Ход конем - Василий Горъ

Каждое утро, просыпаясь, он тратил как минимум полчаса на то, чтобы заставить себя смириться с необходимостью выдержать весь комплекс косметических процедур, выполняемых женщинами перед выходом из дому, а по вечерам, оставаясь в одиночестве, усиленно обходил стороной встроенный в стену спальни бар, в содержимом которого можно было найти требуемое ему успокоение.

«Восемь месяцев… — уговаривал себя он. — Каких-то восемь месяцев — и я вернусь к полноценной жизни! У меня будет все, о чем может мечтать человек: власть, деньги, женщины, будущее. Надо только дотерпеть…»

Молитва помогала, но слабо: каждый раз, увидев свое отражение, опустив взгляд на свою грудь или справляя естественные потребности, он испытывал самый настоящий шок. И, чтобы восстановить душевное равновесие, с головой уходил в работу.

Последней было предостаточно: будущему председателю КПС требовалось изучить политическую платформу Железной Стеллы и ее противников, проштудировать все речи, которые она когда-либо произносила, вжиться в ее манеру говорить и двигаться, вбить в подсознание любимые слова и выражения, а также научиться адекватно реагировать на отношение к ней мужчин. А еще подготовиться к встречам с каждым из многочисленных друзей госпожи О’Лири, с ее детьми и любящим мужем.

«В политике не бывает мелочей, — мысленно повторял Сеппо, стараясь не думать о том, что в ближайшем будущем ему придется как-то регулировать сексуальные отношения с супругом. — Любая ошибка, будь то слово, жест или взгляд, обязательно будет использована против меня. Поэтому надо быть безгрешным, как ангел, и не допускать ни одного просчета».

Увы, даже такие разумные доводы не спасали от панических мыслей об исполнении супружеского долга. А армия врачей и психологов, контролировавшая его состояние первые дни после смены тела, куда-то испарилась именно тогда, когда он начал испытывать потребность в беседе. И оставила его наедине со своими проблемами.

Нет, при желании можно было вызвать кого угодно. И получить как помощь психолога, так и фармакологию, снижающую остроту восприятия действительности и сживания с новым телом. Однако Сеппо старался обходиться своими силами, зная, что каждое его действие будет оцениваться Блохиным с точки зрения его взгляда на долг «человека команды». И любое несоответствие тому образу, который смог поднять Сеппо на предпоследнюю ступень пирамиды власти, может оказаться тем самым толчком, который сбросит его вниз.

Поэтому распорядок дня он составил так, чтобы оставлять себе как можно меньше возможностей для рефлексии. Два часа — на косметические процедуры, завтрак, потом — шесть часов работы с «Суфлером»[101]. Обед, двадцатиминутная беседа с помощниками, во время которой Сеппо оттачивал манеру разговора и жестикуляции. Потом получасовой анализ отснятого за это время голофильма… и еще шесть часов в кабинете с роликами, снятыми во время бесед Железной Стеллы с ее родителями, детьми и мужем.

После ужина Нюканен, морально уничтоженный просмотром «романтических сцен» с участием «своего» супруга, отправлялся в прекрасно оборудованный тренажерный зал, чтобы при помощи физических нагрузок отключить мозги. И заодно привыкнуть к особенностям тела с центром тяжести, расположенным значительно ниже привычного.

Увы, первое удавалось все реже и реже: подсознание, не желающее мириться со сменой пола, всячески протестовало. И частенько заставляло его просыпаться в холодном поту, подсовывая образы, забыть которые не удавалось по нескольку дней. Например, первую брачную ночь с Джереми Мак-Грегором или увиденную в одном из снов процедуру кастрации. Даже вибрация комма, заставившая его открыть глаза на пятнадцатое утро после завершения косметического морфинга, сначала показалась Нюканену очередным кошмаром: там, на грани яви и сна, какой-то мужчина с безумным взглядом фанатика пытался отрезать ему руку.

Усилием воли заставив себя проснуться, Сеппо кинул взгляд на пляшущую перед лицом аватарку и, сообразив, что это — звонок от Блохина, рывком сел. Вбитые в подсознание рефлексы заставили его привычно натянуть одеяло на свою обнаженную грудь и посмотреть на то, как смотрится его лицо на экране обратной связи.

Лицо выглядело не очень: следы от складок подушки на левой щеке, темные круги под глазами, слипшиеся ресницы. Да и волосы, еще вечером радовавшие взгляд своей чистотой, слиплись от пота и напоминали клубок водорослей…

В общем, оценив свое изображение по достоинству, Сеппо со вздохом включил заранее подготовленный видеоролик, в котором он, то есть Стелла, был одет и причесан:

— Доброе утро, Гриша!

— Доброе утро, мэм! — подобострастно затараторил Блохин. — У меня появилась кое-какая информация, требующая вашего внимания. Я понимаю, что вы на отдыхе, но… может, вы все-таки сможете уделить мне часа полтора своего времени?

Сеппо пошевелил губами, потом вспомнил о том, что Блохин его не видит, и задумчиво пробормотал:

— Та-ак… До восьми тридцати у меня процедуры… Потом — завтрак… Потом — опять процедуры… Хм… Со временем — никак… Впрочем, к завтраку добраться успеешь?

— Да, мэм! — Блохин энергично закивал. — Я вылетел еще два часа назад и сейчас нахожусь в ста сорока трех километрах от вашей клиники…

— Значит, тебе придется подождать, пока я освобожусь… — Сеппо усмехнулся и, помня, что Железная Стелла не переваривает тратить время на прощания, взял и отключил комм.

Ощущение приближающихся перемен было таким острым, что он вскочил с кровати и, придерживая руками колыхающуюся грудь, понесся в ванную. Приводить себя в порядок…

…Дорогущий «Куафер»[102], поставленный в жесткие временные и стилевые рамки, за какой-то час превратил хозяйку в преуспевающего политика, готового к встрече с электоратом. Безукоризненная прическа. Минимум косметики, невесть каким образом создающей эффект легкой усталости. Строгий деловой костюм, почти полностью скрадывающий сексуальность весьма женственной фигуры Железной Стеллы. Со вкусом подобранные украшения…

По мнению создателей косметического комплекса, такой образ должен был вызвать у ее собеседников одно-единственное чувство: чувство глубочайшего уважения к нелегкому труду человека, бросившего личную жизнь на алтарь общественной деятельности.

В принципе они были правы. Но делать Большую Политику, находясь в теле дамы, Сеппо совершенно не улыбалось. Поэтому, оглядев себя с ног до головы, он скривился, как от зубной боли, обреченно влез в туфельки на каблуках и, покачивая бедрами, отправился в кабинет. Убивать время, оставшееся до прилета Блохина…