Свадебное платье для Молли - Кара Колтер

Оказывается, мягкие и нежные, гладить их было очень приятно, создавалось ощущение, что так можно провести целую вечность. Но Хьюстон не мог позволить себе раствориться в этом чувстве. Ведь любовь – единственное, чего нельзя контролировать в этой жизни.

И все же Хьюстон не стал лгать себе – ему понравилось защищать Молли. Эндорфины, подобно наркотику, переполняли его кровь.

Что ж, сегодня вечером он возьмет от жизни все. Все, что Молли будет готова дать ему. И унесет с собой воспоминания, чтобы возвращаться к ним снова и снова. Когда все закончится. А финал наступит очень скоро. Пока же Хьюстон не хотел торопиться. Он помог девушке подняться по лестнице на третий этаж. У Молли так дрожали руки, что ему пришлось забрать ключи и самому открыть дверь квартиры.

– У тебя есть что-нибудь выпить? – поинтересовался Уитфорд, с тревогой вглядываясь в ее бледное лицо.

– Есть вино.

– Думаю, нам нужно что-нибудь покрепче вина.

– Кажется, на холодильнике есть бутылка с остатками бренди. Чак пил… – она захихикала, – все, что горит.

Девушка неотрывно смотрела на Хьюстона, и в ее взгляде было что-то голодное. Она протянула руку и, не скрывая восхищения, провела ладонью по его плечу.

Наверняка это эйфория оттого, что опасность была совсем близко, но прошла стороной. Иногда Уитфорд ощущал подобное после удачных спаррингов. Волну эндорфинов, переполняющих его счастьем, отчего все чувства обострялись.

Завтра утром она проснется, вспомнит, как Хьюстон яростно бил того мужчину, и почувствует страх и сомнения.

А сегодня Хьюстон будет ее героем.

Он отошел от девушки, налил почти полный стакан бренди и заставил Молли выпить. Сам же к алкоголю не притронулся.

Он больше не хотел терять контроль.

– Хьюстон… – Сделав глоток, Молли посмотрела на него, буквально пожирая глазами.

Ему это даже понравилось, и он не преминул ответить тем же. Впитывал взглядом каждую деталь: нежный овал лица, огромные глаза, мягкие зовущие губы…

Внезапно Молли вскрикнула:

– Мне кажется, у тебя кровь!

Действительно, на белой рубашке расплывалось красное пятно чуть выше живота. Значит, нож упал не сразу. Может, он так рассвирепел из-за ранения?

Пустое оправдание.

– Ты ранен, – испуганно прошептала девушка.

– Да нет, просто царапина. Ничего страшного. Да и от сердца очень далеко.

– Давай я посмотрю.

– Нет, все в порядке.

Но Молли уже указала пальцем на стул. Так как Хьюстон ранее решил принять все подарки, которые в этот вечер для него приготовила судьба, он покорно подчинился.

– Снимай рубашку, – скомандовала Молли, доставая аптечку.

Кого он пытался обмануть, когда говорил, что ранен не в сердце? Именно туда его и поразило. Стена, которую он воздвиг для защиты, рухнула в одночасье, восстановить ее не было никакой возможности.

Хьюстон подчеркнуто медленно расстегивал пуговицу за пуговицей, видя в ее глазах желание, мучаясь от мысли, что не он будет мужчиной, который это желание удовлетворит. Он позволил рубашке распахнуться. Снимать ее не было необходимости, но Уитфорд повел плечами, и она соскользнула вниз, повиснув на одной руке. По комнате поплыл запах пота, и Хьюстон увидел, как Молли втянула воздух, чтобы насладиться им в полной мере.

– Ой. – Она внимательно изучала тонкую царапину, тянувшуюся к животу. – Дело скверное.

Он посмотрел вниз. По его мнению, точно так же его могла поцарапать и кошка.

– Ты уверен, что мы не должны обратиться в полицию? Все-таки тебя пырнули ножом.

– Никакой полиции.

– Не могу понять твоего упрямства.

– Ты и не сможешь, – грубо ответил Хьюстон. – Как только позвонишь, достаточно будет пяти минут, чтобы сюда заявился какой-нибудь журналюга. А наутро все газеты будут пестреть скандальными заголовками. Люди любят такие истории, обожают копаться в чужом грязном белье. «Сын человека, устроившего разбойное нападение, отразил разбойное нападение».

– Ты не отвечаешь за грехи отца.

– Отвечаю, – уныло произнес Уитфорд. – Знаешь, когда мой папаша попал в тюрьму, а мать сбежала с любовником, судьба дала мне второй шанс. Я попал в замечательную приемную семью. Впервые в жизни у меня были еда, одежда, кров. Чувство безопасности. Однажды, когда я уже учился в старших классах, в нашей школе была дискотека. Я танцевал с девушкой из группы поддержки. Самой красивой в школе. К нам подошел какой-то парень – может, ее дружок или только претендент на это звание, я уже не помню, – и спросил у нее, что она делает в компании такого бандита, как я. Я чуть не забил его до смерти. Вот как сегодняшнего мужика. И мне нравилось, что я при этом чувствовал. Наверное, потому что мой отец любил размахивать кулаками.

– Я не верю, – неуверенно пробормотала Молли. – Не верю, что тебе это нравится. Ты делал то, что должен. Он же был просто огромным. Малейшее замешательство, и удача была бы на его стороне.

Хьюстон горько рассмеялся:

– Необходимыми были первые два удара. Он уже отключился, когда упал на тротуар.

– Хьюстон, сегодня ты совершил геройский поступок. Почему ты пытаешься выставить его в каком-то неприглядном свете?

– Нет, – тихо ответил он, – это ты искажаешь факты. Зачем?

– Ничего такого я не делаю.

– Делаешь. Ты всегда пытаешься найти оправдание для людей, увидеть в них что-то хорошее. Даже если этого на самом деле нет.

– Ну и почему же ты не провел всю свою жизнь в вечных драках, если у тебя так сильно чешутся кулаки?

– Я научился давать выход своей агрессии. Стал заниматься боксом.

– Ну вот.

– Не потому что хотел этого, – уточнил Хьюстон. – Мне просто не нравилось ловить на себе косые взгляды после того инцидента.

– Тебе хочется уверить меня, что ты из плохих парней. Но это совсем не так.

Уитфорд встал и натянул рубашку.

– Мне пора.

– Пожалуйста, не уходи.

Они стояли и смотрели друг другу в глаза.

Хьюстону пришлось приложить все усилия, чтобы взять себя в руки и не пойти на поводу у собственного желания: взять ее, подчинить себе, сделать своей. Он шагнул к двери. Молли преградила дорогу, положила руки на его плечи и, привстав на цыпочки, нежно коснулась его губ. Хьюстон ждал этого момента с их первого поцелуя. Ошеломительная нежность невинной ласки мгновенно усмирила бешеное неистовство, бурлившее в его крови.

Он позволил себе раствориться в поцелуе, наслаждаясь новыми для него ощущениями. Хьюстон и не знал, что в нем живет нежность. Происходящее казалось каким-то священнодействием, древнейшим ритуалом. Зовом, который слышали все поколения, только благодаря ему и существовало человечество. Тут встречались жесткая потребность и нежное узнавание, смешивались, превращаясь в нечто чудесное.