Моя Крепость - Раиса Сапожникова

— А зайцы? Я слышал, они грызут яблони и вредят огородам. Их что, тоже нельзя убивать?

— Тебе можно, — великодушно позволил сэр Конрад.

— А крестьянам?

— Ну, им нельзя.

— Почему? — настаивал справедливый Родерик.

Конрад опять вздохнул.

— Таковы в этой стране обычаи. Земледельцы должны растить хлеб, выпасать скот, трудиться на земле, а не пользоваться готовыми дарами леса. Лес — он один, а крестьян на моей земле две тысячи. Что, если все захотят убить по оленю? Даже не убить — только посмотреть на него. Если тысячи людей кинутся в лес, там не только оленей и кабанов, там ни одного дерева не останется.

Родерик с минуту подумал. Потом нашел возражение:

— Но если вообще не охотиться, зверей станет чересчур много. Им в их лесу не прокормиться. Они захотят выйти попастись на полях, а за ними и волки. Или еще какой хищник. Разве это не опасно?

— Вот потому-то каждый лорд охотится со своими людьми в своих лесах. И он может, если считает нужным, взять на охоту крестьян или кого захочет. И вознаградить их добычей. По обычаю, в Англии это делают осенью, как раз в это время. Другое дело, что такая охота иной раз похуже волчьей... Поля вытаптывают, распугивают стада. Селяне предпочитают вообще забыть о лесном зверье, лишь бы охотники не уничтожали их труд и их урожай.

— А мы? Мы же не топчем ничьих полей, правда? И не пугаем коров.

— Вас на охоте не больше десятка человек. А у баронов, случалось, по две сотни загонщиков выходило... Я еще помню, как это делали. А что, для тебя это так важно?

— Мне нравится охота, — признался Родерик. — Животных жалко, но их очень много. Мы видели с Эвальдом стадо диких свиней. Было два вепря, таких огромных, клыки как рыцарские шпоры! Всего дюжины полторы. А мы взяли трех молодых поросят. Эвальд сказал, у старых вепрей жесткое мясо.

— Верно. Но это когда есть из чего выбрать... Когда голод, бьют всех зверей, каких только можно добыть.

— Но сейчас не голод? — уточнил Родерик. — А то эти крестьяне как будто в первый раз ели зайчатину.

— Очень возможно. Некоторые лорды никому не дают войти в лес. А то, что я слышал о прежнем Ардене, вполне это подтверждает. Он не был добрым хозяином.

— Это вы об отце Роланда? — заинтересовался сын графа.

— Вот именно. Кстати, где сейчас этот твой друг? Почему он сегодня не обедал?

— В деревне. У мастера Вулиджа, корчмаря, дочка родилась! Роланда попросили крестить ее.

— Крестить? А откуда у них священник? — удивился граф.

— Монахи из Ноттингема проезжали. Они задержались на день, ради крестин. И еще вроде бы кого-то венчают... Не помню точно.

— А наш Роланд — крестный отец, значит... Гм... Его, видно, любят в деревне. Тебя, кстати, на эти крестины не пригласили?

— А я уже был там, — похвастался юный Родерик. — Я отдал Вулиджу свой нож, помнишь, мне в Сицилии подарили?

— На крестинах дарят новорожденной, а не ее отцу, — развеселился граф Арден. — Ты, сын, только представь, как малышка твоим ножом в колыбельке играть станет...

— А я ей тоже кое-что подарил, — возразил Родерик в тон. — Хайди свое ожерелье отдала. Из розовых бусинок. Гленда Вулидж — мастера Джона дочь — сказала, что оно слишком дорогое. Но они все-таки его взяли.

— Еще бы! — сэр Конрад вспомнил розовый жемчуг, мелкий, но очень милый на детской шейке, что его дочь носила несколько лет. Такой подарок стоил примерно столько, сколько вся корчма Вулиджа. Его сын слишком щедр.

Граф вздохнул в третий раз:

— Сынок, это очень хорошо — делать подарки. Но в следующий раз, когда захочешь кого-нибудь одарить, спроси у Леонсии. Или у меня, или хоть у Мак-Аллистера. Чтобы не ошибиться.

— Я ошибся? — лицо Родерика вытянулось огорченно.

— Немножко, — подтвердил граф. — Слишком дорогие подарки могут принести горе. Ты только вообрази: маленькая крестьянка гуляет на лугу с розовым жемчугом на шее! Хоть бы эти Вулиджи догадались спрятать твой дар в сундук.

— Может, догадаются, — с надеждой предположил Родерик. — Мастер Вулидж — очень рассудительный человек.

— А монахи видели твой подарок? — с интересом спросил отец.

— Видели. А один из них мне сказал, что щедрость — дар божий.

— Что дар — это, конечно, верно. Но теперь они придут в замок. Их наверняка выслали собирать пожертвования к Рождеству. И нас не минуют.

— Это что — плохо? — не понял мальчик.

— Плохо? Нет. Но на всякий случай подготовиться надо.

— А что нужно готовить?

