Без Поводыря - Андрей Дай

– Их шестеро. Скоро уже…

Шесть – это не много. В полтора раза больше нас, но, все-таки не так страшно, как могло бы быть. Всего два выстрела каждому…

Скажу сразу – пришлось начать атаку раньше, чем мы планировали. Низенькая, по плечо взрослому человеку, дверь в избушку резко распахнулась, и на заснеженный дворик вылетел раздетый до исподнего, босой человек. А следом за ним – еще трое, в отличие от первого, одетые и обутые. И с короткими, кавалерийскими карабинами в руках.

Теперь уже никто никогда не узнает, чем именно провинился этот, ставший последней жертвой банды, разбойник, но я даже на колено привстать не успел, как раздалось сразу три выстрела, и босой рухнул возле саней, марая вытоптанный дворик темной кровью. Тут же заговорили спенсерки моих казаков, а я, разом позабыв о собственных планах, рванулся вперед с револьвером в руке. И, клянусь, только неожиданно ослабевшие от долгого лежания в неудобной позе ноги, причина того, что к избе я подбежал не самым первым. Зато именно мне пришлось пристрелить рвущихся с цепи, беснующихся от ярости собак. Жаль их. Они-то уж точно ни в чем не виноваты…

Ветер был слабый и какой-то неправильный, дерганный. Клочья порохового дыма зависали у скатов крыши, и отказывались растворяться. Все, что ниже – было отлично видно, а вот выше – серая беспросветная мгла.

К чести злодеев, разобрались в происходящем они достаточно быстро. Тонко взвизгнул последний умирающий пес, упали возле крыльца трое с разряженными, бесполезными ружьями, и на этом наш минутный успех и закончился. Двое оставшихся лиходеев тут же принялись палить и через приоткрытую дверь, и из тут же разлетевшегося мелкими осколками оконца. Уж и не помню, как я, спеша укрыться жужжащей смерти, юркнул за собачью будку.

– А вот ща я тя, – прорычал Силантий, высовываясь со своей древней, кажется еще кремневой, длинноствольной фузеей из-за сарая. Несколько пуль треснуло о жерди, просыпав мне на голову щепки, но проводник даже не пошевелился, выцеливая вражину. А потом так бабахнуло, что с покатой крыши сарая сошла лавина. Естественно, прямо на меня – куда же еще?

Откапывался из сугроба в тишине. Силантий улыбался – рот до ушей – попал, и шустро орудуя шомполом, перезаряжал свой штуцер. В избушке оставался последний бандит, но указывать четырем стрелкам свое положение он не торопился. Оба моих антоновца, пригибаясь, и скользя подошвами так, чтоб скрипом снега не предупредить врага о своем приближении, крались к двери.

Ловко, как какой-нибудь спецназовец, один из моих бородачей, кувырком преодолел простреливаемое из открытой двери пространство, и тут же замер с другой стороны крыльца. Из избушки раздавались какие-то странные, непонятные звуки. Нам с Силантием пришлось обойти сарай, и, по следам казаков, перелезть сугроб, чтоб приблизиться, наконец, к оконцу, полагая, что оттуда будет лучше слышно.

Звуки и правда стали четче, но секрета – что же именно делает последний оставшийся в живых душегуб, так и не выдали. Что он там такое громоздкое таскает, и чем скрипит.

– Эй ты! Выходи по добру! – крикнул проводник. – Не то дверцу подопрем, да и спалим тебя к Дьяволу!

На несколько минут возня в избушке прекратилась. А потом звонким, мальчишеским голосом, дрожащим толи от волнения, толи от страха, разбойник ответил:

– А ну как я карасином деньжищи-то полью, так и палите!

– Там ребенок?! – вырвалось у меня. – Мы тут штурмовать этого мальца, что ли, собрались?

Даже в голову не пришло, что еще недавно этот мальчик, наравне со взрослыми, активно стрелял по нам из окна. Совершенно спокойно встал, и аккуратно пригнувшись перед низким дверным проемом, вошел в логово трактовых злыдней.

– Ваше превосходительство! – только и успел выкрикнуть кто-то из моих казаков, как я уже был внутри.

В маленьких сенях на земляном полу темнела здоровенная кровавая лужа. И судя по отпечаткам сапог и следа из частых капель, уходящих за порог в саму избушку, Силантий все-таки не убил предпоследнего бандита. Ранил только. И вполне было возможно, что он все еще был в состоянии стрелять. Но мне, опять-таки, это в голову не пришло. Зато я сразу догадался чем же тут занимался этот мальчишка – перетаскивал и пытался перевязать своего подельника.

Пацан сидел в углу, прямо на полу, возле хрипло дышащего, испускающего ртом кровавые пузыри, богатырской наружности мужика. Одной рукой малец прижимал какую-то светлую тряпицу к ране бандита, а в другой сжимал огромный для его комплекции револьвер Кольта. Ствол так скакал, так дрожал, что у меня и мысли не возникло, будто бы он способен хоть куда-нибудь попасть.

