Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

Крупная капля пота скатилась от корней волос по лбу мужчины, зацепилась за брови и только благодаря этому избежала падения. Роханна еще раз всмотрелась в лицо Иакина Кавалено и наконец-то увидела то, что заставило ее вжаться в спинку кресла, в упругие и не слишком приветливые лозовые узлы.

Да он же недокровка! И как всякий недокровка в присутствии демона, сгорает сейчас в пламени невозможных к исполнению желаний.

Новое знание было очень важным, это женщина даже не понимала, а чувствовала всем телом, но пока, увы, не помогало сообразить, как же воспользоваться обнаруженной слабостью своего противника. А в том, что хозяин дома был именно противником, а еще вернее врагом, сомнений уже не оставалось.

Что ж, если не знаешь, как действовать, нужно выжидать. А для ожидания требуется время, которое легче всего заполучить, если сделаешь шаг назад.

— Вы угрожаете мне?

— Предупреждаю.

— Вы убьете меня?

Иакин Кавалено впервые улыбнулся, но по-прежнему не вложил в движение губ никаких чувств.

— Если вы сами того захотите.

— Я?

Он подошел к окну, однако не приближаясь, а увеличивая расстояние между собой и Роханной, положил пальцы правой руки на скрещивающиеся плашки ставен, и женщина с давно позабытым ужасом отметила, что ее собеседнику дрожь, по всей видимости, вообще незнакома.

— Вы можете мне помочь. И я буду благодарен за помощь. А можете отказаться. Решать вам.

— И если откажусь, снисхождения мне не ждать?

Иакин не ответил, всматриваясь во что-то, находящееся за окном.

В подобных обстоятельствах эрте Мон, пожалуй; оказалась впервые. Все недокровки, с которыми она прежде имела дело, были лишь послушными слугами, но сейчас ей противостоял не слуга, а господин. Каким образом ему удалось стать таковым и какие цели он преследовал, женщина могла только предполагать. Зато ясно было другое: любви и почитания в Катрале искать не следовало.

— Что вам нужно? Смогу ли я это дать?

— Сможете. Я не попрошу от вас ничего чрезмерного.

Роханна выдержала паузу, вопросительно глядя на спасителя, превратившегося в тюремщика, и получила ответ, внесший в мысли еще большую сумятицу:

— Вы живете дольше всех прочих. А время всегда дает знания, не так ли? Сколько демонов приходило в этот мир и исчезало из него на вашем веку?

Зачем отрицать очевидное?

— Много, — признала эрте Мон.

— Вы знали их имена. Знали их лица. Разумеется, я допускаю, что ваша память могла и прохудиться за все это время… Но кое-что в ней должно было остаться. По крайней мере, я очень на это рассчитываю.

Он желает заполучить в свое распоряжение сведения обо всех демонах, некогда пришедших в этот мир? Но с какой целью? Неужели…

Роханна почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.

Когда один противник желает все узнать о другом, это означает подготовку к войне. Решительной, жестокой, кровопролитной. Такой, чтобы одним ударом можно было уничтожить нескольких врагов сразу, если не всех. И ей, хранительнице знаний, почтенной эрте Мон, предстояло стать безвольным орудием в руках самонадеянного юнца… Впрочем, руки как раз уверенные. Сильные, не знающие волнения.

Женщина покорно сложила ладони на коленях.

— Я сделаю то, что вы хотите.

— Желаете начать тотчас же?

Роханна поджала губы.

Иакин Кавалено нетерпелив, это заметно. Но отпустил поводок чувств только сейчас, дорвавшись до сокровищницы и оценив величину золотых гор. А на все остальное выдержки у него хватит.

— Я могу получить хотя бы завтрак?

— О, разумеется! Я распоряжусь об этом.

Он быстрым шагом добрался до дверей, вновь услужливо раскрывшихся перед хозяином дома и захлопнувшихся за черной спиной.

Времени на раздумья оставалось немного. Но именно в течение этих коротких минут Роханна должна была принять решение.

Нет, не о том, помогать ли своему тюремщику — на этот вопрос ответ существовал только один. Но все еще можно было решить, с какими настроениями оказывать требуемую помощь. Искренне? Или дожидаясь удобного момента, чтобы…

Эрте Мон улыбнулась. Широко-широко. Теперь о морщинах можно было перестать заботиться навсегда, и почему-то осознание этого помогло женщине ощутить самую настоящую свободу. И в мыслях, и в действиях.

— Ну разве он не великолепен?

Прозвучавший голос был мне знаком, но вот нотки, старательно вытащенные на первый план… А впрочем, именно так слащаво, фальшиво и одновременно уверенно в своей правоте должен был разговаривать мужчина с напомаженными волосами, узнать в котором Натти можно было разве что с третьего взгляда.

На язык сразу начали карабкаться многочисленные вопросы, но место и общество для их оглашения вслух оказалось неподходящим: бритоголовая сереброзвенница в портальной комнате явно не собиралась оценивать притворство рыжего по достоинству. По крайней мере, громогласный восторг ее ничуть не тронул. На меня скучающе посмотрели, убедились, что во время путешествия от моего тела ничего не отвалилось, и отвернулись, возвращаясь к каким-то другим делам. Правда, спина в синей мантии довольно красноречиво заявляла, что мне и моему сопровождающему надлежит поскорее убраться восвояси, а то, не ровен час, кто-то еще воспользуется порталом и свалится прямо на наши головы. Пришлось уйти, изо всех сил сохраняя гордое и молчаливое спокойствие.

В коридоре Натти накинул мне на плечи плащ. Когда догнал.

— Ты же не будешь здесь шататься голым?

Вместо ответа я посмотрел на рыжего. Коротенечко, но выразительно.

По большому счету мне было все равно, в каком виде и куда двигаться дальше. Собственно, я даже не хотел знать, на каком краю Дарствия очутился. Но мои желания конечно же по-прежнему не имели значения.

— Сюда! — Натти распахнул дверь по правую руку от себя.

Одежда, разложенная на низкой скамье — единственном предмете мебели, умещавшемся в крохотной комнате — чуть было не вынудила меня нарушить молчание. То, что мне предлагалось надеть, выглядело… Чужим. Не в том смысле, что раньше все это принадлежало другому человеку, нет: рубашка и исподнее были новехонькими, да и костюм выглядел разве что лишь чуть поношенным. Но я никогда так не одевался, ни в юности, ни потом.

Одежда была богатой в самом полном значении этого слова Пусть она не сверкала пуговицами, выточенными из цельных драгоценных камней, золотыми шнурами и прочими знаками роскоши, одна только ткань говорила о многом. Вернее, ткани, из которых костюм был пошит. И конечно же все пришлось впору, хотя я и не мог припомнить, чтобы с меня в последнее время хоть кто-то снимал мерки.