— Предупредить людей. Чтобы лишнего не болтали. Денег я им дам, и немало, но в крепости не задержу. Переночуют, поедят вволю, а с утра дам повозку, лошадей, и пускай их везут назад в монастырь. Все равно после моего дара собирать милостыню нет смысла. По миру ходить с золотом, чтобы его всякий отнять мог, на то самый глупый монах не решится.

— Может, хоть одного оставить? —  с сомнением предложил Родерик.

— А зачем? — хитро прищурился сэр Конрад.

— Я слышал, на Рождество принято служить церковные службы. Петь песни, слушать истории об Иисусе и Пресвятой Деве. Так все христиане делают! Это как закон. И нужен для этого священник. Или хоть монах.

— Чтобы рассказывать святые истории? А сам ты их разве не знаешь?

— Я знаю, отец. Помню все, чему отец Петр учил: и про Марию с Иосифом, и про Святой Дух, и как в Вифлееме Сын Божий родился...

— Вот ты и расскажешь.

— Я? Без священника? А разве это по-христиански? Мне говорили, у иудеев так делают. У них вроде бы на Рождество... или как-то иначе называется... каждый отец семейства сам и историю рассказывает, и молитву поет, и даже причастие раздает всем членам семьи.

— Ты почти не ошибся, сын, — засмеялся граф Арден. — Вот увидишь, как через пару недель мастер Давид с Эстер и Мозесом будут свою Ханнуку праздновать. Им-то никакой монах не понадобится. Девять свечей, свиток Торы, кубок вина — больше ничего. А праздник у них не хуже Рождества. Тебе Мозес не сказал?

— Сказал. И еще сказал, что у него в это Рождество... в Ханнуку то есть, будет День Зрелости. Он же на год меня моложе, как это так? Разве в тринадцать лет наступает зрелость?

— Имеется в виду зрелость духовная. Что, мол, в этом возрасте отрок уже достаточно взрослый, чтобы понимать Закон Божий и читать Святое Писание. В свой День Зрелости твой друг Мозес первый раз прочитает со свитка одну-две страницы, в присутствии всех верующих иудеев... Отца и сестры, в данном случае.

— А я? Я буду присутствовать?

— Если захочешь.

— А вы?

— Может быть, — улыбнулся сэр Конрад. — Потому-то я и не хотел бы, чтобы здесь были монахи. У этих людей редко встречается понимание чужих обычаев. Пока в замке нет никого чужого, маленький Мозес спокойно сидит себе и читает Ветхий Завет, учит свои уроки, ждет своего праздника...

— Я понимаю, — задумчиво протянул Родерик. — Но, отец... Мы все— таки христиане, правда? И обычай этой страны — теперь наш обычай, вы сами это сказали. Может быть, вы все-таки пригласите одного из монахов, а? Если ни один вам не подойдет... Нельзя ли кому-то из нас... Вам самому или, например, леди Леонсии... Отправиться в тот их монастырь, поискать там достойного человека? Ведь они наверняка будут рады. У них там много гостей, все знатные люди из Ноттингема и окрестностей. А еще если вы дадите пожертвование... — мальчик чуть покраснел и смущенно умолк, видя в глазах отца откровенное восхищение.

— Как всегда, ты прав, сын! Замечательная идея! Мы пошлем с ними золото, несколько человек стражи, и графиня поедет в это аббатство.

— Аббатство Святой Анны, — вставил обрадованный Родерик. — А можно и мне с ней?

— Ты хочешь?

— Конечно! Я же никогда не видел английского монастыря.

— Имей в виду: кто бы ни спрашивал, ты — сын леди Леонсии. Ничье любопытство... Ну, ты понимаешь.

— Понимаю, отец.

— Я на тебя надеюсь.

Повеселевший Родерик убежал — может, к матери, а может быть — к своему младшему приятелю.

Ко всеобщему удовольствию, ученик премудрого Элиава из Лондона оказался спокойным, тихим, здоровым мальчиком, умевшим вежливо разговаривать по-английски, читать по-латыни и на языке избранных, а также довольно ловко обращаться с деревянным мечом. Последнее искусство Давид, правда, не одобрял, но видя сына каждый день возле молодого лорда, не мог протестовать с прежним упорством.

Три рыцаря, ездившие в Лондон за юным евреем, вернулись за две недели: по их рассказам, ребенок совсем не задержал их в пути. Он не болел, хорошо спал на постоялых дворах, ел без капризов, что подано. И в седле держался не хуже, чем любой мальчишка его возраста. Мнение трех молодых христиан об иудеях изменилось в лучшую сторону. 

Мозес был несказанно удивлен, что его семья поселилась в большом рыцарском замке. Но старшая сестра была довольна обществом дам как арабских, так и христианских; с ней обращались учтиво и уважительно. Отец, в восторге от драгоценных пергаментов из Эль-Ора, умерил свойственную ему отчужденность в отношении аристократов и вообще «гоев», увлеченно трудился вместе с местными работниками, командовал ими и если жаловался, то только на плохую погоду. В замке Арден Мозесу понравилось больше, чем у реб Элиава.