Датское лето - Эллис Питерс

— А ты не знала? Это случилось после твоего побега. И гонец из Бангора прискакал с новостями после твоего исчезновения. Тебе никто ничего не рассказал?

— Я услышала о появлении датчан, эта новость разнеслась повсюду на следующее утро. Но я ничего не слышала об убийстве, ни слова. Ну конечно, это известие было не столь важным по сравнению с вторжением датчан, и его не стали передавать из уст в уста. — Хелед нахмурила брови, узнав эту запоздалую новость. Ее опечалила смерть человека, тем более что она знала его и даже использовала в своих целях, чтобы досадить отцу в отместку за невнимание к себе.

— Мне жаль, — сказала Хелед. — Жизнь бурлила в нем. Как печально! Ты думаешь, его убили, чтобы помешать побегу? Чтобы Кадваладр не получил еще одного воина, да еще такого, который в курсе планов его брата? Тогда кто же это сделал? Кто мог узнать и прибегнуть к столь ужасному средству, чтобы остановить Блери?

— Кто знает, и я не рискну строить догадки, так как это бесполезно. Но рано или поздно принц найдет его. Ведь Блери был в некотором смысле его гостем, и он не допустит, чтобы смерть гостя осталась неотомщенной.

— Ты предсказываешь еще одну смерть, — с горечью произнесла Хелед. — Что это даст?

На этот вопрос не было такого ответа, который не повлек бы за собой других вопросов, касающихся запутанных перипетий добра и зла. Они поднялись еще выше, дойдя до южного края лагеря, и никто их не останавливал, хотя многие датские воины посмотрели с любопытством. Они остановились на холме и огляделись.

Отир выбрал подход к берегу не в северной части пролива, где вдоль побережья Англси тянулись дюны и у самой воды шла полоса зыбучих песков и гальки, — здесь было небезопасно во время прилива; он выбрал южную сторону: тут значительно выше и суше и удобнее становиться на якорь, к тому же и лагерь был лучше защищен, да и в случае необходимости можно было быстро выйти в открытое море. То, что как раз напротив был укрепленный Карнарвон с сосредоточенными там войсками Овейна, не смущало датчан. Вдоль берега они расставили караульные посты, а подход к лагерю узкий, так что легче обороняться в случае атаки, к тому же между городом и лагерем лежал широкий залив. В него впадало несколько рек, как припомнил Кадфаэль, но во время отлива они превращались в серебряные ручейки, затерянные в предательских песках, и армии тут трудно пройти. Овейну нужно было отвести свои войска далеко на юг, чтобы встретиться с неприятелем на твердой почве. Поскольку Овейну придется проделать марш миль в семь, чтобы добраться до укрепленного лагеря, разбитого в таком защищенном месте, Кадваладр, несомненно, чувствовал себя в полной безопасности.

Правда, за ночь эти семь миль, похоже, сократились до одной. Во всяком случае, когда Кадфаэль взобрался на холм, поросший кустарником, и взглянул на юг, туда, где справа играло море в лучах утреннего солнца, а слева виднелись песчаные отмели залива, то он заметил вдали, за дюнами и полем, сверкание оружия и разноцветные пятнышки палаток. Там, за оградой, выросшей ночью, деловито сновали люди, укрепляя свой лагерь, и отсюда их движения походили на рожь, волнующуюся под ветром. Пользуясь темнотой, Овейн привел сюда свою армию с целью отрезать верхушку полуострова и таким образом преградить путь датчанам. Нельзя было терять время. Теперь, когда противники стояли друг против друга, как бараны, приготовившиеся к драке, один из них должен был незамедлительно начать действовать.

Первым начал Овейн, и случилось это еще до полудня, когда датские военачальники только лишь обсуждали появление противника так близко от их границ. Они явно не боялись за собственную безопасность, так как в любую минуту могли выйти в открытое море, а кораблям валлийцев было их не догнать. Кадфаэль решил, что размышляли они также и над тем, насколько сильный гарнизон оставлен в Карнарвоне и не имеет ли смысла напасть на город с моря, если принц атакует их лагерь. Однако датчане не были убеждены, что он станет так рисковать. Они стояли на холме, наблюдая за лагерем Овейна, и ждали. Пусть начинает он. Может, он решил вернуть своему брату благосклонность, как случалось не раз, тогда к чему портить дело?

Было позднее утро и солнце стояло высоко в небе, когда два всадника вынырнули из ложбины между дюнами, разделявшими два лагеря. Пока что это были две движущиеся точки, которые то пропадали в ложбине, то поднимались на холм, двигаясь по направлению к датским укреплениям. На этих песчаных дюнах было не более полудюжины домишек, ведь пастбища тут были неважные. Обитателей этих хижин, несомненно, вывезли отсюда ночью, так что две одинокие фигурки были единственными живыми человеческими существами на этой ничейной земле, разделявшей две армии. По-видимому, им было поручено начать переговоры, чтобы предотвратить бессмысленное кровопролитие. Отир с настороженным, но довольным видом ждал, пока они подъедут поближе. Кадваладр весь подобрался и напрягся, но уже предвкушал победу — это видно было по тому, как он широко расставил ноги, попиравшие валлийскую землю, надменно вскинул голову и, прищурившись, наблюдал за посланниками принца.

