Тетки – не джентельмены - Пэлем Вудхауз

– А если и догонит, что он может сделать? Не понимаю.

– Не понимаешь? А как насчет его арапника?

– М-да.

Не знаю, хотел ли он развить эту тему дальше, но тут с улицы послышался гудок автомобиля.

– Это она,- обрадовался Орло и вышел.

Я тоже. Но так как у меня не было ни малейшего желания встречаться с Ванессой, я вышел через заднюю дверь и вернулся в «Уютный уголок». Там я открыл роман «По царскому велению», чтобы все-таки выяснить, что же такое он повелел. Наверняка все персонажи, чьи фамилии оканчиваются на «ский», оглянуться не успеют, как будут сосланы в Сибирь. Но тут в комнату быстрыми шагами вошел Орло.

В руках он держал конверт.

– А, ты здесь, Берти,- сказал он.- Я на минутку. Ванесса ждет в машине.

– Пригласи ее войти.

– Она не хочет. Говорит, что для тебя это будет слишком болезненно.

– Что будет болезненно?

– Встреча с ней, осел. Тебе больно будет смотреть на нее, зная, что она принадлежит другому.

– А-а, понятно.

– Незачем причинять тебе мучения, если этого можно избежать.

– Верно.

– Я бы не стал тебя беспокоить, но мне нужно отдать тебе вот этот конверт. В нем моя записка для Кука вместо той, которую Ванесса написала вчера вечером.

– Она оставила ему записку?

– Да.

– Приколола к подушечке для булавок?

– Хотела приколоть, но где-то обронила и не стала утруждать себя поисками. И я подумал, лучше мне черкнуть ему пару слов. Раз я увожу его дочь, то простая вежливость требует поставить его об этом в известность. И к тому же я могу более четко изложить факты, чем это сделала бы она. Девушки в письмах склонны вдаваться в ненужные подробности и многословные описания. Университетски образованный человек, который печатается в «Нью стейтсмен», свободен от таких недостатков. Он изъясняется кратко и ясно.

– Я не знал, что ты пишешь для «Нью стейтсмена».

– Посылаю время от времени письма редактору. И мне частенько удавалось участвовать в еженедельных конкурсах.

– Увлекательное занятие.

– Весьма.

– Я и сам вроде как писатель. Когда моя тетя Далия издавала журнал «Будуар светской дамы», я сочинил для него статью «Что носит хорошо одетый мужчина».

– В самом деле? В следующий раз ты мне об этом непременно расскажешь. Не могу больше задерживаться. Ванесса ждет,- и добавил, когда гудок автомобиля нарушил тишину утра: – Уже нервничает. Вот записка.

– Ты хочешь, чтобы я передал ее Куку?

– А ты как думаешь? Чтобы повесил в рамочке на стенку?

С этими словами он умчался, точно нимфа, потревоженная во время купания, и я снова принялся за роман «По царскому велению».

Но, читая, я с горечью думал о том, что хорошо бы широкая общественность перестала видеть во мне эдакого безотказного «мальчика на побегушках», на которого можно взвалить любое неприятное дело. А то чуть только возникнет какая-нибудь сложность и нужно срочно принимать меры, как тут же поднимается крик: «Пусть Вустер это сделает!». Я уже касался склонности тети Агаты навязывать мне своего омерзительного сынка Тоса во все времена года. Или вот тетя Далия, втянула меня в эту кошачью историю и омрачила мою жизнь. А теперь еще у Орло Портера хватило наглости поручить мне, чтобы я передал его записку Куку. Как будто он не знает, что явиться перед Куком в его нынешнем растревоженном состоянии – это все равно что вместе с Седрахом, Мисахом и Авденаго отправиться к печи, раскаленной огнем,- помню, я читал об этом в школе, когда получил награду за знание Библии. Что же мне теперь делать? – спрашивал я себя.

На моем месте какой-нибудь ничтожный человечишка стал бы в тупик, но в том-то и дело, что мы, Вустеры, не ничтожные людишки. Через каких-нибудь три четверти часа я уже сообразил, что нужно просто надписать имя и адрес Кука на конверте, наклеить марку и отправить по почте. Я с облегчением перевел дух и вновь углубился в книгу.

Однако сегодня все словно сговорились отрывать меня от чтения романа «По царскому велению». Только я одолел полстраницы, дверь распахнулась, и я понял, что вижу перед собой Кука собственной персоной. Он возник на пороге, как князь тьмы в пантомиме.

Рядом с ним стоял майор Планк.

19

Я радушный хозяин, и тем горжусь. Я умею создавать для гостей непринужденную обстановку, встречая их веселыми улыбками и блистая светским остроумием. Но признаюсь, при виде этой парочки от моего гостеприимства не осталось и следа, а что до остроумных шуток, то я сумел выдавить из себя лишь хриплый взвизг, похожий налай больного ларингитом пекинеса. Вот почему начать беседу пришлось Планку.

