Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман - Игорь Гриньков

Калмыки принимали активное участие во всех крупных событиях этого периода: немалая часть из них состояла в отрядах Емельяна Пугачева во время этого крестьянского бунта, наводили страх на французов в Отечественной войне 1812 года. Калмыцкие отряды первыми вошли в Париж, шокируя горожан европейской столицы своей „дикой“ азиатской внешностью, пиками, лисьими шапками и верблюдами, на которых передвигались всадники. Они воевали в первую мировую войну, а когда началась гражданская война, как и вся страна, разделились на два лагеря: беднота, а ее было большинство, присоединилась к красным; те, кто многое терял, ушли к белым.

Отношения между калмыками и местными казаками, хотя и не были идиллическими, но тревогу у властей не вызывали; документально не зафиксировано ни одного серьезного мало-мальски конфликта. Но, по воспоминаниям старожилов Элисты, даже в послереволюционное время, когда русские семьи собирались ехать за покупками, в основном за солью, в Астрахань, то они объединялись дворами, а подводы сопровождали вооруженные мужчины. Дикая степь не сулила спокойного путешествия. Но не все было ладно и в самом „королевстве Датском“, межродовая вражда долго раздирала единый народ. Поэтому, скажем, в одиночку бузав вряд ли бы решился странствовать по землям, заселенным тургудами; велик был шанс сложить буйную голову. И наоборот.

В Великую Отечественную войну воины 110-й Отдельной Калмыцкой Кавалерийской дивизии стойко держали от немецкого наступления оборону Дона на участке фронта протяженностью 80 километров и глубиной до 40 километров. Попав в окружение, некоторые части прорвались через кольцо врага, вывезя с собой знамена дивизии и штабные документы. Потом сохранившиеся полки, присоединенные к другим частям и соединениям Советской Армии, воевали на Северном Кавказе под своими знаменами.

Но были факты и другого рода, к сожалению. На стороне вермахта воевало сначала четыре калмыцких кавалерийских эскадрона, а когда число их достигло десятка, в сентябре 1942 они были объединены в калмыцкий кавалерийский карательный корпус числом до 3 600 бойцов, руководимый немецким офицером, которого называли Отто Долл (ненастоящие имя и фамилия). Задачей корпуса была борьба с партизанами в тылу фашистов и поимка советских разведчиков. На передней линии фронта каратели не использовались.

Справедливости ради, надо сказать, что предательством были замараны и некоторые другие народы СССР. Так, самым крупным воинским соединением была РОА — Русская Освободительная Армия, помимо менее значительных русских формирований. РОА формировалась из военнопленных и белогвардейцев. В 1942 году ее возглавил бывший советский генерал Власов, по одной версии попавший в плен на Волховском фронте, по другой версии — добровольно сдавшийся в плен фашистам, оказавшись в окружении, и сдавший с потрохами остатки своей армии, даже не попытавшись пойти на прорыв. Когда Власова ставят в один ряд с генералами Деникиным, Колчаком, Юденичем — идейными борцами с советской властью, у меня в запасе один аргумент. Те воевали за прежнюю Россию и с новой властью отношений не имели, кроме борьбы. А Власов принимал присягу, клятвенно обязуясь служить верой и правдой Советскому Союзу; нарушив присягу, он совершил одним этим фактом воинское преступление. Существовали также украинская дивизия „Галитчина“, СС-совские части эстонцев, латышей и литовцев, националистические формирования крымских татар, туркестанцев и некоторых северокавказских народов.

Многочисленные народы, русских и украинцев, Сталин выселить не мог при всем своем желании, тогда просто некому было бы воевать. А вот малые народы, после освобождения их территорий, были подвергнуты репрессиям; и не только семьи предателей, но и все население в целом, включая стариков, детей и беременных женщин. Так в декабре 1943 года, среди зимы, практически все калмыки были в кратчайшие сроки погружены в вагоны для скота и отправлены на спецпоселения в Сибирь и Казахстан. Сколько народа добралось до конечных пунктов, указывается в специальной исторической литературе, посвященной теме депортации. Но гибли сотнями и тысячами. Военнослужащих-„инородцев“ под предлогом переформирования снимали с фронтов и также отправляли в Сибирь.

