Бабочка - Анри Шарьер

— Спасибо, мы не голодны.

— Если захотите прогуляться по городу, вот два антильских доллара, — на них вы сможете купить кофе, чай или съесть мороженое. Главное — не заблудитесь.

Через десять минут мы на улице. Никто на нас не смотрит, никто не обращает внимания, мы глубоко дышим и взволнованно делаем первые свободные шаги.

Нам доверили одним прогуляться по такому большому городу, и это нас воодушевляет, придает уверенности в себе и заставляет понимать, что мы не имеем права изменить этому доверию. Мы ощущаем необходимость стоять рядом с людьми, смешаться с ними, быть частью их. Мы входим в бар и заказываем пиво. Нетрудно сказать: «Два раза пиво, пожалуйста». Это так естественно, и все же выглядит фантастическим, когда девушка-индианка с золотистой раковиной в носу говорит: «Полдоллара, господин». Ее улыбка, жемчужные зубы, иссиня-черные и немного косящие глаза, черные волосы, ниспадающие на плечи, полуоткрытая рубашка, которая позволяет нам угадать очертания ее красивых грудей, — все эти мелочи, столь естественные в глазах всего мира, кажутся нам сказочными. Нет, Пэпи, это невозможно, не может быть, что ты так быстро превратился из живого трупа, из каторжника в свободного человека!

Матурет платит, и у нас остается только полдоллара. Пиво очень вкусное и освежает. Матурет собирается выпить еще одну кружку, но я говорю ему:

— Не стоит так набрасываться на удовольствия. Надо их отведать понемногу, а не проглатывать сразу. Да и деньги эти не принадлежат нам.

— Ты прав. Научимся быть свободными по капле. Это даже интереснее.

Мы выходим и спускаемся по улице. Это Вотерс, улица, пересекающая весь город. Мы заворожены видом электричек, машин, реклам кино и ночных клубов, смеющихся глаз негров и индийцев. Случайно мы попадаем в порт. У причала стоят пароходы с красивыми именами: «Панама», «Лос-Анжелос», «Бостон», «Квебек»; торговые суда: «Гамбург», «Амстердам», «Лондон». Вдоль причала тянутся бары, клубы, рестораны, полные мужчин и женщин.

На веранде одного из баров лежат на кубиках льда устрицы, морские ежи, раки, меч-рыба — настоящая выставка даров моря, которая завлекает прохожих. Столики, покрытые клетчатыми красно-белыми скатертями, манят. Девушки с золотистой кожей и в цветных платьях с глубоким вырезом приглашают отведать всех прелестей жизни. Я подхожу к одной из них и спрашиваю:

— Французские деньги идут? — И показываю ей бумажку в 1000 франков.

— Да, я обменяю их для тебя.

— О, кей.

Она берет банкноту и исчезает с ней в переполненном зале. Вот она возвращается.

— Иди сюда, — говорит она мне и ведет к окошку кассу, за которым сидит китаец.

— Вы француз?

— Да.

— Хотите обменять тысячу франков?

— Да.

— На антильские доллары?

— Да.

— Покажите паспорт.

— У меня нет паспорта.

— Тогда — удостоверение моряка.

— Тоже нет.

— Эмиграционные документы?

— Нет.

— Хорошо.

Он говорит пару слов девушке, она смотрит в зал, подходит к моряку с таким же беретом, что и у меня, и ведет его к кассе. Китаец говорит:

— Ваше удостоверение личности?

— Вот, пожалуйста.

Китаец хладнокровно вносит в бланк данные моряка, дает тому подписаться, и девушка отводит его на место. Он, наверно, и не понимает, что происходит. Я получаю 250 антильских долларов, причем пятьдесят в бумажках по одному и по два доллара. Один доллар я даю девушке. Мы выходим на улицу и закатываем оргию, наслаждаясь дарами моря и запивая замечательным белым вином.

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ТРИНИДАД

Тринидад (продолжение)

Мне кажется, я только вчера провел свою первую свободную ночь в этом английском городе. Мы бродили по всем закоулкам города, пьяные от тепла наших сердец, которые бились в унисон с сердцами смеющихся и счастливых людей. В баре полно девушек, которые поджидают моряков, чтобы облегчить их карманы. В этих девушках нет ничего непристойного, их не сравнишь с девицами из Парижа или Марселя. На лицах вполне умеренный слой краски, а в глазах нет той жажды к наживе. Это девушки всех цветов кожи: китаянки, негритянки из Африки со светло-шоколадной кожей и гладкими волосами; индианка, чьи родители работают на плантации сахарного тростника; китаянка-индианка с золотистой раковиной в носу; лапландка с римским профилем, лицом цвета меди и черными глазами, громадными и блестящими, с длиннющими ресницами; почти у всех открытая грудь. Ты хочешь всех этих девушек, но в этом нет ничего непристойного; они не дают тебе почувствовать, что это их работа, они сами получают удовольствие от своего занятия, и деньги — не главное в их жизни.

Словно два мотылька, наткнувшиеся на лампу, бродим мы с Матуретом от одного бара к другому. На одной из церквей я замечают часы: теперь два часа. Два часа пополуночи! Скорее, скорее вернуться. Мы переборщили. У начальника Армии Спасения может сложиться о нас дурное мнение. Скорее вернуться. Я останавливаю такси, и оно привозит нас в гостиницу. Два доллара. Я плачу и мы, смущенные, входим в гостиницу. Служащая Армии Спасения, блондинка лет 25–30, весело встречает нас у входа. Она не удивлена и не сердится, что мы вернулись так поздно. После нескольких слов по-английски, которые кажутся нам приветливыми, она подает нам ключ от комнаты и желает доброй ночи. Мы ложимся спать. В чемодане я обнаружил пижаму. В момент, когда я собираюсь гасить свет, Матурет говорит:

— И все же мы можем быть благодарны Богу за то, что он дал нам так много за такой короткий срок. Что скажешь, Пэпи?

— Передай твоему Богу спасибо и от моего имени. Он неплохой парень и, как ты сам заметил, был очень великодушен по отношению к нам. Спокойной ночи.

Я долго не мог уснуть. Перед моими глазами проходит калейдоскоп: суд, тюрьма, прокаженные, Сен-Мартин-де-Ре, Трибуйард, Иисус, буря… В один миг в моей памяти диким вихрем проносятся какие-то видения. Я пытаюсь их отогнать, но безуспешно. Завывание ветра, визг свиней, крик фазана, шум волн и звук однострунного инструмента, на котором несколько минут назад играла индианка в одном из баров.

Я засыпаю под утро. В десять раздается стук в дверь. Это мистер Бовэн, он улыбается.

— Доброе утро, дружище. Все еще спим? Вы вернулись поздно? Хорошо провели время?

— Доброе утро. Да, мы вернулись поздно, просим прощения.

— За что? Ведь это естественно после всего, что вы пережили. Вы просто обязаны были насладиться первой свободной ночью. Я хочу проводить вас в полицейский участок. Там вы должны официально заявить, что тайно проникли в страну. Потом пойдем навестить вашего друга.