Сети зла - Владимир Лещенко

Послушница хотела было возмутиться, но тут странная мысль заставила ее замолчать. Святые небеса, да ведь повернись все по-другому, это Орландина сейчас в растерянности бормотала бы молитвы и вытирала слезы, а она, Орланда, сурово учила бы ее жить и поминала вполголоса разных лжебогов и бесов.

У девушки даже дыхание перехватило – неужели именно так бы все и было?

Неужели все в мире – пустая игра случая и вовсе нет никакого Божьего промысла в том, что она росла в молитвах и благочестии, в то время как родная сестра воспитывалась в грехе и ужасах мира? И она сама, точно так же посмеиваясь, говорила бы, что невинность и целомудрие хороши до шестнадцати весен и женщина рождается на свет исключительно, чтобы быть рабой мужской похоти? И с непонимающей ухмылочкой пожимала бы плечами в ответ на слова нежной и благочестивой Орландины о ее страхе перед плотским соитием?

Тут мимолетная мысль, удивившая ее саму, промелькнула где-то на заднем плане сознания послушницы: а ведь странно, что это мнение высказывает та, что вроде бы должна была отстаивать право существ слабого пола на свою жизнь и на свободу от мужского всевластия.

Что она была бы грешницей, а сестра – благонравной и боголюбивой…

Здесь Орланда запнулась и только что не дала себе пощечину.

Да что она такое себе позволяет? Как она смеет осуждать родную сестру, предаваясь ужасному греху гордыни?!

Орландина росла среди грубых солдат, не зная иной жизни, и с самых юных лет должна была избрать ремесло наемника, чтобы заработать на кусок черствого хлеба. Ей наверняка доводилось по десять раз на дню отбиваться от домогательств разнузданных вояк…

Она вышла замуж, чтобы почти сразу овдоветь. Подумать только, потерять мужа через три месяца после свадьбы!

Рядом с ней не было никого, кто бы наставил ее в праведной вере, и она поневоле прониклась темными суевериями!

Орланде нужно осторожно, любовью и добротой, направить сестру на путь истинный, а не упиваться своей праведностью!

Минут пять девушка просила у Бога прощения за недостойные мысли.

Тем временем сестра приказала ей одеться. Как она выяснила от одного приличного человека, Миноса, тут имеется специальная контора для женщин, ищущих работу, и вот туда они и отправятся.

Контора, дорога до которой заняла час, вызвала у Орландины некоторые сомнения. Нет, вроде и район был приличный, и вокруг не шныряли оборванные головорезы, и дом не был похож на притон.

Но все же…

В полутемной передней за конторкой сидел лысый упитанный тип.

– Мир дому сему, – поздоровалась Орландина. – Мы ищем работу. Я телохранительница, а моя сестра – служанка. И Криспин сказал нам…

Толстячок поднял глаза от конторки, окинул девушек как будто невидящим взглядом.

– Хм, слегка староваты, но вполне симпатичные, – изрек он. – Восемь, пять и три монеты с рыла, по пятнадцать за ночь, по двадцать пять за день, ежели кто клюнет. Жратва и койка – от заведения.

Орланда испуганно вскинулась, сброшенный этим движением капюшон упал на плечи. Брови хозяина поднялись.

– У, близняшки! Это другое дело. По полдисмы за танец, по три серебряных с клиента…

– Вы не поняли, уважаемый, – сдерживая рвущуюся с уст брань, произнесла Орландина. – Мы не по этой части. Нам нужна работа у какой-нибудь женщины…

На лице колобка возникла целая гамма чувств – недоумение, презрение, насмешка. Девушка уже приготовилась, что он прикажет им убираться прочь, но тот вдруг хлопнул себя по лбу.

– А, ну так бы сразу и говорили! Так это вам не сюда. Это вам надо к Валерии или к Большому Евнуху! Да-да, как раз Валерия сейчас народ набирает! Ступайте прямехонько на улицу Чаек, за два квартала отселе, там уж вам укажут. Да-да, ступайте к Валерии… – И, вновь утыкаясь в бумаги, пробормотал: – Ну, придурок Криспин. Нашел кого посылать! Не видит, что ли?

Обескураженные девчонки вышли на улицу.

– Может, пойдем к этой Валерии? – робко предложила Орланда. – Вдруг он дело говорил?

Терпение Орландины лопнуло.

Повернувшись к сестре, она в соответствующих выражениях объяснила той, что именно за заведение держит оная Валерия и для кого оно предназначается, что конкретно там будут с Орландой делать и что она об этом думает. А также что милая сестрица уже достигла возраста, когда сама может решать свою судьбу, и что если все вышеозначенное ее устраивает, то она, Орландина, не будет ей в этом препятствовать, но тогда им придется расстаться.

Под конец ее речи Орланда просто отвернулась и заплакала.

Орландина мысленно сплюнула. Вот, опять обидела.

