Двое из прошлого - Николай Оганесов

- Нет, мы как-то не говорили об этом.

- И много вы собрали?

- Четыре тысячи.

Характерная для Красильникова черта: соврать хотя бы в малом, если нельзя в большом. Согласно нашим данным он собрал более пяти, но я не стал уточнять: в мою задачу не входило спорить о величине вклада.

- Мать оказывала вам материальную помощь?

- Нет.

- А тесть?

Не понимая причин моей настойчивости, он забеспокоился:

- Ну да, я же говорю, что нам приходилось туго, денег не хватало, иногда он давал для внучки.

Именно такой ответ я и хотел услышать.

- Значит, ваш семейный бюджет не отличался большим размахом? - Это был последний уточняющий вопрос, перед тем как навести первый удар.

- Да, иной раз приходилось экономить, - с легким вызовом ответил он. - Даже в мелочах.

- Объясните тогда, как вам удалось выкроить деньги на похороны Нины Ивановны Щетинниковой, вашей соседки?

Удар попал в цель. Красильников растерялся и опрометчиво ляпнул первое, что пришло на ум:

- Похороны обошлись недорого...

Это была ошибка.

- Но и не так уж дешево. У нас есть справка, что они стоили вам сто тридцать семь рублей пятьдесят копеек. Ваш полный месячный заработок.

Он допустил еще одну грубую ошибку:

- Кажется, я снял деньги с книжки.

- Пусть вам это не кажется. В лицевом счете значится, что за последний год вы только вкладывали деньги и не сняли ни одной копейки.

Я не обольщался насчет результатов допроса, но продолжал наступление по всему фронту.

- В каких отношениях вы состояли с Щетинниковой?

- Ни в каких! - выпалил он чересчур поспешно. - В соседских, не больше.

- Она ваша родственница?

- Нет.

- И вы ничем ей не обязаны?

- Абсолютно!

У меня возникло четкое ощущение, что мы подошли к чему-то важному, что имело непосредственное отношение к убийству, но, к сожалению, дальше ощущений дело не пошло.

- Я не был ей обязан абсолютно ничем, - повторил Красильников.

- Тем более непонятно, по какой причине вы при столь жестком семейном бюджете пошли на столь значительную трату.

- Она была одинока...

- Но заботы о похоронах в таких случаях берет на себя государство. Куда вы торопились, почему не подождали? Или у вас были лишние деньги?

- Нет, - промямлил он.

- И зачем вы выкрутили лампочку в прихожей? Только не говорите, что у вас от света болели глаза...

Это был момент, когда я почувствовал, что самообладание покидает Красильникова, - он сник, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. На лице проступили глубокие морщины - раньше я их не замечал.

- Вам плохо? - вынужден был спросить я.

- Да, мне нездоровится, гражданин следователь, - невнятно проговорил он. - Позвольте вернуться в камеру.

Я нажал на кнопку, вмонтированную в крышку стола. В дверях тотчас появился дежурный.

- Заключенному плохо. Вызовите, пожалуйста, врача.

Красильников поднял голову.

- Подождите, - несколько живее попросил он. - Наверное, не стоит... Не надо врача...

- Что так?

- Мне уже лучше.

Я отослал дежурного, но момент был упущен: Красильников действительно пришел в себя и последствия не замедлили сказаться - без видимых усилий он вернулся к обычному своему тону, довольно удачно имитируя человека недалекого, прямого и чуждого хитрости.

- Что я могу сказать, гражданин следователь. С лампочкой что-то не припомню, забыл, а насчет похорон вы правы - подозрительно. Но войдите в мое положение: рядом в квартире мертвая лежит, а у меня дочь-первоклассница... Да и старушку жалко. Разве за это можно осуждать? Жили по соседству, душа в душу, кому ж позаботиться, если не мне?

- Вы, я слышал, даже путевку в санаторий ей доставали?

- Не было этого, - резко ответил он.

Что ж, не было, значит, не было. Разберемся в этом вопросе без его помощи. Нам не привыкать.

Второй удар я нанес без подготовки:

- У вас, Красильников, была знакомая по имени Таня. Расскажите, пожалуйста о ней поподробнее.

- Вы что-то путаете, - не очень уверенно возразил он. - Не знаю я никаких Тань.

- Вы уверены? - переспросил я.

- Да, уверен, - гораздо тверже, чем в первый раз, сказал Игорь.

Это была не ошибка. Это был почти подарок. О Тане говорила его мать, говорила Ямпольская; существование Тани не вызывало никаких сомнений, скорее наоборот: я боялся, что Таня Ямпольской и Таня Светланы Сергеевны два разных человека, мало ли как бывает. После ответа Красильникова стало очевидным: речь идет об одной и той же девушке, сознаться в знакомстве с которой ему невыгодно. Почему? Надо будет выяснить. Отрицая сам факт существования знакомой по имени Таня, он невольно наводил на мысль, что это важно, заострил на ней наше внимание, я ловил его таким приемом не впервые, поймал и на этот раз.

