Звезды Тянь-Шань - Василий Ленский

— Ум не сознает себя, — сказал Дун.

— Да, — ответил я, — из-за того, что он пока единственный сам в себе. Для определения чего-то нужно другое.

— Может ли это «другое» пройти вне сознания?

— Может, но для этого нужно произвести катастрофические внутренние изменения, либо иметь врожденный дар самоизменяемости во внутреннем мире.

— Как тогда считывает опасную ситуацию или предстоящее событие человек? — у Дуна нарастало любопытство.

— Их называют ясновидящими, прорицателями, пророками, медиумами. Сложные изменения внутри проходят в первое сознание в виде каких-либо сигналов. У каждого эти сигналы свои. У одних предчувствия, у других восприятия зрительных аллегорий, у третьих слуховые непонятности. Набирая опыт, такие люди становятся специалистами.

— Могут ли они управлять событиями?

— Нет, — ответил я. — Они способны только считывать, да и то в иносказательном виде. Кроме того, внешнее сознание должно быть при этом приторможено. Поэтому такие люди словно «не в себе» в моменты прорицания. Они соединяются с внутренним миром и получают оттуда информацию, которую потом будут расшифровывать. Для создания миров и управления событиями нужно два осмысленных сознания. Это непременное условие.

— В месте, куда мы идем, есть маги, — сказал Дун. — Нас водили туда на обучение несколько раз. Чем отличаются маги от ясновидящих? Ведь они управляют событиями.

— Маг совершает тренировки. Внутри себя он задает программу и меняет там энергетические связи. Это уже осознание. Это уже тренировки.

— Там же есть женщины, которые утверждают, что свойства знахарства и магии даны им с рождения, — продолжал Дун.

— С рождения даны им не свойства магии, а прекрасное свойство соединять желаемое с изменениями во внутреннем Космосе. Представь себе, что тебе дано было бы пожелать, чтобы волосы на голове стали голубыми. Что произошло бы во внутреннем мире?

— Я думаю, что сначала был бы поиск, а затем сильные изменения всех энергетических процессов внутри.

— Прекрасно, — одобрил я. — Но внешний мир не оторван от внутреннего, следовательно, там тоже шел бы поиск, а затем соответствующие изменения.

Дун остановился и смотрел на меня широко открытыми от удивления глазами.

— Но тогда каждый бы творил во внешнем мире все, что хотел! — почти выкрикнул он.

— Не каждый, — с усмешкой ответил я. — Пожелай что-нибудь и я сомневаюсь, что это произойдет. Для того, чтобы свершалось, необходима либо сущностная зрелость, либо тренированность. К счастью, желают по закону ума, а ум — это недоразвитое дитя на поле энергии Чи.

Дедушка предложил передохнуть. Он тоже слышал наш разговор, я спустился к леднику, напрессовал руками снег и стал его с наслаждением сосать. Свежесть талого снега насыщала тело. Дун и дедушка сделали то же самое, так как родника поблизости не было. Насытившись талой водой, мы выбрались на мягкий пригорок и расположились под раскидистой елью. Синий шелк неба гармонично сливался с сединой Тянь-Шаньской ели. Величавые снега гор вошли в полуденную медитацию. Воздух словно остановился, а дуновение ветерка не принималось в расчет в море этого остановившегося часа созерцания.

— У меня был другой подход к магии, — сказал дедушка. — Я думал, магами рождаются, а знание Чи приобретают опытом и тренировками.

— Врожденные свойства являются предпосылкой, спора нет, — ответил я, — но представим себе яркий врожденный талант музыканта, руки которого никогда не коснутся музыкального инструмента. Впрочем, даже теперь я говорю не то. Нет магии без Чи. Вопрос будет только в том: если это будет управляемым и осознанным, то это не магия, а если это от яркого желания, но стихийно, тогда нужно силовое в энергетическом смысле и послушное желаниям тело. Я предпочитаю осознание.

— А мне показалось, что у тебя врожденного больше, чем приобретенного в знании, — заметил дедушка. — Вот у меня был непрестанный труд и нескончаемый поиск.

— Я рад тому, — засмеялся я, — значит искать буду и еще лет двести.

Отдохнув, мы пошли дальше. Когда Дун хотел задать очередной вопрос, я ему сказал:

— Иди в ритм. Так ты скорее приобретешь, чем через ум. На вдох тяни себя в длину и, чуть придержав, выбрасывай себя в бесконечное ТОО. Выдох — это ХУМ. Но, чтобы поддержать себя во внешнем мире, то есть не устать быстро, выдыхай коротко на звук ХЭ. Звучание должно быть не голосом, а воздухом.

