Держись от меня подальше (СИ) - Снежная Татьяна

— Почему, Женя?

Она чувствовала в этом тихом голосе и обиду, и давление на неё. Синеглазый считает, что она снова сбегает? Все верно.

— Из-за тебя по всему банку ходят слухи, что мы любовники. А я никогда не буду спать со своим начальником! — твердо заявила Дёмина.

Губы Кирилла скривились в болезненной усмешке.

— Женя, а ты все-таки собираешься со мной спать, раз уходишь с должности?

Она коротко вздохнула. Наглый мальчишка снова ловит её на глупых словах.

— Кирилл, иди к черту, — почти устало сказала она.

«И цветы свои из моего кабинета забери», — мысленно добавила, стойко смотря в его синие глаза.

Парень вздрогнул и все-таки подался к собеседнице, к её лицу, касаясь кончиком носа щеки. Она назвала его по имени впервые, и в её измученном голосе мерещился уют. Терять её сейчас было особенно болезненно, он прошел путь в полгода.

Глава аудита от прикосновения Верховского тоже дрогнула. Они так редко стояли рядом, что Женя всё время забывала, что он выше и шире её в плечах — чертов мальчишка. Под его медленным, но непреклонным напором она отступила на шаг назад и уперлась в письменный стол. …Это конец… Бежать от воспоминаний больше некуда… Как же это все похоже на его прошлые поцелуи. Снова твердое желание парня прикоснуться именно к ней и тщеславие Лайт из-за того, как сильно он её хочет, несмотря на все табу, что она установила. Снова кабинет и стол, но в этот раз его и полностью чёрный, отполированный до блеска как обсидиановое стекло. Женя ведь боялась больше всего именно этого.

Прикрыла глаза и с едкой мыслью: «все кончено» сама коснулась губ Кирилла, прихватила на пробу нижнюю, слушая чужое неровное дыхание. …Ему нравилось, она нравилась ему… Что-то горячее пробежалось мурашками по спине. Отступать действительно некуда, только идти вперёд.

Евгения, ворвавшись языком в его рот, впервые поцеловала парня сама. Верховский чуть не оглох от того, с как громко застучало его сердце. Лайт целовалась, как дралась: резко, сильно, будто ей необходимо было победить, а он пускал её в себя только глубже, как принимал все прежние удары. Будто говорил: «Побеждай, если тебе это нужно».

Жесткие и сильные движения её языка начинали сводить его с ума… Кто тут кем упивается? Кто перед кем преклоняется и кто кого хочет больше? Кирилл со сдавленным стоном навалился на избранницу, упёрся руками о стол за её спиной так, что ей снова пришлось на него сесть. Твёрдо провёл рукой по её спине и шее до затылка, крепко сдавил и поймал на весу, удерживая, даря девушке — покорившей его, возможность расслабиться под ним.

Она прижалась к нему так сильно бёдрами, что почувствовала его возбуждение через ткань брюк.

«Дёмина, что ты, мать твою, делаешь?!» — прошипело её сознание, но тело… Лайт, прикрыв глаза, оторвалась от губ парня и окончательно откинулась на его руку. Движение бёдрами, одно, второе… Даже через одежду приятное. Медленное и сильное, так что желание большего неумолимо накатывало. Хотелось грязно тереться об него, унижая саму себя. Она открыла глаза.

Верховский все это время смотрел на неё… Зло? С напряжением?

Тот наконец сделал движение бёдрами ей на встречу, не теряя зрительного контакта — уже сильнее и ближе, чем могла она. Лайт сдержала стон, но прикушенная губа и невольно изогнутые брови все показали Кириллу. Он и сам еле дышал. Вся покрасневшая от возбуждения молодая женщина была прекрасна в своей откровенности, готовая принять всего его, если бы не одежда. Он снова двинулся ей навстречу, задавая размеренный ритм, целуя её скулу, щеку, уголок губ, переносицу.

— Лайт, ты останешься? — между касаниями губ к её коже, между толчками бёдрами, но голос такой твёрдый. Это что шантаж? Когда она так возбуждена, что способна лишь сдавленно говорить: «Да… ещё… не останавливайся…»

Евгения приподнялась, чувствуя, как от напряжения кожа под одеждой начинает покрываться влагой. Подавшись к его уху, прошептала:

— Нет.