- Значит, знакомство с девушкой по имени Таня вы категорически отрицаете?

- У меня такой знакомой нет.

Я зафиксировал его ответ в протоколе и, чтобы не спугнуть удачу, прекратил расспросы о Тане. Была на это и более серьезная причина: мы слишком мало о ней знали...

На очереди оставалось еще одно противоречие, на мой взгляд, самое серьезное. И я снова пошел на приступ:

- Вы можете описать, как провели утро девятнадцатого января?

- Я уже рассказывал. - Красильников ожидал ловушки и теперь отвечал осторожно, хотя и продолжал сохранять вид человека, которому нечего скрывать.

- Ничего, повторите. Возможно, припомните что-нибудь.

- А что именно вас интересует?

- Меня интересует все: в котором часу встали, когда вышли из дому...

- Встал в восемь. Умылся, привел себя в порядок и в половине девятого пошел на работу.

- Не опоздали?

- Куда? - Он мучительно искал в моих словах подвох, и это отражалось на его лице.

- На работу.

- Вроде нет...

- До сих пор вы утверждали, что пришли вовремя, а теперь что сомневаетесь?

- Вроде нет, - повторил он.

- И чем же вы занимались с утра?

Все-таки его выдержка имела пределы: он откровенно выжидательно смотрел на меня, смотрел жалостливо, с просящим выражением, будто заклиная не произносить больше ни слова, закончить на этом разговор.

- Как это - чем? Работал...

- А вот ваши сослуживцы говорят, что вы опоздали больше чем на час. Неувязочка получается, Красильников.

- Я расписался в журнале явки на работу, - нашел он не самый сильный ход. - Проверьте.

- Уже проверили, - сообщил я. - Но Щебенкин... вы знаете Щебенкина?

- Знаю.

- Так вот Щебенкин продолжает утверждать, что видел, как вы подъезжали к ателье в такси в половине одиннадцатого. То же самое говорят и другие ваши сослуживцы. Кому же верить: записи в журнале или живым свидетелям?

- В девять меня видел на работе заведующий ателье Харагезов. Не верите мне - спросите у него.

Разговор с Харагезовым был еще впереди. Сейчас мне важно было, что он скажет о своем визите к Светлане Сергеевне.

- Обязательно спросим. А как быть с вашей матерью? Ее мы уже спросили.

- Ну и что? - Голос Красильникова был лишен всякой окраски, не голос, а идущий из глубины выдох.

- Она видела вас в девять утра у себя дома с пакетом, который вы хотели оставить ей до вечера. Как же так: были на работе и одновременно были у нее? Вам это не кажется странным?

Я не спускал с него глаз, видел, как снова теряется твердость его черт, безжизненно опускаются плечи. Передо мной сидел зажатый в угол преступник, но даже сфотографируй я его в то мгновение со всеми признаками слабости на лице и предъяви снимки суду, они не служили бы доказательством по делу. К великому сожалению, все это не имело ни малейшего практического значения и только лишний раз убеждало меня в собственной правоте: он убил, сводя счеты, из корысти, из мести, из чего угодно, но не случайно!

- Повторяю, - глухо сказал Красильников. - Я был на работе в девять.

- Если не желаете рассказывать о своей поездке к матери, может быть, скажете, что было в пакете и куда вы его все-таки пристроили? - Вопрос чисто риторический, учитывая наши диаметрально противоположные интересы и позиции.

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - подтвердил мою мысль Красильников.

Примерно теми же словами он ответил еще на несколько вопросов, и мы, как говорится, расстались до новых встреч: он вернулся в свою камеру, чтобы подготовиться к следующему допросу, я с той же целью вернулся к материалам дела.

Итак, причина ссоры с Волонтиром могла уходить корнями в прошлое - на этом я прервал свои размышления после разговора с Антоном Манжулой, с нее и начал очередную, не помню какую по счету, попытку разобраться в происшедшем...

Если прошлое Красильникова внешне представлялось сравнительно ясным, то с Георгием Васильевичем было несколько сложнее: во-первых, он прожил дольше, а во-вторых, интересовал нас до сих пор значительно меньше, чем Игорь. О нем мы не знали ничего, кроме того, что сообщили Воскобойников и Тихойванов. Правда, Сотниченко наскоро проверил факты его биографии и не нашел расхождений с личным делом, хранящимся в отделе кадров, но я давно привык к тому, что интересующие нас частности имеют странное свойство они теряются между строк официальных документов. Невозможно представить себе заверенную печатью справку, подтверждающую, что несколько десятков лет назад во дворе дома по улице Первомайской корчился на снегу подросток с рассеченной губой и его бил ногами старший брат, - такое оставляет след не на бумаге, а в памяти очевидцев, только в ней, потому и нет задачи сложнее, чем понять и объяснить прошлое.