– Кто он тебе? – ткнув в поверженного богатыря дулом Адамса, поинтересовался я.

– Батя, – шмыгнул носом парнишка, годов тринадцати – четырнадцати на вид.

Я оглянулся, но крупных чемоданов – мне казалось миллион в ассигнациях поместится только действительно в большой – не увидел.

– Соврал? – хмыкнул я. – У тебя тут ни миллиона, ни керосина…

– Сундук в сарае, – слабенько улыбнулся мальчишка. – Вы же за ним пришли?

– Да, – кивнул я. – А ты как думал? Там слишком много, чтоб такое попустить.

– Батя тоже так говорил, – согласился малолетний разбойник. – Глянь, барин. Он будет жить?

Я шагнул ближе, присел перед телом отца этого смертельно испуганного парня, и откинув полу старенькой солдатской шинели, посмотрел на то место, куда попала пуля из фузеи беспалого казака. Пусть я и не дипломированный врач, но уж то, что ранение пришлось в легкое, причем совсем рядом с сердцем, определить смог. Без немедленной операции в хорошо оборудованной больнице у разбойника не было ни единого шанса.

– Нет, – честно признался я, как бы ни было жестоко это говорить. – Он умрет.

– Ы-ы-ы-ы, – сжав зубы, завыл пацан, утыкаясь носом в темные, давно не мытые волосы отца. – Батяяяяя!

– Вставай, пойдем, – позвал я парня, когда он немного успокоился. – Нужно всех похоронить по-человечески…

– Не дам! – рыкнул он. – Он живой! Не дам.

Я пожал плечами, и встал. Отдирать силой этого несчастного ребенка от тела умирающего отца не хотелось. Да и что бы я потом с ним стал делать? По закону-то он такой же разбойник с большой дороги, как и все остальные. Везти его в Колывань, чтоб там его в кандалы заковали? Или, того пуще – повесили?

– Как хочешь, – наконец, выговорил я, и снова взглянул на револьвер в его руках. Именно такой, что я специально заказывал для своих казаков. Других, даже похожих, я ни у кого в Сибири не видел! И этот тоже, наверняка был трофеем разбойников. Взятым с мертвого тела одного из сопровождающих караван антоновских казаков. – Пистоль отдай.

– Нет, – сквозь слезы выкрикнул парнишка. И для верности даже мотнул головой. – Нет!

– Томские казаки увидят – разбирать не станут. Повесят на первом же суку. Отдай от греха…

Пацан еще раз упрямо дернул головой, а потом вдруг поднял свое тяжелое оружие, кое-как навел куда-то в мою сторону и нажал курок. И мне показалось – я даже увидел, как в самой глубине толстенного ствола появилась искорка воспламенившегося пороха. А потом, в шлейфе показавшегося черным дыма, прямо мне в лицо, вылетела толстая, будто бы – со стакан, пуля. И белый свет для меня выключился…

Глава 6

К свету

Это проклятая пуля снова и снова вылетала, как Черт из Адского пекла, из, с каждым разом кажущегося все толще, пистолетного ствола. Снова и снова. Раз за разом. И каждый раз я совсем чуть-чуть, на какую-то миллионную долю мига, не успевал убрать голову с ее пути. Опять и опять, отвратительно шелестящее рукотворное свинцовое чудовище, как бешенный конь копытом, пребольно лупило меня в левую часть лба, на дюйм выше внешнего края глаза. Удар… Боль… Тьма… И это, едрешкин корень, "кино" начиналось по новой.

Пока, в один прекрасный момент, до меня вдруг не дошло, что это все не по-настоящему. Что мозг, запомнивший последний момент перед тем, как нырнуть в спасительное забытье, теперь таким вот жестоким образом ищет связь с заблудившимся во Тьме сознанием.

Трансляция неприятного момента, в миллионный, наверное, раз, снова началась, и я даже уже с нетерпением поджидал знакомых примет развития "сюжета". И тут, неуловимо, как это здорово умеют делать мастера спецэффектов с телевидения, все изменилось. Пуля никуда не делась – снова, зараза, как Черт из табакерки, выпрыгнула из толстенного дула. Но вместо того, чтоб миллисекундой спустя бить меня по лбу, продолжила полет…

…Пробила обшитую кожей доску кареты и, изменив форму – сплющившись в неопрятный блин, ударила дремлющего на диване внутри дормеза русоголового молодого чиновника. В голову, на дюйм ниже затылка…

– Герман! – рявкнул, вытаращив блеклые, серо-голубые глаза, седой слуга на немецком, и подхватил валящееся прямо ему на колени умирающее тело. – Что это?! Что с тобой!?