Палаццо Дарио - Петра Рески

– Ах, Тито! – промурлыкала она, как котенок. – Ты меня просто спас. Я искала магазин, где продаются те уникальные статуэтки, и заблудилась. Я хотела купить стеклянную птичку из Мурано… Знаешь, мне приснился кошмар, чтобы он не сбылся, я должна ее купить.

Аня сжала узкую руку Тито и заметила, что он слегка покраснел.

– Буду рада, если ты проводишь меня и покажешь, как пройти. – Ее светлые глаза впились в него, и она поняла, что он растерялся и потому смущенно закашлялся.

– М-да, ну я не знаю, вообще-то Мик ждет нас к обеду «У гондольера».

Она положила руку на его мускулистое плечо и посмотрела на красиво очерченные губы.

– О, не волнуйся о Мике, дорогой. Ты же знаешь, он везде найдет компанию. Он скучать не будет.

В это время словно незримая рука разогнала густой туман. Венеция, этот город городов, вновь засверкала золотистым светом. Тито нерешительно позволил Ане взять себя под руку. Но не прошли они и несколько шагов по блестящей венецианской мостовой, как на него напала развязная веселость. Он игриво вспугнул голубей, слетевшихся на площадь. Наконец они нашли магазин, в витринах которого как драгоценные камни сияли уникальные работы муранских стеклодувов. Аня купила очаровательную милую птичку и подарок для Тито – роскошную венецианскую карнавальную маску.

– Венеция – город моей мечты, – сказала она и надела маску на Тито.

– Я тоже люблю Венецию, – сказал он и почувствовал, что проваливается в ее бездонные светлые глаза.

Он вздрогнул.

Вернувшись вечером в палаццо, они никого не нашли. Мик, очевидно, еще не вернулся с обеда, а Мария, верная экономка, ушла за покупками. Свет золотого заката, проникая через рубиновые стекла, заливал прихожую оранжевым заревом тысячи свечей. Аня пошла в библиотеку.

– Не хочешь составить мне компанию, Тито? – Ее топазовые глаза мерцали.

– Вообще-то я хотел прилечь… – Было ясно, что он искал слова, чтобы отговориться.

– Иди ко мне, Тито. – Ее глаза умоляли.

В роскошной библиотеке Аня тихо прикрыла за собой дверь. Издавая тихий звук, похожий на жужжание пчелы, она обвила гибкими руками тонкую шею Тито.

– Нет, оставь меня, – смутившись, сказал он, – ты же знаешь, я принадлежу Мику.

Но, увидев ее лицо, он смягчился.

– Успокойся, Тито. Никто не узнает.

Губы, коснувшиеся его губ, были так мягки. Она нежно притянула его к себе, и он почувствовал, как пламя охватило его.

– Я знаю, что не такой уж ты невинный, каким прикидываешься перед Миком.

Она обхватила его голову обеими руками и в долгом поцелуе прижалась так близко, что почувствовала его напряжение. Живые, дикие, волшебные чувства, охватившие их, вздыбили их тела, как осенний ветер, поднимающий воду в лагуне. Тито приоткрыл губы, он знал, что обещает ее поцелуй. Он склонился над Аней, а она, прижав к своей горячей груди его голову, ладонями мягко толкала ее вниз, все ниже и ниже, и слышала, как учащается его дыхание.

Тито проснулся через несколько часов. Ставни окон, выходивших на всемирно известный Большой канал, были закрыты. Ани не было. В комнате парило что-то красное. Призрачное большое красное пятно то расползалось, то вновь сжималось, словно красный желатин. Через мгновение Тито увидел, как из него появилась фигура человека с перевязанной головой. На человеке был парчовый халат. Странный гость с рвением одержимого искал что-то в ящике. Тито понял: это был призрак Фабио делле Фенестрелле! Несомненно, ведь на нем был этот халат. Верно, он искал подходящие носки. Мария никогда не утруждалась правильно складывать носки попарно. Тито вскочил, и призрак растворился. Тито бросился в коридор и там услышал злобный смех Ани, разорвавший ночную тишину.

– Ты думал, он любит только тебя, твой аристократ? Слава Богу, увы! Дорогой Мик, позволь сказать: вот было бы горе, если бы для женского мира он был потерян!

– Замолчи! – взбешенно закричал Мик.

Он был мертвенно бледен. Тито увидел и испугался, когда Мик схватился за сердце. С ядовитой ненавистью Мик смотрел в топазовые глаза Ани.

– Убирайся прочь! Вон!

Аня не произнесла больше ни слова. Высоко подняв голову, она прошла мимо них. Надела накидку, встряхнула волосами и уже у входа еще раз посмотрела на Мика своим топазовым взглядом.

– Помни о призраках Палаццо Дарио, – сказала она, и массивная дубовая дверь закрылась за нею.

