Рондо смерти - Владимир Дугин

- Я тебя понял, Антон. - Мой ответ не обещал ничего определенного, как и следует в подобных ситуациях. Опять наступило молчание. Значит, они снова побывали там и нашли мой прут. Очень хорошо! Пусть еще поищут, а если ничего не найдут, то ведь в Городе много парков и памятников... Мы остановились в Главпочтамта, обрушившийся портал которого похоронил недавно под своими обломками несколько случайных прохожих, прятавшихся от дождя. Сейчас все было убрано, но забор еще ограждал северо-восточный фасад.

- Пока, Джек.

Он вышел из машины, и я провожал его глазами, пока атлетическая фигура, мощь которой не могла скрыть просторная куртка-"дутик", не исчезла в подъезде огромного здания.

22

На миг умерьте ваше изумленье

И слушайте, что я вам расскажу...

В.Шекспир

Больше в одиночку действовать я не мог. Наступил период, когда было нужно, например, одновременно присутствовать и здесь, и на юге, где должны были концентрироваться боевики Организации. Кроме того, следовало подготовить "массовое обращение" к руководству. Мой рапорт могли проигнорировать, приписав его расстроенному воображению, отложить под предлогом необходимости тщательной проверки фактов как раз тогда, когда промедление было смерти подобно. Отмахнуться же от одновременного сообщения нескольких сотрудников было уже гораздо труднее.

Не знаю, какой повод мне пришлось бы придумать, чтобы полететь в Москву, если бы не удачно подвернувшийся вызов на очередное оперативное совещание. По должности я обязан был на нем присутствовать, хотя моя роль на таких совещаниях сводилась к роли немого статиста или, в лучшем случае, "певца за сценой", когда мои материалы включались в качестве составной части в один из докладов. Я всегда с раздражением воспринимал подобные вызовы, отрывавшие от текущей работы в самое неподходящее время, но на этот раз был очень доволен, так как опасался вызвать подозрение моих новых "друзей", если бы вдруг без достаточно убедительной и веской причины уехал из Города.

Совещание должно было продлиться три дня. В первый же день я нашел во время перерыва Гришу Ратманова, стоявшего у малиновой портьеры. На его лицо падали отблески, делавшие его похожим на оперного Мефистофеля. В зале вообще было много красного - от малиновых портьер до бархатного занавеса "партийного цвета", по выражению нашего штатного художника-оформителя. Полный контраст с тем, что я недавно видел на собрании командного состава Организации.

- Есть дело, Гриша. Предупреди ребят, соберемся у тебя в двадцать один ноль-ноль.

- Трубить "Большой сбор"?

- Нет, только наша пятерка. Обеспечь пиво.

- Ладно, все будет по высшему классу.

Подобные "сборы" у нас практиковались уже давно. Еще в начале нашей трудовой деятельности, когда многие закладывали лишь фундамент будущих блестящих карьер, вскоре после выпуска из школы, кому-то из нашей компании пришла в голову идея, что кроме официальной структуры неплохо было бы организовать нечто вроде мушкетерского клуба или американской студенческой корпорации "фи-бета-каппа". Начальство, конечно, знало об этой "тайной организации", но смотрело на нее снисходительно, видя во всем лишь игру еще не перебродившего воображения, молодую романтику, избыток юных сил. Имея в наших рядах двух-трех осведомителей, регулярно докладывающих о "состоянии умов", можно было особенно не беспокоиться, а при необходимости - использовать факт создания группировки как дополнительный компромат, решили в высоких сферах. Начальство всегда чувствует себя спокойнее, когда знает за подчиненными кое-какие грешки, когда в сейфе лежат надлежащим образом оформленные бумаги, при помощи которых можно, если понадобится, охладить чью-то буйную голову или поставить на место не по чину дерзкого сотрудника. И руководство не беспокоилось, тем более, что очень скоро вся деятельность "клуба" свелась к более-менее регулярным попойкам, ставшим чуть ли обязательным свидетельством благонадежности в конце семидесятых годов. Пили "вожди" на праздничных приемах и юбилеях, во время охотничьих и других развлечений, пили комсомольские "вожаки" на молодежных слетах и в юношеских лагерях на ЮБК и черноморском побережье Кавказа, пили новоиспеченные кандидаты и доктора на банкетах по случаю защиты диссертаций, пила вся страна на субботниках, официальных и религиозных праздниках, свадьбах, похоронах, именинах и крестинах, встречах и проводах, благо колхозам и совхозам разрешили для укрепления бюджета производить спиртное, и на прилавках магазинов появились бесчисленные бутылки с красочными этикетками и поэтическими названиями: "Солнцедар", "Южное", "Жемчужина степи", всяческие "Букеты" и "Троянды", представлявшие варианты знаменитых "чернил" или "Плодово-выгодного", как окрестили постоянные потребители "Плодово-ягодное", высчитав, что именно в этом вине содержится больше всего алкоголя на единицу стоимости. Пили и мы.

