Дом шалунов - Лидия Чарская

Бык тоже не замедлил хода. Напротив, его прыжки становились все чаще и быстрее. Вот уже совсем маленькое расстояние осталось между ним и Котей. Но и спасительный дуб всего в нескольких шагах от них. Если Котя первый добежит до него, он спасет и себя, и мальчиков. И его задача будет исполнена. Если же бык настигнет бежавшего, то все кончено, и страшная гибель ждет его, Котю, всего через несколько секунд…

Все ближе к нему страшилище… Еще ближе… Еще…

«Я погиб, – вихрем проносится в мыслях мальчика, – так пускай же я один!.. Спасу по крайней мере тех двоих… Гогу и Никса…»

Он остановился, как вкопанный, и закричал изо всей силы:

– Становись за дерево! Становись скорее!

Гога с Никсом услышали крик и в одну секунду оба скрылись за стволом старого дуба. Они были спасены.

В три прыжка бык очутился около Коти, наклонил голову и с диким хрипом поднял в воздух трепещущее тело мальчика.

И тут же отчаянный вопль огласил лужайку. Остановка погубила Котю. В три прыжка бык очутился около него, наклонил голову и с диком хрипом поднял в воздух трепещущее тело мальчика. Еще один миг – что-то перекувырнулось, мелькнуло в воздухе быстрее молнии, и Котя тяжело рухнул на землю, ударившись головой о ствол огромного дуба.

Рабочие окружили быка, и мясник воткнул ему в рыло нож по самую рукоятку. Бык со страшным воем тяжело рухнул на землю…

Глава LVII

Маленький герой

– Он умер!

– Не дышит!

– Сердце почти не бьется!

– Господи! Да неужели же умер он?!

Кто-то зарыдал неудержимо, кто-то закричал протяжным криком потерявшегося от горя маленького человечка.

Это был Витик Зон. Он кинулся первый к Коте, распростертому у корней старого дуба. За ним и все мальчики окружили несчастного Котю. Он был безгласен.

Смертельная бледность покрывала его лицо. Глаза, огромные, прекрасные, скрылись под опущенными веками. Котя не дышал и казался мертвым…

Вдруг страшное, потрясающее душу рыдание раздалось за ними. Кто-то растолкал толпу пансионеров и, упав на колени перед бесчувственным Котей, закричал, исступленно рыдая на весь луг:

– Если ты умер – я умру тоже! Ты из-за меня умер… Меня хотел спасти… Меня и Никса… А я-то?! Я-то?! Прости! Прости!.. Все мое зло прости! Котя! Котя! Прости меня!.. Не умирай только!.. Котя! Котя! Ты мой спаситель!.. Живи… прости… Котя!.. Котя!..

И Гога Владин залился слезами около безжизненно распростертого Коти. Его отвели от него насильно.

Потом рабочие подняли безжизненное тельце Коти с земли и осторожно понесли в дом. Плача навзрыд, мальчики поплелись за ними.

Глава LVIII

Он при смерти

Все двадцать человек сидели притихшие и безмолвные. Уже трое суток прошло с той минуты, как бесчувственного Котю принесли в лазаретную комнату пансиона, а мальчик все еще не приходил в себя. Два доктора поселились в Дубках и по просьбе директора не отходили от постели больного.

Страшный удар о ствол дерева потряс все существо бедного мальчика и разразился сильнейшим воспалением мозга, грозившим смертельным исходом. Больной то открывал глаза и безумным взором окидывал окружающее, то снова впадал в странное оцепенение или кричал на весь дом:

– Бык!.. Опять бык!.. Он схватил Гогу!.. Надо отнять!.. Иду… Иду!.. Да не держите же меня… Пустите, пустите!..

И со страшной силой мальчик вскакивал с постели. Котю подхватывали, укладывали снова и поливали его голову холодной водой. Это помогало немного, и Котя успокаивался на время.

Так прошла целая неделя. На восьмой день его положение стало особенно плохим. Всю ночь доктора поочередно дежурили у его постели.

Добряк Макака не отходил от него ни на шаг. Маленький белокурый мальчик, и без того любимый им, стал ему вдвое дороже после самоотверженного геройского поступка. Со слезами на глазах Александр Васильевич умолял докторов спасти маленького героя.

Восьмая ночь была мучительнейшей для больного. Доктора только покачивали головами на все просьбы и мольбы директора спасти мальчика. Тогда Александр Васильевич понял грозящую его маленькому любимцу опасность. Он бросился в классную комнату, где сидели мальчики, тихие, безмолвные, убитые горем.

– Дети! Он при смерти! Молитесь за него! – едва нашел в себе силы произнести директор и, зарыдав, как ребенок, выбежал от них.

Ответное рыдание, всхлипывание и вопли понеслись за ним вдогонку. Мальчики были неутешны. Несколько минут только и слышались эти мучительные звуки безысходного детского горя.

И вдруг чей-то дрожащий голос покрыл детский плач:

– Тише! Вы можете потревожить его… Он умирает… Слезами не поможете все равно… Надо молиться… Хорошо, от души помолиться… Понимаете вы?… Пойдем все в часовенку, что около дороги, и будем просить Бога, чтобы… чтобы…

Алек не докончил своей фразы и сам зарыдал неутешно.

Глава LIX

В часовне

Неслышной толпой пробирались мальчики по аллее сада к самому концу его, где была калитка, выходящая на большую дорогу. Здесь стояла небольшая часовенка, выстроенная господином Макаровым в год смерти родителей Жени и Маруси. Там ежегодно служилась панихида по ним.

Когда бедные рыцари прошмыгнули через калитку и, пройдя шагов пять, очутились в часовне, таинственная тишина маленького храма странно подействовала на них. Они почувствовали себя такими крошечными и ничтожными в сравнении с Тем Великим и Могучим, кто незримо присутствовал здесь, среди них, и милостиво смотрел на них с образа Спасителя кроткими очами…

Все мальчики разом, как по команде, опустились на колени, и горячая детская молитва понеслась к Богу.

Теперь все эти черненькие, белокурые и русые головки были полны одной мыслью, их сердца бились одним и тем же желанием, все до одного. «Господи! – выстукивало мучительно каждое такое сердечко. – Сделай так, чтобы выжил наш Котя, сделай, Господи!» И полные святой детской веры и надежды глазенки впивались в кроткий лик Спасителя.

Мальчики молились так горячо, что не слышали, как по дороге застучали копыта лошади, как маленький тарантас подкатил к ограде сада, как вслед за тем к дверям часовни приблизилась невысокая женская фигура и остановилась у порога при виде молящихся.

Не слышали дети и того, как из толпы их неожиданно выделился Гога, как маленький Владин приблизился к образу и, припав к подножию Христа, стал молиться, позабывшись, вслух.

Мальчики опомнились только тогда, когда взволнованный голос Гоги прозвенел на всю крошечную церковь:

– Господи! Я буду хорошим, добрым, честным мальчиком, клянусь Тебе, Господи!.. Я исправлюсь, я буду любить ближних больше самого себя!.. Только спаси Котю! Спаси Котю, добрый, милостивый Христос…

И Гога припал к образу и забился в громких судорожных рыданиях.

Чья-то нежная рука легла на его плечо, чьи-то нежные губы коснулись его лба. Гога быстро оглянулся.

– Мама! – закричал во весь голос мальчик и повис на шее у вновь прибывшей.

Глава LX

Неожиданная радость

– Гога!

– Мамочка! Мама!

И Гога осыпал руки и лицо молодой женщины градом горячих поцелуев.

Мама ответила ему тем же. Она не узнавала своего Гогу в этом странно изменившемся мальчике. Прежнее капризно-надменное выражение исчезло с его лица. Глаза не смотрели на всех с суровой неприязнью. Они были печальны и глубоки, эти глаза, полные слез. Гога точно переродился.

– Мамочка, как ты приехала? Так неожиданно! И ничего не написала! – забросал Гога вопросами мать.

– Я получила письмо от твоего директора, где он написал о страшном происшествии с быком и о том, что один смелый и благородный мальчик спас тебя от верной гибели. Я и приехала поблагодарить этого мальчика и повидать тебя и его! – ответила госпожа Владина тихим, взволнованным голосом.

– Ах, мама… он… Котя… он умирает!.. Мы пришли сюда молиться за него! – безнадежно прошептал Гога, заливаясь слезами.

– Да, он умирает! – хором повторили пансионеры, окружая госпожу Владину и ее сына со всех сторон.

– Бедный ребенок! Неужели ему суждено погибнуть за его великодушный поступок! – печально проговорила молодая женщина и потом тихо спросила у окружающих ее детей:

– А мне позволено будет повидать его?…

– Ну, конечно! – ответил Алек. – Ведь он все равно лежит без чувств. Вы его не можете потревожить. Позвольте, я проведу вас туда.

– Пожалуйста. Гога, милый, не пойдешь ли и ты взглянуть на своего спасителя?… – предложила госпожа Владина сыну.

– Александр Васильевич нам запрещает заходить в лазарет, – ответил ей кто-то из мальчиков.

– В таком случае я пойду одна. Ты подождешь меня, хорошо, мой мальчик?

– Хорошо, мама!

Госпожу Владину проводили до самых дверей комнаты больного всей толпой.

У порога ее встретил директор и горячо пожал ей руку.

– Я знал, что вы, чуткая и отзывчивая, непременно захотите повидать того, кто спас вашего Гогу, – произнес он тихо. – Он очень плох, несчастный мальчик. Впрочем, сейчас ему чуточку лучше, нежели было утром…