С русскими и украинцами ничего не забывавший Сталин разобрался после войны. Советские военнопленные, освобожденные из немецких концентрационных лагерей, в своем большинстве переместились за Урал, теперь уже в лагеря свои — советские, но от этого не менее гибельные, с ярлыками „предатели“ и „враги народа“. Да и психологически это было непереносимо: одно дело — в плену у врага, совсем другое дело — у своих, и ни за что. Ведь еще в начале войны, когда в плен попадали миллионы советских солдат и офицеров (по другим данным — сотни тысяч), Верховный Главнокомандующий изрек: „В Советской Армии нет военнопленных, есть предатели!“

На этом основании он отказался от услуг Красного Креста, поэтому плененные красноармейцы были единственными, кто не пользовался помощью этой гуманитарной международной организации.

Олег слегка перевел дух, напряженно ловя состояние и настрой аудитории. Убедившись, что слушают внимательно, продолжил:

— Война, ребята, дело всегда грязное, кровавое, и слово „справедливость“ к ней не относится. Наши бывшие союзники, напирая на тему сталинских репрессий, забывают об одном факте, который также не очень их красит. В конце 1941 года, когда Англия и Америка находились в состоянии войны с Японией, японская авиация одним ударом уничтожила весь Тихоокеанский военно-морской США, расположенный в Перл-Харбор на Гавайских островах. Буквально через две недели после Перл-Харбор президент Америки демократ Франклин Рузвельт, заметьте, не диктатор и тиран Иосиф Сталин, подписал указ, согласно которому все японцы, проживающие в Соединенных Штатах, 112 тысяч, 78 тысяч из которых являлись гражданами Америки, были помещены в концентрационные лагеря до конца войны. И это притом, что военные действия на сухопутной территории США вообще не велись. Я говорю вам об этом не для того, чтобы обелить сталинскую политику геноцида, а в целях более полного информирования, которое сейчас подается у нас как-то избирательно.

К счастью, здравый смысл калмыцкого народа позволил не увидеть в русских людях источник своих несчастий и не держать на них зла. Местные жители, поначалу настороженно встретившие чужаков — „врагов народа“, вскоре убедились, что ссыльные переселенцы, такие же человеки, как и все, находятся в состоянии на грани физического выживания. Многие сибиряки помогали, чем могли, хотя материально находились едва ли в более зажиточном положении. Пошли смешанные браки. Некоторые калмыцкие семьи остались в Сибири, хотя основная масса репрессированных после хрущевской реабилитации в 1957 году, после долгих 13 лет ссылки, вернулась на свою малую Родину. Тогда же была поставлена точка и в историческом вопросе: инициатор депортации — Иосиф Сталин, исполнители — его подручные из ведомства Лаврентия Берия, которые за проведение ювелирной „армейской операции“ против безоружных людей получили высшие правительственные и государственные награды.

Чувствуя, что ответ сильно затянулся, Олег решил закругляться:

— Вообще-то, друзья, там, где совместно проживают два или более народа, конфликты между ними, пусть даже на бытовом уровне, просто неизбежны. Разница культур, обычаев, вероисповеданий. Человек другой национальности или расы просто на подсознательном уровне воспринимается как „чужак“. Века нужны, чтобы народы притерлись друг к другу. А также терпимость, уважение и элементарное понимание, что у всех нас одна судьба. И разумная государственная политика, разумеется.

Сейчас принято считать, что „золотой век“ калмыков в России пришелся на дореволюционный период. На мой взгляд, это спорное утверждение. В плане религиозном, наверняка, это так и было; при Советах были уничтожены хурулы и преследовались священнослужители, как чуждый элемент. Но сам калмыцкий народ в медико-санитарном отношении находился в ужасающем состоянии. Такие эпидемии, как тиф, оспа, холера выкашивали целые хотоны, высока была смертность, как детская, так и среди взрослого населения. Приехавший в Калмыцкие степи в 1894 году врач Залкинд Семен Рафаилович выявил распространенную, так называемую, краевую патологию: трахому — инфекционную болезнь глаз, туберкулез, сифилис, болезнь почек из-за плохой воды. Можно сказать, что народ находился почти на грани вымирания по причине отсутствия элементарного медицинского обслуживания. Залкинд организовал больницу в Маныческом улусе, нынешнюю Республиканскую больницу в Элисте, и по справедливости считается родоначальником калмыцкого здравоохранения. А сейчас нам снова грозят старые и новые напасти: тот же туберкулез, повальный алкоголизм и вал наркомании, хотя официальные цифры в отношении нее скромные, вполне „благополучные“. Но это кладбищенское благополучие, плотину скоро прорвет.