Но начальство знало не все, сказалась профессиональная подготовка. Под "крышей" клуба сплотилась тесная группка единомышленников, всерьез решивших держаться друг за друга, причем, не только ради устойчивости во время возвращения домой в пьяном виде. И это неформальное, как сказали бы сейчас, объединение продолжало успешно существовать и выполнять свои функции. Мы знали, что можем положиться друг на друга во всем и до конца, несмотря на то, что никаких ритуалов, "клятв на крови" и письменных обязательств у нас не было. Была настоящая, что называется мужская дружба, хотя среди нас были и две женщины. Несколько раз нам приходилось объединить усилия, чтобы помочь какому-либо члену кружка, и эффективность такого объединения была проверена на практике. В тех случаях, когда не удавалось обходиться только нерабочим временем - совместными "турпоходами" во время отпуска или неделями длящимися вечерними преферансными "пульками", приходилось, очень осторожно и деликатно, чтобы не вызвать подозрений в чем-то большем, чем обычная, завязавшаяся еще в студенческие времена дружба, добиваться разрешения работать в группе. Пока все сходило гладко.

Мы собрались у Гриши, как и было условлено, в девять вечера. После обмена обычными приветствиями и самыми общими новостями, я взял слово. Через десять минут на лицах моих друзей появилось разнообразное по форме, но одинаковое по смыслу выражение, поразительно напоминающее то, которое я увидел в зеркале, когда вернулся домой после собрания вожаков Организации. Это была странная смесь недоверия и тревоги, в которой последний ингредиент постепенно рос, вытесняя все остальное. Первым нарушил наступившее было молчание хозяин квартиры, Ратманов.

- Ты не думаешь, Джек, что это липа?

Как и было у нас принято, он назвал меня псевдонимом, выбранным для данного дела.

- Не думаю. Конечно, известны и более дорогостоящие и тонко задуманные мероприятия по дезинформации. Достаточно вспомнить, как англичане обманули немцев во время войны, подбросив им труп офицера британского флота, в карманах которого находились документы, "неопровержимо" свидетельствовавшие о планах высадки союзных войск на побережье Сицилии, какие тогда строили ложные аэродромы и причалы. Но зачем в данном случае Организации затевать такую сложную игру с одним-единственным нашим сотрудником? И не самым влиятельным, замечу со всей скромностью.

- Того офицера тоже нашел обычный патруль береговой охраны, а дальше "деза" пошла естественным путем.

Как всегда, замечание Васи Кившенко било в самую точку. Глядя в его голубые наивные глаза, обманувшие стольких людей своим простодушным выражением, на всю его невысокую, склонную к полноте фигуру, на округлые руки с удивительно белой кожей, что часто встречается у рыжих, руки, которые, как пришлось испытать на себе многим, превращались в случае необходимости в стальные клещи, я пытался найти достаточно убедительные слова, чтобы заставить моих друзей почувствовать всю степень серьезности положения. Помощь пришла ко мне с неожиданной стороны.

- Уровень правдоподобия и масштабы возможных последствий требуют принять в качестве рабочей гипотезы, что все изложенное является не дезинформацией, а реальным планом. - Клава писала диссертацию и в последнее время даже в дружеском кругу выражалась гладкими фразами, каждая из которых содержала законченную мысль.

- И, заметьте, как удачно выбран объект, - тихо сказал Павел Владимирович. - Катастрофа восемьдесят шестого года настолько травмировала психику людей, что любой намек на возможность повторения чего-нибудь такого подействует в десятикратном размере. Паника будет работать на них. Вот ведь хитрые сволочи! - Он был не старше любого из нас по чину и должности и нашего возраста, даже младше Гриши, но после того, как в первый день знакомства сухо заявил Васе, фамильярно назвавшего его Пашкой: "Меня зовут Павел Владимирович", мы обращались к нему только по имени и отчеству, как ни злился он потом, особенно, когда мы так представляли его знакомым девушкам.