Гипнотизер - Ларс Кеплер

Мальчик пошел по коридору. Разболелась печень. Он повернул направо, нашел в тележке чистую одежду и переоделся. Низенькая женщина возила тряпкой по блестящему линолеуму. Она слушала музыку в наушниках. Юсеф приблизился, встал у нее за спиной и достал одноразовый шприц. Он несколько раз примеривался воткнуть шприц ей в спину, но каждый раз останавливался. Женщина что-то почувствовала Юсеф сунул шприц в карман, толкнул ее под руку и прошел мимо. Она упала, ругаясь по-испански. Юсеф остановился и повернулся к ней.

— Что вы сказали? — спросил он.

Она вытащила наушники и вопросительно посмотрела на Юсефа.

— Вы что-то сказали? — повторил он.

Она торопливо помотала головой и продолжила мыть пол. Юсеф еще немного понаблюдал за ней, а потом пошел дальше, к лифту. Нажал кнопку и стал ждать.

Глава 21

Йона Линна мчался по Вальхаллавеген, мимо Стадиона, где в 1912 году проходили летние Олимпийские игры. Перестроился, объехал по внутреннему ряду большой «мерседес». За деревьями мелькнул кирпичный фасад клиники Софиахеммет. Шины загремели по металлической вставке. Комиссар сбросил скорость, пропуская синий рейсовый автобус, который выворачивал с остановки. Кто-то длинно и раздраженно засигналил у него за спиной, когда он поворачивал перед автобусом. Вода из грязной лужи обдала припаркованные автомобили и тротуар около Королевского технологического института.

Возле Норртулла Йона проскочил на красный свет, промчался мимо ресторана «Сталльместарегорден» и разогнался почти до 180 километров в час на коротком отрезке Уппсалавеген, там, где съезд резко уходит под шоссе и поднимается к Каролинскому институту.

Припарковавшись возле главного входа, комиссар увидел несколько полицейских машин — они стояли со все еще включенными мигалками, и казалось, что по коричневым кирпичам больничного фасада мечутся страшные крылья. Группа журналистов окружила нескольких медсестер с испуганными лицами. Они дрожали от холода у широкого входа, две женщины не скрываясь плакали перед камерами.

Йона хотел пройти в больницу, но его остановил молодой полицейский, топтавшийся на месте то ли от адреналинового шока, то ли от возбуждения.

— Мотай отсюда, — сказал полицейский и толкнул его.

Йона посмотрел в бессмысленные голубые глаза. Снял руку полицейского со своей груди и тихо сказал:

— Государственная уголовка.

В глазах у полицейского блеснула подозрительность:

— Удостоверение, пожалуйста.

— Йона, живей, это здесь.

Карлос Элиассон, шеф Государственной уголовной полиции, стоял возле стойки регистратуры в бледном желтоватом свете, махая ему рукой. Через большое окно Йона увидел Сунессона — тот с перекошенным лицом сидел на лавке и плакал. Полицейский помоложе сидел рядом, положив руку ему на плечо.

Йона предъявил удостоверение, и полицейский с недовольным видом пропустил его. Большой участок холла был огорожен пластиковой лентой. Сверкали вспышки фотоаппаратов — журналисты через огромные окна, а эксперты внутри снимали место преступления.

Карлос в этой ставке был главнокомандующим — отвечал и за общее стратегическое руководство, и за минутно-оперативное, тактическое. Он быстро дал указания бригадиру судэкспертов и повернулся к Йоне.

— Поймали? — спросил Йона.

— Свидетельница говорит, что он выбрался из фойе, опираясь на роллатор, — нервно сказал Карлос. — Роллатор там, на автобусной остановке.

Он заглянул в свой блокнот.

— Отсюда ушли два автобуса, семь такси и такси для инвалидов… с десяток легковых машин и всего одна «скорая».

— Выезды перекрыли?

— Слишком поздно.

Карлос махнул рукой, подзывая полицейского в форме.

— Автобусы отследили — ничего, — сказал полицейский.

— Такси? — спросил Карлос.

— Разобрались с «Такси Стокгольм» и «Такси Курир», но…

Полицейский растерянно взмахнул рукой, словно забыл, что дальше.

— Связались с Эриком Барком? — спросил Йона.

— Позвонили сразу же. Он не отвечает, но мы пытаемся его найти.

— Ему нужна защита.

— Рулле! — позвал Карлос. — Нашел Барка?

— Только что звонил, — ответил Роланд Свенссон.

— Позвоните еще раз, — велел Йона.

— Переговорю с Омаром из центра связи, — сказал Карлос и огляделся. — Надо объявить Эка в розыск.

— Что мне делать?

— Оставайся здесь, проверь, не упустил ли я чего. — Карлос подозвал Микаэля Вернера, специалиста из отдела убийств, и приказал: — Сообщите комиссару Линне, что удалось обнаружить.