Кирилл разочарованно беззвучно застонал, утыкаясь в её волосы лицом. А она наконец нашла в себе силы оттолкнуть его и слезть с чертового стола.

— Две недели, — шёпотом проговорил он, смотря в пустоту, вспоминая все-таки законы. Глава аудита, пытавшаяся привести свою одежду в порядок, застыла. Она не думала, что парень осмелится после всего требовать отработки.

— Лайт, две недели, чтобы ты привела дела отдела в порядок перед уходом, — почти грубый рык от него.

— Как скажешь, — бросила она зло сжав губы и вышла из его кабинета.

«Лайт, что между нами происходит?»

Женя устало потирала лоб, бессильно смотря на сообщение в личном чате от Верховского. Всего одна фраза, но от него — непривычно взрослая и правильная.

Кирилл в своём кабинете холодно смотрел на переписку с рабочего портала. Он знал, что та прочла его сообщение. Более того: всё это время была онлайн, но молчала. В первые минуты, когда он заметил изменившийся статус сообщения, и нервничал, ожидая ответа. Но чем больше проходило времени, тем холоднее и злее он становился, понимая, что Дёмина не напишет.

Верховский поднял руки над клавиатурой, решительно набирая новый текст.

«Снова бежишь? Это так ты «решаешь» свои проблемы?»

Палец навис над кнопкой Enter. Кирилл сглотнул вязкую слюну, прежде чем отправить свой упрёк.

Женя, прочтя второе адресованное ей сообщение, стиснула пальцы в кулак. Мальчишка обвиняет её в трусости?

«Потому что я не хочу знать, что между нами происходит. Просто не приближайся ко мне больше».

Наследник, наконец выбивший из собеседницы хоть какую-то реакцию, нервно ухмыльнулся и откинулся к спинке своего кресла. Дё-ми-на… Мысленно он нараспев растягивал её фамилию. Даже этот ответ казался приятной победой. Лайт слишком рьяно избегала его, отбирая все шансы изменить её решение уйти. Быстро, пока ни она, ни он не остыли, Кирилл набрал новое сообщение.

«Хочешь извинений за эти чертовы цветы?»

Женя зло поджала губы. Как этот парень даже через удаленные сообщения умудряется быть таким наглым и самоуверенным, будто обвиняет во всем только её? К тому же какие к черту цветы?

Все меркло перед её собственным желанием с ним переспать и табу, которое она не могла переступить. …Я никогда не буду спать со своим начальником… Последняя встреча в его кабинете — яркая иллюстрация того, почему они не могут «нормально» общаться.

«Даже если я извинюсь, это ничего не изменит», — пришло вдогонку к прошлому сообщению.

Та аж скрипнула зубами. Действительно, то пятно, что оставил на её репутации Верховский, уже не стереть. Её недоброжелателям на самом деле все равно, ответила она взаимностью наследнику банка или нет.

«Согласна».

Она коротко и ёмко ответила и вышла из чата.

— Блядь… — прошептал Кирилл от досады. И эту возможность поговорить с Лайт у него отобрали, будто захлопнули перед носом дверь.

Он ведь даже не успел собрать мысли воедино, чтобы облечь их в понятные слова. Он хотел написать, что не может уже отказаться от своих чувств к ней. Но как описать все эти переливы влюблённости и желания в сухом и безликом сообщение? Ему и лицом к лицу с ней это не удавалось без того, чтобы не перейти на физический контакт от бессилия.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Отец заявился к Кириллу без предупреждения. Зная, что это единственный способ поговорить с сыном.

Последние полгода они общались только по телефону — иногда ему казалось, что сын и вовсе убирает трубку куда подальше, чтобы не слышать его голос.

Олег Евгеньевич всегда чувствовал перед единственным сыном вину. За то, что умерла его мать. За то, что он не мог уделять ему достаточно своего времени. За плен. За его травмы — физические и моральные.

Он считал, что сын вырос озлобленным на весь мир подростком по его вине. Это чувство странным образом переплеталось с желанием воспитать Кирилла. Нести ответственность за его поведение, а значит указывать на его промахи и объяснять их.