– Нам повезло, Кук. Они еще не успели удрать. В противном случае,- рассудил он,- этого прохвоста здесь не было бы, не так ли?

– Вы правы,- согласился Кук и обратился ко мне: – Где моя дочь, негодяй?

– Да, крыса, где она? – подхватил Планк.

И тут на меня вдруг снизошло глубочайшее спокойствие. Из пекинеса с больным горлом я мгновенно превратился в одного из тех героев исторических романов, которые щелчком стряхивают пылинку с безупречных брабантских манжет, перед тем как задать жару отрицательным персонажам. Своим быстрым умом я сообразил, что вторая сторона в лице ее двух представителей все перепутала, и это дает мне явное преимущество, я могу посадить их в такую калошу, в какой никто из обоих представителей противоположной стороны еще никогда не сидел.

– Потрудитесь ответить мне на два вопроса, мистер Планк и мистер Кук,- проговорил я,- а) почему вы занимаете место в моем доме, которое мне самому нужно для совсем иных целей, и б) что вы, черт побери, такое мелете? Что за шум и крики насчет каких-то дочерей?

– Вот, слышите, как он нагло врет,- взвился Планк.- Что я вам говорил? Он напоминает мне одного человека, я встречался с ним в Восточной Африке, тот тоже всегда все отрицал. Если его ловили за руку, когда он шарил в ящике с сигарами, он уверял, будто просто укладывал их в ящик поплотнее. Аберкромби-Смит была его фамилия, его в конце концов сожрал крокодил на Нижней Замбези. Но даже этот мошенник сдавался, когда его прижимали к стенке неопровержимыми уликами. Предъявите этому прохвосту неопровержимую улику, Кук.

– Сейчас,- сказал Кук и достал из кармана конверт.- Вот письмо от моей дочери. Оно подписано «Ванесса».

– Очень важная деталь,- ввернул Планк.

– Я вам его зачитаю. «Дорогой отец, я уезжаю с человеком, которого люблю».

– Посмотрим, как он теперь станет выкручиваться? – злорадствовал Планк.

– Да,- подхватил Кук.- Что вы на это скажете?

– Всего-навсего следующее,- парировал я. Выходит, Орло заблуждался, утверждая, что девушки не умеют писать кратко. В жизни не читал ничего короче и яснее, чем эта записка. Возможно, мелькнула у меня мысль, что Ванесса тоже сотрудничает в «Нью стейтсмене».- Кук, вы исходите из… как это говорится… из ложных предпосылок.

– Вот! – заорал Планк.- Я же говорил, что он будет отпираться!

– Эта записка не имеет никакого отношения ко мне.

– То есть вы отрицаете, что вы именно тот человек, которого любит моя дочь?

– Да, отрицаю.

– И это при том, что она по сто раз на дню прибегала в этот мерзкий дом и, наверное, в эту самую минуту прячется под кроватью в соседней комнате,- снова вмешался Планк, хотя его не спрашивали. У этих африканских путешественников нет никакого понятия о такте, никакой выдержки.

– Да будет вам известно,- продолжал я,- что тот, кого вы ищете, – это Орло Портер. Они полюбили друг друга, когда Ванесса жила в Лондоне, со временем их любовь достигла апогея – если слово «апогей» означает то, что я думаю,- и они почувствовали, что больше не могут жить в разлуке. Тогда Ванесса угнала вашу машину, и они вместе отправились на ней в регистрационное бюро.

Однако мои слова их не убедили. Кук заявил, что я лгу, а Планк еще прибавил, что чем больше он на меня смотрит, тем больше видит сходства с Аберкромби-Смитом, который, как он полагает, получил бы длительный срок тюремного заключения, если бы крокодил не взял дело в свои руки.

Мне следовало бы отметить, что в продолжение нашего обмена мнениями лицо Кука все более темнело. И сейчас оно сравнялось по цвету с клубным галстуком «Трутней», то есть стало багрово-красным. Одно время в клубе раздавались предложения сделать галстук ярко-алым в белую крапинку, но сторонники такой реформы не получили поддержки большинства.

– Как вы смеете нагло предполагать, что я такой дурак, чтобы поверить, будто моя дочь влюблена в Орло Портера? – бушевал Кук.- Да разве девушка в здравом уме может влюбиться в Орло Портера?

– Смешно, – вставил Планк.

– Ванесса бежала бы от него в отвращении.

– Со всех ног, – ввернул Планк.

– Но что она нашла в вас, я не могу понять.

– И я тоже,- подхватил Планк. – У него же борода, как у викторианского романиста. Омерзительное зрелище.