Три повести - Сергей Петрович Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никого, кроме паренька с пушистыми ресницами, в телятнике не было. Паренек лет тринадцати ворошил в углу свежую солому.
Иван Саввич подошел к нему узнать насчет отопления.
— А мы воспитываем молодняк холодным способом, — сказал паренек. — Это раньше, бывало, каждый день дрова приходилось возить. А теперь уже третий год и в самый лютый мороз не топим.
Мальчишку окружили. Тоня пробралась вперед и неожиданно оказалась рядом с Матвеем.
— Скоро домой жить вернусь, — сказал он таким тоном, словно был уверен, что Тоня обязательно обрадуется.
— На фермах все кончили?
— Через неделю — все.
— Хорошо. Лариса будет довольна.
За спиной стали шушукаться. Тоня вспыхнула и отошла. К счастью, шушукались по другому поводу.
Паренек с пушистыми ресницами рассказывал, что в прошлом году в афанасьевские морозы некоторые телята отмораживали уши. Теперь всем им пошили наушники и намордники — и никакие холода не страшны. Даже наоборот, в холодное время телята быстро обрастают густой шерстью и хорошо прибавляют в весе… Тоня начала слушать внимательно. Но Матвей подошел снова и сказал:
— Не бойся.
— Что за глупости! — строго проговорила Тоня и отвернулась.
«Скорей бы все это кончалось, — подумала она. — Скорей бы домой…»
Но дедушка Глечиков задал вопрос о том, сколько денег истрачено на клетки, и Тоне пришлось еще долго стоять рядом с Матвеем.
Затем вернулись в деревню. Возле небольшой избы пеньковцев встретил Василий Васильевич и, протянув свою большую руку к крыльцу, проговорил:
— Добро пожаловать.
В избе жила та самая женщина, которая расчищала дорожку. Она пригласила всех в горницу, усадила за большой стол — председателей в красном углу, а остальных по всем четырем сторонам, — и подала чугун щей, такой большой, что тащили его из печи двумя ухватами хозяйка и невестка.
Сели обедать.
— Ну как, — спросил Василий Васильевич, — нашли для себя что-нибудь полезное?
— Вот бы у нас так! — сказал дедушка Глечиков.
Пока ходили по фермам, Иван Саввич был молчалив и сдержан. Он и раньше предполагал, что есть колхозы — любимчики районного начальства: их по дни-мают, вытягивают в передовые. А есть и другие колхозы в районной глубинке, колхозы-сиротинушки, вроде «Волны». На такие колхозы все махнули рукой: дескать, выбирайтесь из нужды сами, как знаете. После осмотра «Нового пути» Иван Саввич еще тверже убедился в правильности своего мнения и решил наконец высказаться перед своими спутниками, которые охают и ахают, а не понимают сути дела.
Председатели спорили долго, но так и не смогли ни в чем убедить друг друга. Однако большинство пеньковцев было на стороне Василия Васильевича, а дедушка Глечиков вовсе заважничал и сказал, что, если его пригласят в «Новый путь» заведующим на ферму, он, пожалуй, не станет отказываться.
Когда стали прощаться, Тоню снова охватило беспокойство. Там, на улице, за дверью ее дожидался Матвей, Она была почему-то уверена, что он дожидается. Сейчас придется ехать с ним в одной машине, в одном кузове, долго, долго, больше часа, отвечать на его вопросы, разговаривать с ним и делать вид, что ничего особенного не происходит. Надо как-то постараться, чтобы он не сел рядом. «А может быть, ему нет до меня никакого дела, — успокаивала себя Тоня. — Может быть, я выдумываю».
Она забралась в кузов, села на первую скамейку, на самый краешек и сразу увидела, что Матвей пробирается к ней. Она крикнула: «Витька, садись сюда!» — и прижала ладонью соседнее место. Проворный Витька-плугарь не заставил себя ждать, и между Тоней и Матвеем оказалось надежное заграждение.
Так бы, наверное, и поехали, если бы не дедушка Глечиков. Когда все уселись, из избы вышел Иван Саввич, открыл кабину и сказал:
— Вылезай, дед.
— Почему вылезай? — спросил из кабинки Глечиков.
— Сейчас едем.
— А я не задерживаю.
— Да ты что? — Иван Саввич удивился. — Полезай на свое место.
— А это твое место? Купленное? — спросил дедушка.
Иван Саввич до того удивился, что забыл даже рассердиться.
— Ты председатель, а я, значит, по-твоему, никудышный? — продолжал дедушка.
— Что с тобой? — растерянно спросил Иван Саввич, отступая на шаг.
— А ничего. Если бы имел ко мне уважение, мог бы сам предложить. Садись, мол, дедушка в кабинку…
— Да я…
— А ты не догадался. Значит, приходится тебя силком учить. Поехали. — И дедушка захлопнул дверцу.
Иван Саввич оглянулся на Василия Васильевича, пожал плечами и полез в кузов.
— Витька, освободи место! — сказал он тихо, но свирепо.
Витька пересел назад, люди на передней скамейке сдвинулись плотнее, и Тоня почувствовала теплый бок Матвея.
Кое-как уселись и поехали.
Сидели тесно. Тоня примостилась на самом краю, и ничего не было особенного в том, что Матвей обнял ее за талию. Однако ей это казалось неприличным, и тихонько, чтобы никто не заметил, она попыталась отцепить его руку.
Матвей глядел в сторону и молчал, но, несмотря на усилия Тони, упрямая рука его крепко и плотно лежала на ее пояснице, и Тоне казалось, что он слышит, как колотится ее сердце.
— Не надо, — сказала она шепотом. — Пусти.
— Что не надо? — оглушительно громко спросил Матвей.
Тоня вздрогнула и сбросила его руку.
— Что ты ко мне все время вяжешься? — продолжал Матвей все тем же оглушительно громким голосом. — Ребята, что она ко мне вяжется?
И любопытная Шурочка, и Иван Саввич — все стали оборачиваться.
Ошеломленная Тоня не знала, что делать, что говорить.
— Витька, пересаживайся к ней, — сказал Матвей. — Ну ее к шутам. — И он полез через скамейку.
До самого Пенькова пунцовая от стыда Тоня не могла поднять глаз на людей.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ХОЛОДНОЕ ВОСПИТАНИЕ
В декабре ударили свирепые морозы. Хозяйки топили по два раза на день. Молоко в бидонах превращалось в иглистый лед.
Вечером в избе у секретаря комсомольской организации Лени Байкова собралось бюро с активом. Добиться созыва всех комсомольцев из трех деревень почти никогда не удавалось, и многие серьезные вопросы приходилось решать на собраниях неполного состава. Такие собрания и назывались: «Бюро с активом».
Изба была небольшая, но другого места не нашлось. В клубе не топили, а в конторе Евсей Евсеевич готовил материалы к годовому отчету и никого туда не пускал.
Некоторых комсомольцев Тоня увидела здесь первый раз. Из Кирилловки пришли две молоденькие, пугливые учительницы. Они сели в углу и до самого конца сообщения Лени проверяли тетрадки. Пришла Шурочка-счетовод, и ее сразу засадили писать протокол. Доярки собрались почти все — и комсомолки, и не комсомолки. Пришла и Лариса, но пользы от
