Сумеречная роза - Аманда Скотт

— Вы прекрасно знаете, что обвинение, высказанное во французском парламенте, — всего лишь злобная выходка против заклятого врага Франции. Никто в Англии не обратил на нее никакого внимания, ведь даже злейшие враги Ричарда знали, что он слишком благороден, чтобы сделать такое.

Элизабет пожала плечами:

— От них нет никаких вестей, так что они наверняка мертвы. Моя мать говорит обратное, но только потому, что не хочет, чтобы Генрих Тюдор слишком уверенно чувствовал себя на троне, и из страха, что он не женится на мне, если будет уверен в смерти моих братьев. Иначе, если он узнает, что мои братья благополучно умерли, он может жениться на иностранной принцессе, вместо того чтобы выполнить свою клятву соединить дома Йорков и Ланкастеров. Но я знаю, что он все равно хочет меня, — добавила она с вызывающим видом, — так же как хотел мой дядя Ричард.

Раскаленная волна гнева захлестнула Элис, заставив ее забыть о своем опасном положении и возбудив яростное желание убить Элизабет. Увидев, что Элизабет, быстро вскочив, присела в глубоком реверансе, глядя не на Элис, а на кого-то за ее спиной, она замерла. Леди Эмлин и Беатрикс тоже низко поклонились, и Элис не потребовалось особой проницательности, чтобы понять, что кто-то очень важный вошел в дамские покои. Она медленно обернулась, готовая даже к тому, чтобы оказаться лицом к лицу с самим Тюдором. Однако увидела стройную, хрупкую женщину лет сорока с небольшим в красном бархатном платье, отделанном соболиным мехом, в белом чепце и черном бархатном капюшоне. Женщина держала в правой руке инкрустированные драгоценными камнями четки, а в левой — покрытый атласом молитвенник. Ее карие глаза смотрели жестко и проницательно. Ее холодный как лед голос замораживал, когда она сказала, обратившись к Элис:

— Я окажу вам любезность и забуду, что видели мои глаза. Вы леди Элис Вулвестон, я уверена. Вы разве не знаете, как вести себя в королевском присутствии?

Быстро присев в таком же глубоком реверансе, как все остальные, Элис твердо решила, что не ее дело говорить об общепринятых вещах. О таких, например, что в любом случае на королевское присутствие мог бы претендовать только мужчина. Ей не пришлось напрягать свой интеллект, чтобы понять, кто перед ней.

— Простите меня, леди Маргарет, — спокойно произнесла она. — Я не слышала, как вы вошли, и не слышала объявления вашего имени.

— Мне не требуются никакие объявления, — заявила графиня Ричмонд. — Вы можете встать, вы все, и объяснить мне, что здесь произошло, почему леди Элис Вулвестон осмеливается обращаться к принцессе Элизабет без должного почтения.

Элис тут же почувствовала себя как в детстве, когда от нее требовали ответа ее наставник или сама Анна.

Поборов желание опустить глаза в пол, она подняла голову, выпрямилась и молчала. Элизабет также не делала никакой попытки заговорить. Тишина продолжалась, пока Маргарита Боуфорт сама не прервала ее.

— Я уверена, — спокойно продолжала она, — что леди Элис прочтет по четкам дополнительно несколько десятков молитв, когда в следующий раз обратится к Богу. Возможно, тогда наш Господь в его вечном милосердии наставит ее и научит в будущем вести себя с должным послушанием. — Потом без всякой паузы она повернулась к Элизабет и добавила:

— Я заказала шелка и канву для вас и ваших дам. Мы желаем, чтобы вы вышили покрывало на алтарь в здешней часовне. И я попросила королеву-мать позволить вашей сестре Сесили присоединиться к нам. Я бы не сказала этого, если бы вы были разлучены с вашей семьей по моей воле или по воле его величества. Ваша мать тоже, если пожелает, может присоединиться к нам здесь.

— Она знает это, ваша светлость, — ответила Элизабет тоном кроткого подчинения. — Уверена, она бы первой выразила вам благодарность за вашу доброту ко мне, ко всем нам, но я знаю, что вы, как никто другой, можете понять ее желание оставаться хозяйкой в своем собственном доме до тех пор, пока это возможно.

Элис закрыла глаза, с трудом сохраняя спокойствие. Она знала Элизабет Вудвилл только понаслышке, но чувствовала возрастающее уважение к Элизабет Йоркской за то, что она могла так легко представить Маргарет Боуфорт известную всем бесконечную одержимость своей матери властью. Элизабет Вудвилл, став женой короля Эдуарда IV, прилагала все усилия, чтобы для себя и многочисленной семьи Вудвилл добыть награды и почести гораздо большие, чем предназначил им Господь. Элизабет Вудвилл, как знали все, кроме самих Вудвиллов, совсем не подходила Эдуарду, который поэтому и держал их брак в секрете, пока короля не вынудили признать его.

Элис вспомнила, что Маргарет Боуфорт одержима такой же жаждой власти, как и Элизабет Вудвилл. Правда, амбиции Маргарет сосредоточивались на ее сыне, а не на ней самой. Если Тюдор задумал получить английский престол, то только потому, что подобную мысль ему внушила Маргарет. Но притязания Ланкастеров считались уязвимыми, потому что основывались на наследовании по женской линии и двум внебрачным связям. Требования же Йорков были законны и шли по мужской линии. Вдруг Элис осознала, что если Эдуард или Ричард Плантагенеты все еще живы, Генрих Тюдор будет последним, кто посчитает их незаконнорожденность препятствием для наследования престола. Элис почувствовала, как холодная дрожь страха пробежала по ее спине.

В то время как она предавалась невеселым мыслям, леди Маргарет говорила что-то Элизабет, но затем обратилась прямо к Элис:

— Вас отведут в одну из спален, где вы сможете освежиться и приготовиться быть представленной королю. Он может и не послать за вами сегодня, но вы должны явиться к нему по первому зову. То, что он выразил желание увидеть вас и поговорить с вами лично, свидетельствует о его сострадании и милосердии к своим врагам.

На последних словах в голосе Маргарет прозвучала зловещая нотка, удержавшая Элис от каких-либо замечаний.

— Да, леди Маргарет, — ответила она, поклонившись.

— Через час мы прослушаем мессу, — бросила леди Маргарет, давая понять, что уходит. Все дамы снова поспешили сделать глубокий реверанс.

Когда она вышла, Элис почувствовала чрезвычайное облегчение и взглянула на Элизабет, не ощутила ли она то же самое. Но лицо принцессы, когда она выпрямилась, ничего не выражало. Ростом Элизабет была выше многих женщин, определенно гораздо выше Элис, и очень худая. Ее блестящие льняные волосы свободно лежали под короткой вуалью. Тонкие прямые шелковистые пряди свисали, доставая до колен, как освещенное солнцем полотно. Элис с удовлетворением вспомнила, что сэр Николас назвал их слишком блеклыми.

— Эмлин, — повернулась к старшей фрейлине Элизабет, — прошу, будьте так добры проводить Элис и проследить, чтобы ей дали все, что нужно. Без своей собственной камеристки она будет чувствовать себя очень неуютно в незнакомом окружении.