Сорняк из райского сада - Иванова Татьяна Антоновна

— Сказать можно все, что угодно, только мотивов от этих разговоров не убавляется! — заметил Вересков. — Кто-то же ведь подсел к нему в машину! А алиби у этих замов имеется?

— У Буракова стопроцентное. Он был в Италии. А у Государева, — нет! Он сказал, что во время убийства был дома, а живет один. И еще, Андрей Олегович, почти все в офисе намекнули мне на то, что Государев уже много лет сохнет по жене своего бывшего шефа.

— Ну, вот, а ты говоришь, что ни у кого не имелось мотива.

— Ну, это как сказать! Сослуживцы хоть и намекают на подобное щекотливое обстоятельство, но тут же и опровергают причастность первого зама к убийству по этой причине.

— Это почему же?

— Говорят, они с шефом были друзьями с давних времен, это раз, и сама Анна Сергеевна не проявляла к Государеву никакого интимного интереса, это два! И потом, если он любил Голубеву с тех пор, как появился в фирме, то бишь, восемь лет подряд, почему было не убить мужа раньше?

Вересков сморщился.

— Похоже, этот Государев вызывает у тебя симпатию, Егор! Мотив может возникнуть и через семь, и через десять лет, все дело в случае! Откуда знать, может Голубевой муж надоел, и она, спустя восемь лет подала надежду Государеву? Ты же сообщил в тот раз, что его назначили на место покойного, даже не смотря на то, что Бураков является родственником Анны Сергеевны. А кто назначил? — жена и дочь! А как ты думаешь, кто из них двоих решал это в большей степени, Анна Сергеевна, или ее двадцатитрехлетняя дочь? И еще, мой друг, не забывай о том, что стрелял непрофессионал.

Свиридов, задумавшись, умолк.

— Знаете, Андрей Олегович, у меня и впрямь вызывает симпатию этот Государев. Есть в нем некая порядочность, интеллигентность что-ли…. Вы же сами учили присматриваться к людям на интуитивном уровне повнимательней! Так вот, мне кажется, что такой не мог убить!

— Все это может иметь место в нашем деле, Егор, но в данном случае называется лирикой, отступлением от темы! Проверь этого Государева со всех сторон, и изнутри постарайся, а потом верь себе на здоровье в его порядочность! И не забывай банальную вещь, — когда некого подозревать, надо подозревать всех! Человек около восьми лет любит женщину! Ты думаешь, он не строил никаких козней по отношению к ее мужу хотя бы в своих мечтах? Даже святой, а не только обычный интеллигентный человек на это способен!

Подполковник толкнул локтем приумолкшего Егора, который сидел рядом с ним.

— Ну, что опять?

— Думаю над тем, что вы сказали, Андрей Олегович.

— Ты докладывай, а думать будешь потом.

— Да, нет, товарищ подполковник, тут у меня одна мыслишка закралась.

— Ну?

— Я разговаривал с Машей Кружилиной по поводу этих самых замов.

— И что?

— И между делом она сообщила о том, что рекомендовала Серафиме назначить на место ее отца Буракова, а не Государева.

— Да? А сама Кружилина почему так хотела.

— Говорит, что это ее личное мнение. Бураков, говорит, более толковый организатор, да к тому же, намного энергичней Государева.

— В смысле моложе, что-ли?

— Не уточнил!

— Так, так, а Серафима, значит, ее мнение в расчет не взяла?

— Не взяла, и Маша очень удивилась. Во- первых, потому, что Серафима сама хотела с ней посоветоваться по этому поводу, а во- вторых потому, что они дружат со школьной скамьи,

— и подруга всегда ценила ее мнение.

— Так, так! Анна Сергеевна! — Вересков, задумавшись, машинально взял ручку и написал на лежащем рядом с ним белом листе бумаги имя супруги погибшего, после чего нарисовал большой знак вопроса, и даже обвел его несколько раз, будучи в великой задумчивости!

— А проверьте-ка вы Анну Сергеевну, ребятки! Зацепите ее на крючок по полной программе! Кто у тебя посвободней, а, Егор?

— Юра Боженов, товарищ подполковник.

— Вот пусть он и займется ее прослежечкой! Как знать, может со стороны ее и Государева потянется тоненькая ниточка к Георгиеву, а потом, глядишь и дальше, к собственному мужу!

— Егор удивленно на него взглянул.

