Птицы и камень. Исконный Шамбалы - Анастасия Новых

Бабушка была согласна на все. Они договорились о встрече, и пожилая женщина с заметным облегчением вернулась к себе. Вечером Макс, как и обещал, отвез ее на своей машине к спортзалу. Всю дорогу он выслушивал причитания о внучке, доходящие до истерики. Когда они подъехали, Макс предложил подождать Сэнсэя на свежем воздухе, полагая, что это хоть как-то её успокоит. Но она и тут не унималась, обращая на себя внимание прохожих. Когда Макс увидел подъезжающего Сэнсэя, то даже с облегчением вздохнул.

Сэнсэй, выйдя из машины, уверенной походкой направился прямо к ним, словно точно знал, что Макс привел эту женщину именно для встречи с ним. Эта первая странность несколько удивила Макса. Но он почти не обратил на нее внимания, здороваясь с Сэнсэем и объясняя ситуацию. Зато поразила другая странность, которая в некоторой степени сильно затронула Эго Макса. Он стоял и рассказывал о случившейся беде в семье его соседки. Но у него было такое чувство, что рассказывал все это самому себе, поскольку его вообще никто не слушал. Сэнсэй смотрел в глаза пожилой женщине. Та смотрела на него, не проронив ни слова, хотя пять минут назад невозможно было сдержать ее безудержные причитания. Словно происходил свой негласный диалог… Женщину начало слегка трясти. Ее кожа стала покрываться гусиными пупырышками. Из глаз медленно текли слезы. Через минуту такого необычного обоюдного созерцания глаза в глаза женщина произнесла с мольбой в голосе:

— Я отдам свою жизнь за нее, лишь бы она вернулась живой.

Макс, продолжавший в это время все еще «прояснять ситуацию», осекся на полуслове. Он почувствовал себя третьим лишним, но упорно продолжал стоять на месте как прикованный. Ему самому становилось интересно, чем все это закончится. Женщина повторила свою просьбу:

Я отдам свою жизнь за нее, лишь бы она вернулась живой…

Не о том ты, женщина, просишь, не о том, — промолвил Сэнсэй необычным голосом. — Надо думать о жизни вечной, а не временной.

Это моя жизнь здесь уже временная. А у нее еще столько лет впереди…

Это мгновение.

Для меня мгновение, а ей жить да жить…

Сэнсэй опустил взгляд, словно о чем-то размышляя. Возникла неестественная тишина, от которой у Макса даже зазвенело в ушах. Сэнсэй вновь посмотрел на женщину.

— Ладно, иди. Будет по-твоему, — и, обращаясь к Максу, произнес: — Проводи ее до дома.

Потом он развернулся и, не прощаясь, пошел к спортзалу. Макс расслышал, как Сэнсэй удаляясь, тихо произнес, словно разговаривая сам с собой: «Слушают, да не слышат».

Макс повез женщину обратно, несколько недоумевая от всей этой более чем странной сцены. Ему казалось, что он слушал этот диалог как будто на чужом языке. Он все видел, но ничего не понял. Женщина полдороги сначала тихо молилась, потом надолго задумалась, а подъезжая к дому снова расплакалась, доводя себя до истерики. Макс, в который раз за день пожалел, что вообще с ней связался и предложил свои услуги.

Последующая ночь выдалась беспокойной. В полчетвертого утра к Максу прибежал муж соседки вызвать «скорую». У женщины стало плохо с сердцем. Но пока приехала «скорая», соседка уже скончалась. Все случилось настолько быстро, что Макс никак не мог в это поверить и осознать, что человека, с которым он вчера еще разговаривал, больше нет в живых. Чужая смерть всегда действует шокирующе на людей, напоминая об их собственном кратком пребывании в этом мире. Утренняя же новость еще больше потрясла Макса. Нашлась девочка. Позвонили из больницы соседнего близлежащего города. Оказывается все это время она находилась там без сознания и только в то роковое утро пришла в себя.

Макс был потрясен. Он пытался осмыслить все произошедшее за последние сутки. Все эти события на первый взгляд выглядели вполне естественно. Все-таки женщина за последние дни сильно перенервничала… А раньше она уже перенесла инфаркт. Да и с девочкой… Если бы догадались позвонить в соседний город, то нашли бы ее, и с бабушкой ничего бы не случилось. Вроде все логично, если бы Макс не стал свидетелем того странного разговора. Он вспомнил, что женщина просила жизнь девочки в обмен на свою. Так и случилось. Вот что не давало покоя Максу… На следующую тренировку он ехал к Сэнсэю с надеждой, что тот даст ему вразумительные объяснения столь загадочного происшествия. Он встретил Сэнсэя возле входа в спортзал, чтобы поговорить с ним наедине, и рассказал о случившемся.

