Голубая луна (СИ) - Мах Макс

Была ли Герда в него влюблена? Скорее всего, нет. Но у нее имелись серьезные опасения по поводу того, способна ли она вообще кого-нибудь полюбить. Ведь, если разобраться, де Валена она тоже, скорее всего, не любила. Потому что, если бы, и в самом деле, полюбила, не стала бы ждать какой-то особенной ночи и каких-то особенных обстоятельств. Многие женщины на ее месте, - и Герда знала это наверняка, - не стали бы ждать и пригласили Эмиля к себе в каюту или в гостиничную комнатку. Так что, нет, не любовь. Симпатия? Однозначно. Томление плоти? Непременно. Но все то же самое есть у нее и теперь. Князь Иван молод и хорош собой, галантен, образован, богат и занимает видное положение в большом и сильном государстве. А еще он ее любит, и это самое ценное его качество, потому что его чувства не только сильны, они в гораздо меньшей степени эгоистичны, чем у многих других мужчин в подобной ситуации. У Герды - так сложилось, - было с кем сравнивать: принц Максимилиан и граф де Вален оба два тоже по-своему любили Герду, но они любили ее "для себя", принимая ее интересы только постольку, поскольку они вписывались в их планы.

Князь Иван оказался другим, и он смог доказать это и тем, как сделал ей предложение, и тем, как говорил с отцом. И продолжал доказывать это каждым своим поступком чего бы это ни касалось. Вот и сейчас, перед балом, в тайне от Герды, он поднял на ноги всех, кого только возможно, и ей сшили совершенно невероятное платье всего за какие-то жалкие восемь дней. Синее, как и то платье, в котором Герда появилась в день их первого знакомства, изысканное, изумительно подходящее к ее внешности и росту, и, судя по всему, страшно дорогое. Шелка трех разных оттенков синего, украшенные золотым шитьем, белоснежными кружевами и крошечными драгоценными камешками, синей шпинелью, аквамарином и бирюзой. Оставалось только дивиться тому, как удалось создать такой шедевр за такое короткое время, и уж совсем невероятным казалось то, что князь Иван добыл для нее такие великолепные драгоценности в тон платья и ее глаз: ожерелье из сапфиров и бриллиантов, золотая ажурная диадема, украшенная голубыми бриллиантами и синими топазами, серьги с большими сапфирами и браслет, парный ожерелью. И, хотя у нее самой хватало драгоценностей, она не стала с ним спорить и с благодарностью приняла с таким вкусом подобранный подарок. Надела она по случаю первого появления перед публикой и помолвочное кольцо с резным изумрудом, которое подарил ей Иван в Эриноре пятнадцать месяцев назад. Свой перстень с резным сапфиром надела, впрочем, тоже, как и пару древних имперских перстней: один с розовым сапфиром в обрамлении рубинов и красных бриллиантов и другой - с вишнево-синим аметистом в обрамлении голубых бриллиантов.

И вот Герда стоит перед зеркалом во дворце Великого князя Гардарики и готовиться выйти в зал в сопровождении князя Ивана. Высокая, она стала еще выше, поднявшись на четырехдюймовые каблуки. Волосы, убранные в элегантную прическу, схваченную спереди диадемой и жемчужными заколками сзади и по бокам, кажутся, в зависимости от освещения, то серебряными, то пепельными, то платиновыми, а вот кожа, напротив, несмотря на зиму, выглядит золотистой, словно бы, Герда могла сейчас где-нибудь загореть. И еще глаза. Герда определенно знала, что глаза у нее всегда были голубыми. Потом они потемнели, а сейчас стали кобальтово-синими. В платье, которое создали для нее лучшие мастера Новгорода, и в невероятно красивых драгоценностях, Герда выглядела настоящей принцессой, что бы там не думал по этому поводу ее трижды проклятый король-отец.

Кончиками пальцев Герда коснулась безупречной пепельной "короны", в которую была уложена ее снова отросшая и значительно "потолстевшая" коса, золотой диадемы, гладкой кожи лба на линии волос. Всмотрелась в глубокую синь своих глаз, улыбнулась, бросив беглый взгляд на свое роскошное платье и мимолетно вспомнив ту давнюю Герду, что собиралась на бал в королевском замке Эринора. Та девушка была юна и хороша собой, а эта женщина выглядела зрелой красавицей.