— Что тебя удивляет в этой связи? — спросил у него подполковник.

— Да, не знаю…

— В моей долгой практике, Егор, всякое бывало! Оттого и стараюсь я выворачивать все наизнанку, а иногда даже и шиворот навыворот надевать на себя, чтобы лично прочувствовать! А женщины, Егор, вообще народ коварный! Намотай себе это на ус!

— Хорошо, Андрей Олегович.

— Что у тебя еще?

— По документации пока полный порядок. Все контракты и договора выполняются своевременно, фирма частная и сама в этом заинтересована. Что же касается заказчиков, тот же принцип, — частники вносят приличные предоплаты и рассчитываются вовремя, гос. структура как всегда, играет в затяжку, но фирма особых претензий к ней не имеет. Короче, никто никого не обижал, никто никому не задолжал! Ах, да, Андрей Олегович, я же забыл о самом главном! Государев спросил вчера у меня про какую-то папку, которая, якобы, находилась в машине шефа в момент убийства.

— Так! А это уже интересно! Ну, и?

— В машине ведь ничего кроме барсетки убитого не было, Андрей Олегович!

— И что ты сказал Государеву?

— Пока ничего, обещал, что посмотрим по описи.

— А, что находилось в этой папке, ты у него не спросил?

— Спросил, конечно! Он сказал, что вечером шеф при нем положил в папку два экземпляра контракта с последним заказчиком, который должен был просмотреть дома и подписать. Ведь у них в этот момент находились немцы, и Голубеву на работе было некогда этим заняться. Государев сообщил также, что в папке было немало других бумаг. Шеф постоянно возил с собой какие-нибудь документы.

— А папочка, значит, ушла?

— Ушла, товарищ подполковник!

— Надо немедленно узнать, какие документы в ней могли быть еще, кроме этого контракта! Свяжись с руководством и выясни, чего не хватает на месте! И еще, Егор, прощупай этого последнего заказчика!

— Ему-то какой смысл, Андрей Олегович? Он, наоборот, теребит Государева, ему продукция нужна.

— Прощупать не помешает!

ГЛАВА 15

В кабинете хирурга Абрамова Вячеслава Константиновича, как всегда, не вовремя, раздался телефонный звонок.

— Извините, и подождите минуточку, — сказал он пациенту, которому прощупывал в это время живот. А сам с раздражением подумал о медсестре Эльмире, отлучившейся в магазин за сигаретами, после чего подошел к столу и снял телефонную трубку.

— Алло? Аня? А почему не на мобильный?

— Он у тебя вне зоны. — Ответила Анна Сергеевна.

— Анечка, у меня больной на кушетке, я перезвоню тебе через десять минут на мобильник, хорошо?

— Перезвони!

Абрамов обследовал пациента, и дал задание подоспевшей к этому времени медсестре, — выписать больному два направления, на узи и на рентген желудка. Сам же, достав телефон и сигареты из кармана пиджака, вышел из поликлиники, чтобы сделать звонок Голубевой Анне.

Они познакомились три года назад в сочинском санатории, специализировавшемся по желудочно-кишечным заболеваниям. Вячеслав Константинович ездил туда регулярно в два года раз лечить язву, а Аня впервые, для профилактики гастрита, на который у нее было подозрение. Ему шел пятьдесят шестой год, и у него была нормальная семья, правда, уже вторая. Жена Оксана, была младше него на десять лет, а сыну Семену недавно исполнилось шестнадцать.

Тогда в санатории он увидел Аню, сидящую на лавочке возле грязевого лечебного корпуса в ожидании своей очереди. Она читала журнал. На ней были черные спортивные брюки и голубая мохеровая кофточка, которая очень гармонично сочеталась с ее серыми, в голубизну глазами, и светло-русыми волосами. И с тех пор, всякий раз, как только он вспоминал о ней, в самую первую минуту в его памяти возникал именно этот образ, — образ обворожительной незнакомки в голубом! Они познакомились, и Вячеслав Константинович начал за ней ухаживать. Сначала его попытки оставались без внимания, и Анна воспринимала худощавого высокого хирурга с приятной внешностью только на уровне приятельского общения. Но, со временем, она поняла, что совсем не против завязать с ним интимные отношения. Их санаторный роман разгорелся не на шутку и продолжался в Москве до сих пор. Они не собирались рушить свои семьи и довольствовались короткими встречами где-нибудь на нейтральной территории.