Техника художественной прозы. Лекции - Евгений Иванович Замятин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни одной
Не вздрогнет черты.
Птицы дремлют в молчании бора.
Погоди только: скоро
Уснешь и ты.
U-U-U
U-
U-U-U
UU- анапест
U-UU-
–U-UU-U-U дактиль
UU-UU-U-U- ямбоанапест с пустым промежутком (шестая строка).
В прозе Гоголя преобладает дактилехореический стих с дактилической стопой, ‹переходящей в› стопу хореическую. Оттого особая медлительность, плавность гоголевской прозы:
Небо почти все прочистилось.
Свежий ветер чуть-чуть навевал с Днепра.
Если бы не слышно было издали
Стенание чайки,
То все бы казалось
Онемевшим.
-UU-U- UU
–U-UU-UU-U-
–U-U-U-U-U-UUU
(U)-UU-U
(U)-UU-U
(U)-U-UU-U
Дактилехорей; в первой строке – чистый дактиль, в третьей – хорей; в четвертой и пятой – анакруса.
Толчки и ухабы, неправильности метра в прозе. Их трудней избежать в прозе, чем в стихе; они встречаются и у Пушкина, и у Гоголя.
Пушкин:
Бонди в отечестве своем был парикмахером,
Потом в Пруссии солдатом.
U-U-U-U-U-U-U-
U-U-U-U
Первая строка – ямб; во второй – ямб столкнут с хореем, что болезненно отмечается нашим слухом. Пауза после слова «потом» логически не мотивированна. Тут – противоречие между логическим и ритмическим перебоем. Вот Ex. ухабов в прозе: «Рыжий флегматично сплюнул очередную жвачку и, потягиваясь, выругался:
– Будь я проклят, если кто-то не пронюхал жилу. У этих господ кобеля паршивая повадка. Я третьего дня видал…»
Но бывают перебои мотивированные, и это – плюс.
Иногда Гоголь подбирает слова с ударениями, падающими на первую половину слов, то есть с дактилическими и хореическими окончаниями; тогда проза – начинает звучать величаво, медленно.
«Будет, будет все поле с отлогами и дорогами покрыто белыми торчащими костями, щедро обмывшись казацкою кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями и копьями…»
Дактилехореический ритм, близкий к гекзаметру. И затем вдруг Гоголь переходит на ямбы и анапесты: «Когда же пойдут горами синие тучи, водяные холмы гремят, ударяясь о горы».
Мотивированные, преднамеренные, ритмические удары:
Черный лес шатается до корня
Дубы трещат и молния
Изламываясь между туч
Рядом
Освещает целый мир
Страшен тогда Днепр.
-U-U-U-U-U
U-U-U-UU
–U
–UU-
Или еще Ex.: «Дитя, спавшее на руках Катерины, пробудилось; сама пани Катерина вскрикнула, гребцы пороняли шапки в Днепр; сам пан вздрогнул. Все вдруг пропало».
Рифма в прозе Гоголя: «Щелкнув как волк зубами…» Аллитерации: «девяностолетнее, столетнее старье», «подбородок задрожал и заострился, изо рта выбежал…».
Ассонансы: «судьбу свою. Будет, будет…»; «Закричали перепугавшиеся игравшие на земле дети, а вслед за ними народ и все показывали со страхом пальцами на стоявшего посреди их казака» – а и о.
Писать прозой труднее, чем стихами. Плачевна проза, где жесты души не передаются фигурами речи. «Быть может, вы переживаете глубоко, но что нам до этого? Переживать глубокую музыку еще вовсе не значит передавать ее нам; для передачи сонаты еще недостаточно мысленно ее перед нами наигрывать; надо сесть за рояль и уметь двигать пальцами; а для этого нужно развитие мускулов пальцев. И чтобы стать беллетристом, сперва надо стать добросовестным мастером». Проза – тончайшая, песнозвучнейшая из поэзии.
Имажинисты. Анатолий Мариенгоф. «Кондитерская солнц» и «Магдалина». Без глаголов Ex.:
Никогда за ее ресниц…
Зрачки, как в синюю… голубки.
С злобою Окаянного…
Города крови кубки
Залпом
Небо живот в дрожь.
По крышам, как по доске кегельбана,
Туда и сюда пожаров ядро.
Клыками артиллерия
Улиц артерии
Говядину человечью в куски.
Из «Барнеби Рэдж» Диккенса: «Миссис Уорден еще глубже нырнула в протестантскую молитву и окончательно потеряла сознание всего земного.
– Марта, – начал слесарь.
– Я слышу, Уорден, – сказала жена, все еще не выплывая на поверхность».
Оттуда же (обнаружилось, что Гуг, осужденный на смерть – сын сэра Джона Честера. Когда слесарь Уорден рассказал об этом Честеру, то…): «Может быть, причиной тому было легкое облачко, набежавшее на ясное небо и затемнившее на миг яркий блеск солнца, но только сэр Джон побледнел, как мертвец». (Намеренно ложная причинность.)
Инструментовка.
Бальмонт:
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн…
Блок:
…И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
Футуризм[9]
Замкнутый круг: реализм – символизм – неореализм. Мы исследовали особенности художественного зрения… Три синтетических образа: глаза-зеркало, глаза-рентген, глаза-микроскоп. Параллели с живописью.
Теперь, если перейти из области образной в область отвлеченную, мы легко можем установить параллели и связь для каждой из трех ступеней диалектической формулы – с философскими течениями.
Искусство – явление области эмоциональной; оно имеет дело с тем же миром, что и наши чувства – с миром вещей. И философская подкладка того или иного течения определяется отношением к вещи.
Реализм, как мы видели, принимал поверхность вещей, вещи – как они есть. Агностицизм материалистов. Вера в науку. Определенная связь с примитивным материализмом Фейербаха, Молешотта, Геккеля.
Символизм уходил от поверхности вещей – к исканию души вещей. Определяется связь с кантовской «вещью в себе».
Неореализм от философов неореалистов (американских), от Лосского. Неореализм связан с релятивистской философией Эйнштейна: истинная реальность. Возврат от «вещи в себе», от бесцветного ядра вещи к ее поверхности. Но это уже не вульгарный материализм, а сознательная рабочая гипотеза, сознательный агностицизм. Художественная апелляция к эмоции, к чувствам: стало быть, мы должны иметь дело с той частью вещей, которые доступны чувству, то есть с поверхностью вещей, а не с вещью в себе – с поверхностью углубленной (микроскоп).
Футуризм в литературе и живописи – это возврат к «вещи в себе», и он доводил этот возврат до абсурда. То есть все логические построения его в большинстве случаев правильны, но это-то и сбивает с толку многие невинные умы. Но неправильна посылка, забыто то положение, о котором я говорил: что искусство – в первую голову для чувства и путем чувства. А продуктивное творчество футуризма – исключительно к разуму.
Все это относится к чистому футуризму, а не к тем его разновидностям, которые, в сущности, мало общего имели с футуризмом.
Каменский Василий – неплохой поэт-импрессионист. И только.
Маяковский – большой поэт, нашедший ряд подражателей (Шершеневич и другие).
Три основные черты:
