Зачарованные - Лора Шелтон

— О том, например, как тебе удается так целоваться — а потом вставать и уходить как ни в чем не бывало. О том, почему ты зовешь меня на прогулку, — а до этого не показываешься на глаза двое суток. О том, почему ты больше так и не влюбился ни в одну женщину — из-за шрама? Или из-за Белинды?

— Ни то, ни другое. Просто я увидел себя таким, какой я есть, и смирился с этим, только и всего. Я ведь старше тебя, Сэм. На много лет.

— Смирился — но прячешься во тьме или под капюшоном?

— Не сдаешься, да?

— Не могу себе этого позволить. Я хочу понять, что между нами происходит, и на что я могу рассчитывать.

Рональд взял ее за руку. Простой жест заставил сердце Саманты забиться сильнее.

— Я не знаю, с чего начать.

— Начни с самого начала.

— Тогда мне придется начать с Белинды. Ты уверена, что хочешь это выслушать?

— Я должна это выслушать.

Он помолчал. Когда заговорил, голос его был тих и печален; однако отчаяния в нем не было.

— Я встретил ее через полгода после того, как вернулся в Бен Блейр и купил Замок-на-Холме. Я был намного старше ее, но это ничего не значило. Любовь вспыхнула сразу, таким сильным и ярким огнем, что мы оба все поняли. Мы были предназначены друг другу, остальное значения не имело. Ее родители были против. То есть это мягко сказано. Они были в ярости. Все до единого Мейзы. Во-первых, этот замок стоял на их земле и формально принадлежал им, но Джон Мейз впутался в какие-то темные дела, залез в долги, и им пришлось продать изрядную долю своей недвижимости. Они ни за что не продали бы его мне, но тогда я этого не знал. Просто искал достаточно большой дом, где можно спокойно жить и работать. Денег у меня было много. Я получил грант за одно открытие… нескромно звучит, но оно совершило переворот в борьбе с раком. Потом оно стало приносить доходы — короче, я богат, и добился этого своим трудом. Вот… А потом я встретил Белинду.

— Как она относилась к тому, чем ты занимаешься?

— Она была рада и горда. Говорила, что теперь Бен Блейр будет славиться не ведьмами и колдунами, а чем-то стоящим.

— Рон, скажи, а ты не имел отношения к тайному обществу врачей в Бен Блейре?

Рон вздрогнул. И пытливо посмотрел на Саманту.

— Откуда ты о нем знаешь?

— Только по слухам. Лиза и Хелен что-то говорили насчет Джона Мейза, что он якобы имел отношение к этим врачам… Ты из-за него не хотел с ними связываться? Потому что это один из Мейзов?

— Нет. Они занимались вещами, которые официально называются неэтичными исследованиями, а проще говоря — преступлениями. Сейчас ко мне в руки попали документы, которые раскрывают такие тайны… Ладно, это потом.

— Вы с Белиндой решили пожениться и жить в замке? Несмотря на сопротивление семьи?

— Она поставила им ультиматум: или они принимают меня, или теряют ее. На самом деле они не такие уж плохие люди. Они ее очень любили. Ее все любили. Она осталась со мной на яхте в ночь взрыва. Никто не знал, что она там. Я собирался проверить все перед медовым месяцем, а она приехала неожиданно. Белинда любила так делать — неожиданно ворваться, растормошить, устроить праздник. Она приехала и осталась на яхте. В ту ночь мы впервые были вместе. Один раз. Один-единственный раз. Потом был взрыв и несколько недель беспамятства и боли. Я помню, что в бреду передо мной все время стояло ее лицо. Когда доктора решили, что я достаточно окреп, чтобы знать правду, они рассказали, что она погибла. Ее тело так и не нашли. Только обгорелые обрывки одежды выловили из воды. Я умолял докторов дать мне умереть. Я не хотел жить. А потом увидел себя в зеркало — и понял, что Белинде повезло больше. Я стал чудовищем. Обгоревшим, искромсанным уродом. Операции… Их было так много, что я сбился со счета.

— Сейчас хорошие пластические хирурги…

— Лицо мне залатали, а вот тело… Казалось, мой организм сам решил, что хватит с меня одного лица. Ни одна пересадка кожи на теле не удалась, потом началось заражение, я чуть не умер, уже в который раз. Меня удерживало в жизни только одно, чем больше я вспоминал про взрыв, тем яснее понимал, что он не был случайным. Это было подготовленное и спланированное убийство. Я ведь проверял яхту накануне. Никаких протечек, никаких оголенных проводов. Она была новенькая, с иголочки. Да и сам взрыв…

— Но ты не знаешь наверняка, кто мог это спланировать и осуществить?

— Я ищу ответ в течение всех этих пяти лет. Многое я уже знаю. Разгадка совсем рядом. Я должен отомстить. Белинда погибла по моей вине.

— Неправда. Она погибла по вине убийцы.

— Но это я навлек на нее смерть. Знай убийца, что она на яхте, ничего бы не было, я уверен.

Саманта молча поднесла его руку к губам, поцеловала стиснутый кулак. Потом тихо и твердо сказала:

— Сними капюшон.

Он не стал спорить. Медленно провел рукой по голове, откидывая плотную ткань. Повернулся к Саманте. Без улыбки. Без отчаяния. Без страха. Просто сидел и смотрел на нее.

Красивый, измученный человек. Смуглый мужчина с трагически изломанными густыми бровями над черными выразительными глазами, в которых была только усталость.

Шрам тянулся по лицу, исчезая за воротом свитера, и ничего в нем не было страшного или отвратительного. Просто замирало сердце при мысли о том, какую боль должен был вытерпеть этот человек.

Саманта молча потянулась к нему и коснулась губами виска. Где-то над головой пела птица. Коричневый и золотой лист слетел с дерева. Было тихо-тихо…

И губы прижались к губам, руки сплелись, два тела сплавились воедино, не было больше Рональда Гранта, не было Саманты Джонс, были только мужчина и женщина, и не было вокруг ничего, кроме огромного мира, который весь принадлежал им двоим.

Она молча и яростно сдирала с него свитер, а он торопливо расстегивал на ней рубашку. Они раздевали друг, друга нетерпеливо — и осторожно, страстно — и нежно, боясь — и желая…

Ее нагота ослепила Рона. Он с трепетом касался пальцами обнаженной груди, ласкал нежную кожу, осторожно целовал ее плечи и шею, чувствуя, как она загорается от его прикосновений, как тает, словно воск, в его руках, чтобы через мгновение обратиться в пламя, способное растопить даже лед его замерзшей души…

Саманта не могла оторвать от него влюбленных глаз. Она смотрела и не могла насмотреться. Это было больше чем страсть, больше чем желание. Она упивалась близостью, купалась в ней, раскрывалась ему навстречу, словно цветок под лучами солнца, и сгорала в его объятиях, моля о большем…

Рон вздрогнул и отстранился на миг, и тогда Саманта застонала:

— Нет! Только не это! Если ты сейчас извинишься и уйдешь, я брошусь в море! Немедленно!