Вернер без выражения глянул на Йону и гнусавым голосом начал:

— Убита медсестра… Несколько свидетелей видели, как подозреваемый уходит на роллаторе.

— Покажите, — попросил Йона.

Они поднялись по пожарной лестнице, так как криминалисты еще не обследовали лифты и шахту до конца.

Йона увидел красные отпечатки ног, которые оставил босой Юсеф Эк, направляясь к выходу. Пахло электричеством и смертью. Кровавые отпечатки ладоней на стене, примерно там, где раньше стояла тележка с ужином, указывали на то, что мальчик споткнулся или был вынужден опереться на стену. На металлической двери лифта Йона увидел кровь и что-то вроде жирных отпечатков лба и кончика носа.

Комиссар с Вернером пошли дальше по коридору и остановились в дверях палаты, в которой комиссар беседовал с Юсефом всего несколько часов назад. Лужа почти черной крови растеклась на полу вокруг тела.

— Медсестра, — стиснув зубы, выговорил Вернер. — Анн-Катрин Эрикссон.

Йона увидел светло-ржаные волосы и безжизненные глаза. Медицинский халат задрался на бедрах. Как будто убийца пытался задрать ей платье, подумал он.

— Скорее всего, орудие убийства — скальпель, — сухо сказал Вернер.

Йона что-то буркнул, достал телефон и позвонил в следственный изолятор Кроноберга.

Ему неразборчиво ответил сонный мужской голос.

— Это Йона Линна, — быстро назвался комиссар. — Скажите, Эвелин Эк еще у вас?

— Чего?

Йона сердито повторил:

— Эвелин Эк еще в тюрьме?

— Это вам надо у караульного спросить, — недовольно ответил голос.

— Приведите его, пожалуйста.

— Минуту, — сказали на том конце и положили трубку на стол.

Йона услышал шаги дежурного и скрип двери. Кто-то с кем-то переговаривается, что-то гремит. Комиссар взглянул на часы. Он в больнице уже десять минут.

Йона подошел к лестнице и стал спускаться к главному входу, прижимая телефон к уху.

— Ян Перссон, — сказал приветливый голос.

— Йона Линна, Государственная уголовная полиция. Хочу услышать, как там Эвелин Эк, — коротко потребовал комиссар.

— Эвелин Э-эк, — вопросительно протянул Перссон. — Эвелин Эк, ага. Мы ее отпустили. Это было нелегко, она отказывалась уходить, хотела остаться в тюрьме.

— Вы потеряли ее из виду?

— Нет, нет, здесь был прокурор, она сейчас в…

Йона услышал, как Ян Перссон листает каталог.

— Она сейчас в одной из наших охраняемых квартир.

— Хорошо, — сказал комиссар. — Поставьте у ее двери нескольких полицейских. Слышите?

— Мы не дураки, — обиделся Перссон.

Йона попрощался и вышел к Карлосу, сидевшему на стуле с ноутбуком на коленях. Какая-то женщина, стоя рядом с ним, указывала на что-то на экране.

Омар из узла связи повторял по рации кодовое слово «эхо». Им пользовались участвующие в следствии кинологи. Йона предположил, что на данный момент они проследили почти все машины — безрезультатно.

Йона помахал Карлосу, но тот не отрывался от экрана. Комиссар бросил свои попытки и вышел в одну из нешироких стеклянных дверей. На улице было темно и холодно. Роллатор стоял на пустой автобусной остановке. Йона огляделся. Не обращая внимания на людей, глазевших на работу полиции, на синие проблески, нервные передвижения полицейских, на вспышки фотоаппаратов, он сосредоточился на парковке, на темных фасадах и пространстве между строениями больничного комплекса.

Комиссар пошел — сначала медленно, потом быстрее, подлез под трепыхающейся пластиковой лентой, огораживавшей место преступления, протолкался сквозь толпу любопытных и бросил взгляд на Северное кладбище. Спустился к дорожке возле церкви Сольны, прошел вдоль забора, пытаясь рассмотреть что-нибудь между черных силуэтов деревьев и камней. Сеть более или менее освещенных дорожек растянулась на шестьдесят гектаров: рощи памяти, посадки, крематорий и тридцать тысяч могил.

Комиссар прошел мимо будки возле входа, взбежал по ступенькам, глянул на светлый обелиск Альфреда Нобеля, прошел мимо высоких могильных крестов.

Внезапно стало совершенно тихо. Тревожный шум, царивший возле больничного входа, здесь не был слышен. Шумели обнаженные ветки деревьев, слабое эхо шагов комиссара отдавалось между надгробиями и крестами. Где-то по шоссе проехал грузовик. Под кустом шелестели сухие листья. На могилах тускло светили свечки в высоких стеклянных фонариках.