.

«Мне жаль. Правда. Рони не красавец, но и не урод — и я бы предпочел его вместо смазливой камбалы рядом с Элоизой».

Целест повернул Рони к себе — за подбородок:

— Не такой. Забудь. Ты ведь раньше ничего такого не чувствовал — и эй, только не обманывай, будто не «читал» ее.

Рони сосредоточенно грыз ноготь. К нижней губе прилипла тонкая полоска.

— Читал. Но… не знаю.

Повторялась сцена в заполненной нейтрасетью темнице, и вновь чудилось, что лицо мистика — открытая рана, он останавливает кровь, и скоро эмоции зарастут розовой кожицей, а затем воцарится спокойствие. Никаких аномалий.

— Вот. — Целест встряхнул напарника. — Тебе почудилось. Черт, а еще ты умолял ее о чем-то. Помнишь?

Щелк. «Он сгрызет ногти под корень» — Целест пронаблюдал, как проступает вместо выгрызенных кутикул кровь.

— Неважно. Да… ты прав. Привиделось.

— Винсенту своему не говори. Он голову тебе оторвет. — Целест продемонстрировал кулак, и угроза — реальная, куда реальнее странностей, глюков и зеленоватоблеклого призрака эвтаназии, заставила Рони фыркнуть.

— Конечно. Просто. Не буду больше расходовать ресурс на максимум. — Рони улыбнулся, и в той улыбке Целесту почудились йод и бинты.

18

— А я отыскал дешифратора. Не шарлатана. — Тао захлопнул дверь. Тон его подразумевал, что он как минимум возродил из останков родины великую Поднебесную Империю, и теперь воссядет на жадеитовый трон. А первым министром его уже назначен Авис, который, по обыкновению, ухмылялся, и зубы его словно залиты топленым воском.

Причина ухмылки вскочила с кровати Целеста и неловко отодвинулась к полуоткрытому окну — от щели тянуло декабрьским холодом, свежим и пахнущим арбузами.

В Цитадель не пускали чужих, а Вербена стала исключением. «Попалась» она на третьем или четвертом визите. Целесту пришлось оправдываться, чуть не коленях умолять — не разлучайте; в конечном итоге Гомеопаты (не последняя наверняка Декстра!) махнули рукой на личную жизнь какого-то рыжего воина.

«Наверное, Элоиза права, — думал тогда Целест, — единственный способ примирить Гомеопатов и людей — вот он, маленький и черноволосый».

И он целовал ее — в дрожащие веки, а ресницы больно кололись, в скулу, лоб и затылок. Он был счастлив. Настолько, что одержимые — разумные или нет, нахмуренные люди — теперь Магнит рисковал получить в спину не только ругательство, но и комок грязи или гнилой томат, даже не-к-ночи-будь-помянут Амбивалент — воспринимались не страшнее детской сказки «про привидения».

С Элоизой и Кассиусом неприятную историю замяли, Рони извинился — причем с той церемонностью, на какую способен простолюдин в официальной беседе с аристократом. Было заметно, как он мечтает поговорить с Элоизой наедине, но Кассиус не отпускал ее ни на шаг, и Цел ест признавал: то ее воля, ни боги, ни демоны не осмелились бы командовать Элоизой Альена.

Целест провалил поручение матери… или нет, в конце концов, каждая мать желает своему ребенку счастья. И она просто ошиблась, заклеймив избранника.

Родители ошибаются так часто.

«Зато вы остались друзьями», — попробовал он утешить Рони. И замолк на полуслове.

И еще он забыл о дешифраторах.

— Можешь нас не стесняться. — Авис подмигнул Вербене. — Слушай, Целест, ты удобно устроился. Развлекаешься тут, а мы изображай этих… как их…

— Такс, — подсказал Тао. — Ну, которые по норам лис ловят. Кстати, а напарник твой где?

Целест пожал плечами. Рони почти всегда оставлял их с Вербеной наедине — если только девушка не хотела пообщаться со старым приятелем тоже. Целест поначалу ощущал нечто вроде вины, а потом Рони заявил, что был бы эгоистом и собакой на сене, если бы мешал.

— Скоро вернется, — ответил Целест.

«И между прочим, он всегда стучится».

— Я могу поискать его? — предложила Вербена, она теребила пушистые кисточки на вязаной темно-бежевой кофте и смущалась.

— Великая Вербена побежит за каким-то мистиком. — Тао приблизился к ней вплотную, протянул руку — словно для того, чтобы обнять за талию, но отдернулся под взглядом Целеста. — Твои приемные родители знают, куда ты бегаешь?

— Нет. — Вербена опустила голову. — Я говорю, что на репетиции, и мой наставник, господин Селио…

— Хватит. — Целест притянул ее к себе. — Еще слово, и…

— …Я что-то пропустил? — Рони остановился на пороге, словно преграда из Ависа и Тао была сродни крепостной стене. В узком переходе-коридоре мало места.

— Решали, кто пойдет тебя ловить. Монетку еще не кидали, но желающих немного… шучу. А у нас кое-что про дешифраторов. — Авис ступил вперед, позволяя Рони пройти в комнату.

«Словно какое-то совещание. Гомеопатов, а то и Сената», — Целест обнимал Вербену и улыбался непонятно чему. Тао рассказывал с выражением, будто надеясь получить премию. Дешифратор отыскался на Центральном Рынке — здесь Целест фыркнул, прошептав на ухо Вербене: вот уж где сброда полным-полно. Авис наклонился к ним, распространяя запах несвежих волос и тела:

— На блюдечке с каемочкой, рыжий. Мы выхватили все каштаны из огня… и радуйся, что я не прошу платы — поцелуя Вербены-танцовщицы.