Звездные приключения Нуми и Ники. Книга 1 - Любен Дилов

— Видишь вон ту звезду? Сейчас я ее сниму! Переводи, Нуми!

Нуми перевела, хотя все еще не понимала, что он задумал. Мальчик же, незаметно вытащив из кармана маленький фонарик, сделал вид, будто бы замахнулся в небо. Потом таинственно опустил руку, протянул ее к самому носу стозвездного и разжал ладонь. В следующий миг оттуда хлынул ослепительный свет, можно было подумать, что на ладони сверкает звезда.

Стозвездный в ужасе закрыл глаза. Стража окаменела. Момент был удобным для бегства, но Ники показалось, что теперь уж стозвездный сморчок больше не посмеет их запугивать. Заметив, что он немного оправился, Ники снова взмахнул рукой, желая показать, что возвращает звезду на место.

— Куда делась звезда? — боязливо спросил стозвездный сморчок.

— Вон там, разве не видишь? — Ники ткнул неопределенно в небо одной рукой, и пока сморчок вглядывался в звездные россыпи, другой незаметно сунул фонарик в карман.

Конечно, определить, какая именно звезда побывала на ладони у мальчика и снова вернулась на прежнее место, было трудно, но стозвездный начальник был потрясен. И долго молчал, прежде чем решился обратиться к Нуми.

— Скажи этому милому человеку, — сказал он, противно сюсюкая, — что мы можем заключить с ним отличную сделку. Он даст мне настоящую звезду и я стану тысячезвездным, а вас сделаю стозвездными и дам каждому по городу. — Он поколебался и добавил: — Нет, я вас сделаю двестизвездными. Или даже пятьсотзвездными и подарю полгосударства.

Еще не придя в себя после фокуса с фонариком, Нуми механически перевела. Ники в ответ едва не расхохотался. Хорошо, что он погасил фонарик и его победоносная улыбка не была видна.

— Переведи этому типу, что ничего не выйдет. Настоящие звезды должны сиять в небе. Таков закон.

— Кто выдумал этот закон? — недоверчиво спросил стозвездный.

— Скажи ему: миллионнозвездный.

— Ты лжешь! — крикнул стозвездный, услышав ответ мальчика. — Звезд не так уж много, чтобы существовал миллионнозвездный. Все звезды распроданы, а новые появляются редко.

— Звезд очень много, — назидательно и кротко сказала девочка с Пирры. — Никто не может их сосчитать. И они никому не принадлежат. Каждая…

Стозвездный, однако, был так разгневан, что уже не слушал ее.

— Значит, отказываетесь подарить мне одну-единственную звездочку? Так, да? Ну, ладно же! Хуу-хо!

Этот крик предназначался страже, которая сразу подбежала к детям.

— Стреляй! — скомандовал Ники, но было поздно.

Нуми не послушалась его совета и не приготовила пистолет, а свой Ники положил в карман еще во время фокуса с фонариком. Ребята не успели опомниться, как босоногие стражники набросились на них и заломили им руки.

Стозвездный начальник был доволен. Тоном приказа он сказал Нуми:

— Скажи этому глупому человеку, что мы не сразу отрубим вам головы. Я даю вам время поразмыслить до завтра. Если завтра вечером вы снова мне откажете, мы обезглавим вас на площади перед звездными и беззвездными, вместе с Короторо.

— Но мы вам говорим истинную правду. Нельзя снять звезды с неба. Они — огромны, это целые миры…

— Тем лучше, если это правда, — теперь в голосе стозвездного звучали поучительные нотки. — У нас существует закон: если кто-то твердит истину, а звездные ее не принимают, то ему немедленно отрубают голову. Но если после оказывается, что истина эта правдива, тогда звездные ему ставят памятник.

— Но это жестоко, — робко возмутилась девочка. — Неужели нельзя подождать?

— Всякая истина вредна, пока она не станет истиной для всех. А стало быть, ее распространитель должен быть наказан. Но если она принимается, его следует награждать. Мы очень справедливы, и потому сначала наказываем, а уж потом вознаграждаем. Мы не можем поступить наоборот.

— Какая же это справедливость? — воскликнула Нуми. — Рубить головы людям за правду!

Даже ее искусственный мозг ужаснулся, представив, что всем тем, которым были поставлены памятники вдоль аллеи, сначала отрубили головы.

— Однако ты глупа, — сказал стозвездный начальник, все еще склонный поучать этих двух пришельцев, так как не потерял надежды заполучить в подарок настоящую звезду. — Ну сама посуди. Справедливо ставить памятник за истину? Справедливо! А можно ставить памятник живому человеку? Нельзя? А для человека что лучше: иметь или не иметь памятник после смерти?