Один из всадников остановился вне пределов досягаемости копья и стрелы, под защитой деревьев, а второй подъехал поближе и, сидя на лошади, глянул вверх, на холм.

— Милорды, — донеслось до них, — Овейн Гуинеддский посылает к вам гонца. Это мирный человек, без оружия, и он облечен доверием принца. Вы его примете?

— Пусть он подъедет, — ответил Отир. — Его примут с почетом.

Герольд отъехал на почтительное расстояние. Всадник, ожидавший под деревьями, пришпорил коня и направился к лагерю. Он приблизился, и оказалось, что это невысокий, худощавый молодой человек. Посланник принца не очень грациозно сидел на лошади — чувствовалось, что он привык иметь дело с лошадьми, трудившимися на земле. Всадник подъехал еще ближе, и Кадфаэль, вместе со всеми взволнованно наблюдавший за ним с верхушки дюны, издал глубокий вздох. Он увидел порыжевшую черную рясу бенедиктинца и сосредоточенное молодое лицо брата Марка. Вот уж действительно мирный человек, посланник епископов, а теперь — принцев! Можно не сомневаться, что он выпросил у Овейна это поручение, убедив того, что целесообразнее послать человека, которого нельзя заподозрить в корыстных намерениях и который ничего не приобретает и не теряет, кроме собственной жизни и свободы. Человека, чье смирение сможет стать заколдованным щитом между гордыней других.

Брат Марк добрался до ограждения лагеря, и стражники отступили в сторону, пропуская его.

В палатке Отира, куда битком набились командиры его войска — все остальные собрались снаружи, — брат Марк произнес то, что намеревался, частично от себя лично, частично по поручению Овейна. Инстинктивно почувствовав, что эти флибустьеры пользуются правом голоса в советах своих предводителей, он говорил громко, чтобы было слышно и всем столпившимся у палатки. Кадфаэль подобрался поближе, чтобы не упустить ни слова, и никто не возражал против этого. Он здесь в плену и по-своему так же обеспокоен происходящим, как и все они, а потому имеет право послушать.

— Милорды, — произнес Марк после внушительной паузы, — я попросил послать меня сюда для переговоров, потому что я не имею никакого отношения к конфликту, из-за которого вы прибыли в Уэльс. Я безоружен, и у меня нет в этом деле никакой корысти, но и вы, и я, и все здесь могут потерять очень многое, если дело кончится бессмысленным кровопролитием. Я слышал обвинения обеих сторон, но не приведу ни одного. Я скажу лишь, что сожалею о вражде и ненависти между кровными братьями, а также между народами и считаю, что все споры должны разрешаться без кровопролития. И что касается принца Гуинеддского, Овейна ап Гриффит ап Синана, вот что он поручил мне передать. Эта ссора касается только двоих, а всем остальным лучше оставаться в стороне. Овейн Гуинеддский просил меня сказать, что, если его брат Кадваладр обижен, пусть он явится и обсудит это с глазу на глаз. Ему обещана безопасность во время этой встречи.

— И я должен поверить ему на слово, не попросив никаких гарантий? — спросил Кадваладр. Однако, судя по довольному блеску глаз, ясно было, что он удовлетворен таким ходом событий.

— Вы же прекрасно знаете, что можете верить на слово, — просто ответил Марк.

Да, он знал. Это знали все. Ирландии часто приходилось иметь дело с Овейном Гуинеддским, и не всегда на почве раздоров. У него там была родня, и в Ирландии его ценили так же высоко, как в Уэльсе. Кадваладр старался не выдать своей радости. Значит, Овейн внял предупреждению, увидев, какое войско он привел, и готов помириться.

— Известно, что мой брат человек слова, — милостиво признал Кадваладр. — Пусть он не думает, что я боюсь с ним встретиться лицом к лицу. Разумеется, я приеду.

— Подождите, подождите! — Отир, до сих пор молча слушавший, шевельнулся, и скамья затрещала под его весом. — Не так быстро! Пусть эта ссора возникла между двумя, но теперь мы тоже в нее замешаны. Нас пригласили на условиях, которых я буду придерживаться и которых придется придерживаться и вам, мой друг. Если вы согласны рискнуть своими благами, положившись на чье-то честное слово, без всяких гарантий, то я не согласен рискнуть своими. Если вы отправляетесь в лагерь Овейна, я требую, чтобы здесь остался заложник, и это будет гарантировать ваше возвращение. Мне недостаточно пустых обещаний.