"Я красавица!" - сказала она себе и, отойдя от зеркала, повернулась к князю Ивану:

- Я готова!

- Вашу руку, сударыня!

А в следующее мгновение глашатай впервые на памяти Герды произнес вслух - выкрикнул сильным тренированным голосом - ее титул:

- Ее королевское высочество Герардина герцогиня Эван-Эрнхеймская принцесса Эринорская!

Это был странный момент. По всем признакам триумф, но отчего, тогда, Герда почувствовала смятение, нерешительность, едва ли не досаду? На мгновение ей показалось, что "это платье ей не по росту", и что по дороге из "вчера" в "сегодня" она потеряла способность радоваться, гордиться и красоваться. И тогда, она испугалась и отчаянно захотела, чтобы на ее месте оказалась сейчас та Герда, какой она была четыре года назад. Та шестнадцатилетняя девушка, которая обманом пробралась на королевский бал в Эриноре и, к слову сказать, появившаяся в королевском дворце, держа пальцы на сгибе локтя все того же князя Ивана. Вот та Герда определенно знала, что в такой момент надо чувствовать, и как в нем - в этом сказочном мгновении, - следует себя вести. Однако, нынешняя Герда, испытавшая за прошедшие четыре года столько, что кому-то другому хватило бы на три жизни, всего этого, кажется, не знала или забыла. Она понимала, разумеется, - умом, но увы все еще не душой, - кем является на самом деле. Но осознавала ли? Принимала ли, как неотъемлемую часть себя самой? У нее не было ответа на этот странный вопрос. Однако и времени на размышление у нее не было тоже, потому что глашатай выкликнул уже их с Иваном имена, Герда вошла в Большой Яшмовый зал великокняжеского терема, и только в это длинное-короткое мгновение исчезли сомнения, и к ней пришло, наконец, подлинное "ощущение" момента. Сразу вдруг. Как подарок. Как озарение. Как чертова "эврика" свихнувшегося в домашнем бассейне Архимеда. Но, что бы там ни было, к гостям Великого князя вышла уже не просто красивая, великолепно одетая молодая женщина, к ним вышла настоящая принцесса крови.

Судя по реакции присутствующих, - а здесь собрался весь цвет новгородской аристократии, не считая множества титулованных иностранцев, - интрига удалась. До последнего момента никто в городе не знал, что за женщина поселилась в Полоцком подворье. Кто она такая, и что ее связывает с князем Иваном? Кое-кто встречал ее тут и там то с Дарьей, то с Иваном, то с обоими вместе, - на приватных раутах, в опере или на охоте, - но большинство не знали о ней ничего определенного, а кое-кто ни разу не слышал даже ее имени. И, разумеется, никто не предполагал, что эта неизвестно откуда возникшая вблизи престола женщина, носившая не самый громкий титул далекой Горанды, появится на балу в великокняжеском дворце вместе с князем Иваном. Так что, да: сюрприз, приготовленный князем Полоцким, удался на славу. И в тот момент, когда Иван и Герда шли к возвышению, на котором восседал на троне князь Новгородский Дмитрий, - через весь впечатляющих размеров зал, по проходу, образованному двумя шпалерами гостей, - все взгляды были устремлены на нее. Недоуменные, завистливые, раздраженные, любопытствующие... Никто ничего не знал наверняка, и это заставляло людей нервничать. Даже Каро, которой через какое-то непродолжительное время предстояло стать Великой княгиней Новгородской, даже она, - одна из немногих здесь, кто был лично знаком с Гердой, - явным образом оробела. Смятение усилилось еще больше, когда, достигнув трона и удостоившись благосклонной улыбки венценосца, князь Иван повернулся к гостям и заговорил, легко перекрывая шум, возникавший по временам среди собравшихся в зале гостей:

- Дамы и господа, разрешите представить вам мою невесту герцогиню Эван-Эрнхеймскую дочь короля Георга Эринорского! Некоторое время назад принцесса Герардина ответила на мое предложение руки и сердца согласием, и мы предполагаем совершить таинства бракосочетания одновременно с моим отцом Великим князем Новгородским Дмитрием и его невестой принцессой Шарлоттой.