Нуми почувствовала, что голова ее идет кругом от подобной логики. Да так, что вот-вот упадет с плеч.

— Этот все еще торгуется? — спросил ее Ники, готовый расплакаться от бессилия и боли, которую ему причиняли веревки, стянувшие кисти рук.

— Кажется, мы останемся без звезд и без голов. И кто знает, когда нам поставят памятник, — ответила девочка.

— Не падай духом, — сказал Ники, спохватившись, что сейчас ей как никогда нужна его поддержка, и повысил голос, чтобы не казаться испуганным. — Скажи этому идиоту, что мы обещаем обдумать его предложение — до завтрашнего вечера. Я упрошу миллионнозвездного выделить ему настоящую звезду. Но при условии, что нам развяжут руки. Иначе я не смогу снять ее с неба.

— Но ведь это ложь! — даже в такой момент воспротивилась девочка с Пирры.

— Может, и ложь, но, если ты успела заметить, за правду здесь секут головы. Давай, переводи!

— А «идиот» — это звучит нормально? Можно применить это слово, обращаясь к представителю иной цивилизации?

— Э-э-э-эх, — совсем потерял терпение Ники. — Если хочешь, скажи ему: «Разлюбезный господин», или «О, глубокоуважаемый стозвездный болван», или что-то в этом роде!

Простодушная Нуми не знала и этих выражений, а соответствующие слова на здешнем языке ей тоже были неизвестны. Так что она перевела новое предложение Ники, обходясь и вовсе без обращения. Может, от этого оно выглядело убедительней. Глаза стозвездного начальника сверкнули в темноте, и хотя он в ответ всего лишь важно кивнул головой, она уловила радостные излучения его мозга. Это сулило временное отдаление нависшей над ними опасности.

Знакомым витым коридором, на каждом повороте которого коптили вонючие фонари, их ввели в мрачное подземелье. Стозвездный принял условия Ники, потому что им развязали руки. Потом за ними опустили решетку из толстых жердей, закрыв ее на железную цепь, пропущенную через прикованное к стене кольцо.

Нуми, жалобно охая, стала растирать свои хрупкие запястья. Они здорово болели, несмотря на перчатки.

— Буф-ф! Не могу себе представить, что эта цивилизация тоже зародилась на Земле!

А Николай уже деловито ощупывал цепь, обдумывая, как и когда удобнее совершить побег. Сейчас или днем, когда звездные спят. Он воскликнул:

— Ну и типы, однако! Дурачье! Сделать железную цепь ума у них хватило, а до примитивных керосиновых ламп не додумались. Одна вонь стоит, а свету никакого. Надену-ка я шлем.

Последний фонарь находился довольно далеко от них, в коридоре, но все помещение, казалось, было пропитано дымом от сгоревшего жира.

— А зачем им свет? Ты ведь слышал: днем беззвездные на них работают, а звездные по ночам любуются небом. Свет им только мешает. Странный народ! А говорят нам, что мы странные и хотят отрубить нам головы. Ну и логика!

С развязанными руками Ники снова почувствовал себя уверенным и сильным, к тому же до вечера было достаточно времени, чтобы найти выход из положения. Было достаточно времени и для мудрого разговора.

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — сказал Ники незнакомым ей грустно-писклявым голоском, — я убедился, что никто не любит странных. Каждый желает, чтобы все остальные были похожи на него. Сначала ты мне тоже показалась странной, и меня так и подмывало тебя отлупить.

— Отлупить меня? — растерялась девочка, которую, похоже, никто никогда не бил.

— Да, всего-навсего отлупить. А не отрубить голову, потому что все-таки я добрый человек.

— Как так отлупить? По какому праву?

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — продолжал Ники особенным голосом, — я понял, что сначала тебе хочется кого-нибудь отлупить, а уж потом ты себя спрашиваешь: а по какому праву? И то не всегда.

— Какая еще долгая и нелегкая жизнь, — возмутилась девочка, сообразив, что он притворяется. — Тебе ведь всего четырнадцать лет?

Ники рассмеялся и рассказал ей про своего прадедушку, который был еще жив, здоров и бодр. Прадед никогда не поучал его, как это делают другие взрослые, а всегда начинал издалека: «За свою долгую и нелегкую жизнь, Ники, я убедился, что…» После следовало нечто вроде того, что человек должен каждый день чистить зубы и одеваться потеплей, когда на улице холодно. Впрочем, это был милейший старик, и Ники им гордился. К тому же, не просто дед, а прадед.

— Смешно так говорить, когда тебе всего четырнадцать, — не сдавалась Нуми.