Солнце вошло в туманную пелену заката, когда мы подходили к горному поселению. В отличие от того селения, оно располагалось на скалах и таинственные огоньки уличных печек светились вразброс по склону горы. Залаяли собаки, но дедушка шел уверенно и вскоре мы подошли к высокой каменной стене. Ворота были такие же высокие и массивные, словно здесь собирались выдерживать осаду.

«Традиция, наверное», — подумал я.

Нам открыл боковую дверку мужчина в черной накидке и, не говоря ни слова, предложил следовать за ним. Все постройки здесь были из камня. Мужчина провел нас внутрь каменных строений и по извилистому проулку привел в небольшую комнату. Комната была из камня, но чисто выбелена.

«Уж не в пещере ли мы?» — осматривал я тяжеловесные стены и потолок.

— Да, мы в пещере, — сказал мне дедушка. — Здесь многие комнаты в пещерах. Эта — обитель мудрейших. Они — хранители знаний. У вас есть библиотеки, а у нас знания хранят живые носители. От этого и знание живое. Можно считать, что здесь каждый человек это ни книга, а наука. Мудрость здесь исчисляется ни умом, а владением. Поэтому я и привел тебя сюда. Не знаю, что побудило старцев нашего Совета, но ты будешь первым из европейцев, который прибыл сюда. О нас здесь уже знают.

«Как? Откуда они узнали?» — чуть было не спросил я, но сдержался и в голове чуть промелькнуло: «Разберемся».

Нам принесли чай с пенкой, снятой с кипяченого молока и просяные лепешки. Тот же самый мужчина немножко постоял и ушел куда-то. Вернулся он со сливочным маслом, аккуратно положенным на деревянную тарелку. Он ушел. Лепешки были еще горячими и я подумал, что их испекли специально для нас. Масло таяло на лепешках, придавая им особый аромат.

— Вкусно, — сказал Дун.

— Здесь все вкусное, — многозначительно ответил дедушка.

В углу было постлано на небольшом возвышении из камня. Дедушка пошел и лег. Дун сел в углу возле масляного светильника и мечтательно устремил взгляд в потолок. Он, наверное, мечтал как разовьет до небывалого совершенства Чи и второе сознание и будет сразу и почитаемым магом и великим астрологом, и знатоком человеческих дум. Он будет видеть судьбы людей, их сущности. Но он не понимал, что все это мечты из того, что уже есть. Каждый день он видит солнце, небо, людей с их судьбами. Что еще надо? Но гонит вперед дхарма движения, которая присуща самому сознанию. Блажен тот, кто в иллюзии. Посочувствовать можно тому, в ком иллюзия угасла.

Я вышел на улицу. Горная луна повисла над долиной. Ее бледный свет заливал тайной горы и освещал небо. Звезды прорывались сквозь ее свет. Я усмехнулся:

«Когда заходит солнце, то тысячи звезд освобождаются из-под солнца. Каждая из них — солнце. Но вот появляется луна с ее холодным отражением и солнце освещает землю тусклым светом. А звезды еще пытаются мерцать своим величием.»

Горное, залитое лунным светом, селение готовилось ко сну. По-видимому, здесь ложились рано и поднимались тоже рано. Электричества здесь не было. Да и к чему оно там, где владение величайшими знаниями было непосредственным. Я долго любовался луной и таинственными стенами этого святилища. Уже собаки лаяли редко и вразбежку, так, на всякий случай, а я все сидел в созерцании мира и своеобразия гор. Что ум?! Трудно даже изобразить и страшно сопоставлять такие восприятия сознания. Ум сухой и ничтожный. Кажется, что здесь, в этих восприятиях вложено потрясающее значимое и бесконечное. Кажется, что стоит только нырнуть туда, в эти тайны и необъятные сущности, как сразу там потеряешься и утонешь навсегда. И все-таки сладостен этот бесконечный миф.

В комнату я вернулся наполненный лунным таинством и радостным ощущением чего-то необычного, многообещающего и праздничного. Огромное доверие охватило меня. Такое доверие бывает только у ребенка в объятиях матери. Дун уже спал. Я лег рядом и отпустил тело. Оно послушно исчезло и я завис в пространстве.

Теперь я мог воспринимать этот храм сверху, а точнее из внешнего мира. К моему удивлению я увидел домики за пределами каменной ограды. Сбоку в маленькой долине сверкала лунными отблесками речка, а за селением на горных террасах располагались сады и огороды. Вдалеке было маленькое пастбище на ровном мягком лугу. Там тоже стояла каменная избушка и в ней еще светился огонек. Повернувшись в бесконечный лунный простор, я вернулся назад в тело и заснул крепким, радостным сном.