– Ладно, сестричка, хватит сырость разводить, – взяла она послушницу за руку. – Пошли. Не ночевать же на улице.

Вернувшись, они сразу поднялись к себе. Не раздеваясь, Орландина растянулась на койке.

– Знаешь, Ланда, я думаю, мы ошиблись, – изрекла. – Наверное, оседать тут не надо. Чую, что в этом городе нашу сестру не уважают. Это же надо – в приличной гостинице мало что рабыни прислуживают, так еще и в ошейнике их выпускать не стесняются.

– Да и Серапис слишком близко, – поддакнула послушница.

Воительница молча согласилась.

Как ей объясняли старшие многоопытные соратники, есть два способа спасения от врага, который тебя много сильнее.

Первый – бежать, пока хватит сил. Чем дальше, тем лучше.

Второй – залечь где-нибудь неподалеку, затаиться и, выждав момент, нанести удар. Да уж, две девки наносят смертельный удар префекту Арторию и всему его воинству, за что божественный август их тут же делает своими наследницами.

Отправиться на Святой остров, как предлагала сестра, и все рассказать тамошним первосвященникам? Ну и что? Кому они поверят: беглой монашке и ее сестре-язычнице или самому влиятельному патрицию Империи, первосвященнику Британии, настоятельнице одной из главных христианских обителей Геба?

И чем они смогут доказать свои слова? Тем, что предъявят камни и «синюю пыль»? Да увидев такое, их сразу же порешат.

Александрия? Далеко. Ох, и далеко же. Поди, еще туда доберись. А там что? Как попасть ко двору августа? Как разыскать этого приятеля Смоллы Потифара?

Вот в таких мрачных размышлениях и прошел вечер.

Сестры улеглись спать, не зажигая свечей.

Заснуть не удалось.

Встав, Орландина подошла к окну. За мутноватыми стеклами было темно и тихо. Ущербная Селена висела низко над крышами. Темноту разрывал только тусклый свет факелов на стенах домов. Редкие припозднившиеся гуляки брели домой.

Амазонка вновь легла, завернувшись в колючее покрывало.

Невеселые мысли никак не хотели ее отпускать. Ну вот, удрали они с сестрой из Сераписа, своего родного города. А дальше-то что?

Хорошо, если Арторий и прочие, кто за этим стоит, забудут о них. А если нет?

Тогда можно где-нибудь осесть, как-нибудь обустроиться… Да, вот именно: «где-нибудь», «как-нибудь».

А если их решат достать, несмотря ни на что? Так и бродить всю жизнь, таясь ото всех и вздрагивая при виде стражника? Это ведь лишь со стороны кажется, что вольная жизнь простая и легкая.

Что бывает с такими бродягами перекати-поле, она представляла. Видела таких, покрытых шрамами с ног до головы, седых в сорок лет, сизых от выпитого, одиноких старух, уже не способных поднять меч и натянуть лук, даром прожегших жизнь, не имевших ни дома, ни семьи.

И хорошо еще, если у них оставался нажитый от кого-то из мимолетных кавалеров сын или дочь… А то ведь одна судьба – доживать из милости при казарме или вообще побираться на городских улицах.

Именно от такой судьбы, вдруг подумала Орландина, ее и старалась оберечь матушка Сэйра, когда выдала замуж за Клеора.

Не вояку ж ей сосватала, который только драться и умеет, а лекаря: тот всяко себе на жизнь заработает. И шансов голову сохранить у него побольше будет, чем у простого наемника. У воина какая жизнь? Есть войны, упаси от них все боги и император, – проливаешь кровь, холодаешь и голодаешь. Нет войны – ждешь ее да заработанное проедаешь, подумывая, что завтра будешь кушать. Вроде и платят немало, и опять же – добыча, а бывает ведь знатная добыча, даже и у нее, девчонки молоденькой, и то трофеи будь здоров попадались! А все словно вода весенняя – пронесется поток, пошумит, глядь, а рыбы-то опять на мели и жабрами хлопают. И куда только все девается?

Если по совести, так кому из наемников их ремесло дало даже не богатство, а нормальный достаток?

Взять хотя бы ее знакомых и близких. Мать только лет десять назад перебралась из казармы в свой домик, и то только потому, что сын умершей подруги уступил его за полцены. У Смоллы, правда, дом из кирпича с мансардой и собственная лавка в Новом Городе – так не приведи боги такой ценой богатство зарабатывать: из метателей «дикого огня» до старости доживают единицы.

Ну, кто еще? Разве вот Гордиан… Так ведь такое счастье, как ему, выпадает хорошо если одному из тысячи. Вон она Эгмунду Ворону подарила меч, за который поместье можно было купить. Он его быстренько продал и все за полгода спустил, а потом, чтобы долги раздать, и завербовался в Заморские королевства. И ни слуху ни духу. Говорят, съели его дикари краснокожие.