Будет по-моему - Кристина Майер

пару уроков, как усмирить мою строптивицу. Заставляю померить кожаные брюки, которые сидят на ней бомбически – обтягивают круглую упругую попку и подчеркивают каждый изгиб стройных ног. С зеленым джемпером смотрится все это улетно. У меня как по команде стоит, а ведь я даже не заглядывал за шторку. Кто бы знал, как тяжело удержаться.

— Носишь их только для меня, — и я сейчас ни капли не шучу. Брюки отпадано сидят на круглой заднице, но эта задница только моя. Я пипец как ее хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Предлагаю не брать.

— Предлагаю не снимать.

— Но ты же сказал…

— Ты со мной, — это все объясняет, никто к ней не пристанет.

Покупки относим в тачку, потом идем в кафе. Завтрак давно переварился, я захотел есть. Златка питается воздухом, она еще не проголодалась, и мне это не нравится, прием пищи должен быть регулярным.

Это кафе Тима, здесь по-домашнему вкусная незамысловатая еда для гостей любого уровня. Тихая музыка, приветливые официанты. Чаще здесь зависают парни, более пафосные заведения и клубы любят телки, но кто хочет вкусно поесть, становятся завсегдатаями.

Я замечаю, что за крайним слева столиком сидят шавки Солонина. Шакалы, которые боятся, что мы их нагнем, поэтому ходят под сынком мэра, прикрываясь его положением, творят разную дичь. Мне они нахрен не уперлись, я один могу размазать их по стене, но обычно игнорирую. С Солониным конфликты не нужны отцу.

Напрягает внимание этих мразот к Злате. Смотрят в ее сторону, ржут. Ходят по тонкому краю. Солонин летит с нами, он выступает в моей весовой категории, а вот эта шваль остается в ВУЗе. Надо поставить их на место до отлета, отправить в больничку, чтобы не дергаться каждые десять минут – «как там Злата».

— Я сейчас, — тихо произношу, не хочу ее пугать. Делаю вид, что направляюсь к уборным. Сворачиваю и останавливаюсь возле столика.

— Выйдем? — киваю на дверь запасного выхода Турчинову – он правая рука Солонина. Я на взводе, и он должен это понимать.

— Нам и тут хорошо. Говори, если есть что сказать, — борзо отвечает. Я даже теряюсь на пару секунд, откуда только смелости набрался? Порву ведь без особых усилий.

— Есть. Еще раз так посмотришь, тачку с твоим трупом будут искать в Гудзонском проливе, — его отец начальник таможни, и кое-что о его делах мне известно.

— Не далековато? — неестественно ржет. Он под кайфом, поэтому такой смелый.

— В самый раз.

— А ты ее уже распаковал? — кивает за спину. — Теперь можно и другим поживиться? Ты же обычно так поступаешь – трахаешь телок, а потом под других подкладываешь, — дружный хохот долб***в в моей голове затмевает тихий вскрик. — Мы ее тоже отсасывать научим.

Оборачиваюсь, Златка за спиной. В глазах недоверие, страх, сомнение. Поверила? Только одну суку я подложил под другого – Воронкову, чтобы наказать. Мой хищник становится на дыбы, меня разрывает изнутри, ее недоверие убивает, но те, кто заставил панику плескаться в ее глазах, даже не представляют, что сделали.

Впечатываю кулак в лицо Турчинова. Злату трогать нельзя, она, бл**ь, неприкосновенная! Следом со стульев слетают двое других кайфовщиков – жополизов Солонина. Я разношу все вокруг, всю четверку довожу до больнички. Кругом все в крови. Рядом появляется Тим с Демой, им наверняка охрана позвонила, сами не решились меня тронуть. Знают, что опасно.

Ищу взглядом Злату. Ее нет… ушла… Эти мрази разбудили ту сторону, которую я никогда не хотел ей показывать…

Злата

Меня трясло так, будто я минуту провела в проруби, а потом меня выкинули на сорокаградусный мороз.

— Выпейте вот это, — администратор кафе протянул мне стакан с какой-то настойкой, разбавленной водой. Я не стала отказываться, хотя не очень верила, что капли мне помогут.

Присев возле меня на корточки, он принялся растирать трясущиеся руки. Тихим успокаивающим голосом что-то приговаривал, но я прислушивалась к шуму в зале, который сюда стал долетать, когда кто-то из официантов открыл дверь.

— Как она? — спросила девушка-официант.

— Испугалась, трясет всю.

— Тимур просил отправить ее домой, такси вызвать к запасному выходу,

Я не хотела уезжать. Несмотря на пережитый ужас, мне стоило убедиться, что с Макаром все в порядке. Я себя обманываю: когда Демьян меня передал в руки администратора со словами «присмотри за ней», Макар был абсолютно здоров, только костяшки сбиты до крови, а вокруг него месиво из поломанных тел. Я видела драки в школе, во дворе, но никогда это не было таким кровавым, жестоким месивом, устроенным одним человеком.

В начале нашего знакомства Кайсынов меня пугал, но тот страх в разы меньше того ужаса, который я испытала сегодня. Из глаз Макара в тот момент словно вся душа ушла, в них стоял леденящий холод, который нес смерть. Волны ярости просто заметали меня по полу. Мне казалось, он легко способен убить. Не хотелось бы, чтобы этот гнев когда-нибудь обрушился на меня. Умом я понимала, что с Макаром строить отношения – как плыть по реке, где дно усеяно минами, в какой момент может рвануть, не угадаешь, но готовой к этому нужно быть постоянно.

До машины меня проводил Тимур.

— Что с Макаром? — меня все еще трясло.

— Все будет нормально, Злата. Ему сейчас нужно остыть. Поговорите потом. Ты сама как?

— Нормально, — на самом деле мне было плохо.

— Он позвонит, — закрывая двери такси. Слабое утешение.

Я помнила, как утром Макар хотел провести этот день вместе, как смотрел на меня, заставляя замирать сердце. Как шантажом вынуждал мерить одежду, а я трепетала в примерочной, боясь, что он заглянет, пока я раздетая. Он может быть безумно горячим и ласковым, в такие моменты в нем хочется раствориться, но его вторая сторона пугает до дрожи, вселяет страх, леденящий душу. Он сегодня уезжает, а мы даже не попрощались. Сжимая кулон на шее, я тихо утирала слезы, будто это конец.

В сумочке зазвонил телефон, я не стала принимать вызов от мамы. Она поймет по голосу, что я расстроена. В комнату сразу прошмыгнуть не получилось. Марфа сидела в кухне с соседками, на столе бутылка вина и продукты, которые мне покупал Макар. Девочки поленились перекладывать салаты из фирменных контейнеров в тарелки.

— Привет, — улыбнулась натянуто Марфа. Я себя поздравила, что слезы на глазах высохли, и они не видят моего состояния. —