После случившегося Мик сильно изменился. Он, о котором говорили, что его потрясающие вечеринки освежают Венецию, как брызги шампанского, неожиданно уединился и отстранился от всего. На последней вечеринке он не спускал с Тито глаз, а потом закатил ему жуткую сцену, обвиняя в том, что тот соблазнял синьору профессора литературы, а затем ему делала намеки американка-детектив. Последней каплей стало то, что Мик застал Тито с графиней Бонфили в постели, где был убит Фабио делле Фенестрелле. Мик уже не владел собой. Он схватил старинный канделябр и, размахивая им, бегал по спальне, вскакивая на злосчастную кровать, и кричал: «Я выгоню черта из этого дома!»

А утром, когда нежно-розовое солнце затеплилось над сверкающей венецианской лагуной, он бросился во всемирно известный Большой канал и поплыл к противоположному берегу, к живописной Кампо Сайта Мария делъ Джильо. Там он лег спать в деревянном домике гондольеров. Мучимый совестью, Тито бродил всю ночь по городу, разыскивая его. Когда же он наконец нашел его, Мик был так бледен, что от его темных ресниц на щеки ложились пурпурные тени. Тито сел рядом на корточки и ждал, пока красный утренний свет венецианского неба не осветил и не оживил лицо Мика. Друг никогда не простит его, он знал это. Но вдруг Мик взял его руку движением таким же легким, как взмах крыла венецианского голубя, и открыл глаза.

– Ты тоже веришь, что на Палаццо Дарио лежит проклятие? – спросил он дрожащим голосом.

– Нет, это только слухи, – уверенно ответил Тито.

На самом деле ему вовсе не хватало уверенности в этот момент. Он по-настоящему испугался за своего возлюбленного.

После этой ночи Мику повсюду мерещились призраки. В каждом узком проулке, даже в уютной рюмочной на Рио Сан Тровадо, где он, бывало, выпивал у стойки бокал вина. В каждой комнате Палаццо Дарио он ждал появлений проклятия: не странно ли выглядит теперь дворцовая лестница и не проваливаются ли ее ступени в зияющую бездну? Мик превратился в собственную тень, в свое жалкое подобие, и вскоре его худшие опасения подтвердились. Закончились деньги. Последнее турне рок-оперы не принесло дохода, сбережения истощились. Он не мог заплатить даже верной Марии, которая продолжала каждый день приходить во дворец и поддерживать порядок из неизменного чувства долга.

Как только Мик оказался на мели, его друзей как ветром сдуло. Раньше они толпой штурмовали палаццо, превращая его в импровизированный отель, в котором портье сбивался с ног. Теперь дворец так опустел, что Мик, проходя по коридору, слышал лишь свои шаги. Старинные полы скрипели, когда он медленно шел по коридору piano nobile. Ужас охватывал его. Что это было? Призрак потерянной души или просто тени в piano nobile были темнее и гуще в это время суток? Тито пропадал где-то целыми вечерами. Однажды он сказал, что гулял по живописной набережной Цаттере, когда Мик с упреком спросил его, где он был. Мик тогда долго смотрел на него. Его глаза наполнились слезами. Страшное подозрение не оставляло его. Через несколько дней черные мысли Мика Суинтона подтвердились. Все это время они давили на него, как мраморная плита, и как-то вечером он отправился на прогулку в гондоле по всемирно известному Большому каналу. Когда он вернулся домой и вошел во дворец по мраморной лестнице, его окатила волна странных ощущений. Все словно замерло.

– Buona sera, Мик.

Голос звучал приглушенно. Мик испугался. Голос был знаком. Волосы на его затылке встали дыбом. Луч вечернего солнца освещал изящные мраморные ступени и зайчиком ложился на фигуру человека, поднимавшегося по ним к Мику. Человек был высоким, его волосы блестели глянцевой чернотой, он был такой захватывающей красоты, что у Мика перехватило дыхание. На нем были узкие черные брюки, высокие черные сапоги и рубашка с рюшами. Сквозь него Мик видел изящные мраморные ступени и орнамент на старинном дорогом персидском ковре…

– Думаю, вы узнаете меня, Мик Суинтон, и мне не надо представляться…

Видение остановилось на середине лестницы. Интонация была мелодична и спокойна, голубые, как венецианская лагуна, глаза, казалось, жгли лицо Мика.

– Уверен, вы не забыли еще моего имени.

– Как я мог, – дрогнувшим голосом произнес Мик. – Вы – Фабио делле Фенестрелле.

– О, вы, должно быть, что-то перепутали, – ответило видение. – Я – графиня Бонфили. Я хотела бы проводить Тито, когда он заберет свой чемодан. Он, вероятно, уже сообщил вам, что переезжает ко мне.

И в это время Тито вышел из спальни. В руке он держал тяжелый кожаный чемодан, купленный для него Миком в Милане. Смущенная улыбка играла на его лице.