— Что поделаешь, каждый делает свой выбор, — задумчиво произнес Сэнсэй.

Он оглянулся по сторонам и как-то странно произнес не то вопросом, не то утверждением:

— Ну разве стоит это мгновение вечности?

Макс в недоумении тоже посмотрел вокруг себя.

— Не понял.

Сэнсэй глянул на него и с грустью проговорил:

— Видишь ли, Макс, некоторым людям иногда предоставляется возможность просить. Но они почему-то выбирают желания тленных мгновений, попирая вечность.

Макс подумал-подумал, а потом снова произнес:

Сэнсэй, я все равно не понял. Что ты имеешь в виду?

Ничего, Макс, придет время, и ты все поймешь…

Сэнсэй был прав, настало время и для Макса. Теперь до него, наконец-то, дошел ошеломляющий смысл этих слов. Действительно, о чем он тогда заботился? Чего жаждал в прошлой жизни? Пересматривая свои желания, он с ужасом осознавал, что все, о чем просил у Бога в течение той жизни, было связано с его бывшим телом: сиюминутной удачей, благополучным разрешением какого-то вопроса, проблемой денег, здоровья и тому подобное. Буквально все сводилось к ублажению и возвеличиванию его смертного Эго. Но ведь он же молил о прахе! Отнюдь не о душе и настоящей жизни вечной. И с чем он остался? Все его материальные накопления растаяли, как мираж. Сам он оказался в другом теле, в другом месте, причем в гораздо худших условиях. То, чего он так боялся всю жизнь, его и настигло. А боялся он, прежде всего, оказаться в ситуации лоха, жестокого обмана его драгоценнейшей особы. Но именно сейчас он себя таковым и ощущал. И главное очутился в этом дерьме из-за собственного животного, умно и тонко подменившего ему понятия о Жизни Настоящей. От этих мыслей Максу сделалось по-настоящему дурно. Сейчас такое разбазаривание желаний казалось ему непростительной глупостью. Но почему же тогда в упор не замечал этого? И главное был убежден, что якобы все делал правильно… Тут он вспомнил еще один разговор.

Однажды, беседуя с Сэнсэем, Макс услышал поразившие его тогда слова, которые вновь склонили его сознание в сторону души. Макс как обычно в шутку рассказывал о шествии кришнаитов по городу, ряженных в свои одежды. На что Сэнсэй отреагировал совершенно неожиданно, переведя его шутку в серьезный разговор, чем его и удивил, поскольку обычно шутки Макса заканчивались очередными веселыми комментариями Сэнсэя.

— Люди играют в веру в Бога, но не верят в действительности, не живут ею. Многие из них напяливают на себя различную отличительную атрибутику, одежды, но все это лишь, по большому счету, актерство. Ведь настоящая вера в Бога — это сугубо внутренняя чистота. По-настоящему духовный человек никогда не будет заниматься показухой, потому что его истинное внутреннее сокровище — его тайна, ведомая Богу. Человек, идущий по своему духовному пути, не будет выпендриваться в толпе, махать флагом, мол посмотрите, какой я верующий! Никогда. Максимум, что он может себе позволить, это спросить или подсказать направление или поделиться опытом со своим попутчиком, но не более. Поскольку люди, которые идут к Богу, действительно верят, а не хвастаются своей верой, играя в этот образ… Они прекрасно понимают, что такое этот мир и каков его объединяющий разум.

Объединяющий разум?

Да. Есть индивидуальный разум, есть коллективный духовный разум, а есть и объединяющий животный разум человечества, который, кстати говоря, управляем…

Как это? Как муравьями, что ли, или стадом бизонов во время миграции?

Приблизительно, — усмехнувшись, ответил Сэнсэй. — Животное — оно и есть животное. Этот объединяющий животный разум человечества существует по своим определенным законам. В нем имеется своя внутренняя и внешняя иерархия. И в основном люди живут в умелой организации этого животного разума, который подчиняет их своей системе, навязывает им правила игры и условия существования. И в принципе, когда человек идет по духовному пути, когда он живет внутри себя с Богом, то не афиширует это, понимая, что моментально вызовет агрессию со стороны животного разума. И это естественная реакция. Животный разум — непримиримый враг всего духовного. Поэтому обычно высокодуховные люди, к примеру Бодхисатвы, рожденные в теле, попадая в систему животного бытия общества, стараются играть во внешнем мире в простого человека, ничем себя не выдавая, оставаясь при этом внутри себя Сущностью и пребывая истинно с Богом и в Боге.