Истории медсестры. Смелость заботиться - Кристи Уотсон

отправила вам электронное письмо по ошибке, еще одну анкету. Просто удалите ее. Это ребенок, мальчик, но он из Шотландии. Так что просто удалите ее». Что-то в ее голосе заставляет меня навострить уши. Слова не соответствуют тому, что она хочет сказать. Умные люди эти социальные работники. Я открываю письмо. И вдруг вот он. Мой сын, двух лет, смотрит на меня широко открытыми глазами. Я сразу понимаю, что этот ребенок – мой сын. Природа и воспитание не имеет значения. Он полностью мой. Я чувствую его костями, кишкой, затылком и где-то под ребрами. Все другие дети, которых я видела и которым хотела помочь, испарились из памяти. Я влюбляюсь в него в ту же секунду. Я так ясно вспоминаю тот день, когда родилась моя дочь, свернувшаяся в клубок, и безмерность любви, которую я чувствовала. Как я могу снова чувствовать такую любовь? Но вот оно.

Он любит танцевать! Он любит музыку! И гулять! И играть с мячом! Я хочу вытащить его из фотографии и навсегда заключить в свои объятия. Я плачу и плачу. Я жажду обнять его. Лицо моего сына напоминает мне, что во мраке жизни бывают вспышки прекраснейшего золотого света. Надеюсь, я достаточно хороша для него. Я думаю о дочери. Как она справится с братом? С тем, кто родился не у меня? Но что-то вселяет в меня уверенность, что она справится, причем лучше меня. Как будто она родилась, чтобы быть сестрой. Я полагаю, что она будет творить магию, которую я не совсем понимаю.

Я распечатываю фотографию будущего брата и показываю ей, а она берет и долго смотрит на нее, крепко сжав в руке. Я осторожно достаю фото и ставлю на каминную полку. Но позже оно пропадает. Я спрашиваю дочь, где фото, а она все отрицает. Я ищу и ищу, сердясь, и нигде не могу найти. В конце концов, я сдаюсь и перепечатываю фотографию. Я отчаянно смотрю на его лицо. На следующее утро я нахожу первую фотографию под подушкой дочери. Когда она говорит, что это «волшебство», я смеюсь, но затем ее лицо становится серьезным и задумчивым, и мне интересно, собирается ли она высказать свое беспокойство. Но она лишь немного хмурится.

– Прошлой ночью мне приснился мой брат, – говорит она. – Он сказал, что мы должны завести собаку. Морскую свинку. Или хомяка. Мы должны. Или он не захочет жить с нами.

* * *

Перед тем как Оливия покинет больницу и отправится домой, я пытаюсь с ней поболтать, предлагаю поиграть в Snap или прогуляться на солнышке, но она вялая и ничего не хочет. Все меняется, когда приезжает Тоби. Тоби одиннадцать, у него нет бровей, ресниц и большей части волос, поверх его футболки накинут плащ. Он лечится в отделении амбулаторно и живет дома со своими сестрами, родителями и хомяком по кличке Бэтмен. Сегодня медсестры договорились, что Бэтмен может сопровождать его во время лечения: арт-терапия, консультации, лекарства, дальнейшее обследование, планы ухода.

Оливия и Тоби ударяются кулаками и переходят к тайному рукопожатию, которое они, по-видимому, выработали за время своей недолгой дружбы. Она улыбается, и я замечаю ее крошечные желтые зубки, покрасневшие десны. Но потом вижу, как улыбка достигает ее глаз, и что-то внутри нее меняется. Она светится. В гостиной Тоби достает Бэтмена и кладет его в прозрачный шар. Оливия и Тоби следуют за хомяком, пока он врезается во все: в ножки стула, в стену, в стол. Все время они разговаривают на выдуманном языке.

– Банановый язык, – говорит мне Оливия. – Ты не поймешь.

Я потягиваю чай и смотрю на них: двое детей явно в восторге друг от друга. И улыбаюсь про себя. А в обеденный перерыв Оливия садится рядом с Тоби и ест, без особого драматизма. Другая медсестра говорит мне, что время приема пищи чревато эмоциями и паникой, и наша работа состоит в том, чтобы все было дружелюбно и расслабленно: мы не слишком сосредотачивались на еде, а скорее на опыте. Но Оливия и Тоби едят с открытым ртом, говорят бессмысленные выражения и смеются над Бэтменом, стучащим под столом своим шаром.

После обеда Оливия смеется и поднимает Бэтмена, визжа от восторга, когда достает его из шара.

– Вот так, Бэтмен. Так-то лучше. Нам не нравится быть в ловушке, да? – Тоби истерически хихикает.

– Вы и Бэтмен оба заключенные, – говорит он.

И Оливия делает паузу, слегка морщится, затем поднимает Бэтмена на уровень глаз на ладони.

– Мы одинаковые, – шепчет она.

Люди часто спрашивают меня, легко ли писать от имени ребенка. На самом деле, это намного сложнее. Достучаться до голоса внутреннего ребенка – значит залезть внутрь своей памяти, забыть одно, чтобы вспомнить другое. Возможно, аналогичным образом, чтобы правильно понять психическое здоровье ребенка и подростка, нужно быть ребенком. Академики, исследователи, клиницисты, уважаемые и опытные специалисты, работающие в области психического здоровья, все еще далеки от понимания того, какие методы лечения лучше всего подходят для детей. Но одиннадцатилетний Тоби знает, что больше всего помогает Оливии: банановый язык, лучший друг и хомяк по имени Бэтмен.

I Got You Babe

Хотела бы я сказать, что самой глупой вещью, которую я когда-либо делала, было дать моему брату таблетку ЛСД, когда ему было 14, а мне 15 лет, за то, чтобы он помыл посуду. Но, к сожалению, это не так.

Мы с папой заказали китайскую еду. Я уже взрослая. Середина июня, рядом с нами цветет дерево. Мы сидим на улице, чтобы папа мог курить. Он выпускает гигантские клубы дыма, словно Гэндальф из «Властелина колец». Мы разговариваем по душам, потому что мы оба немного пьяны. Я хочу рассказать ему о своих глупостях и других важных вещах, но ловлю себя на том, что смотрю на дерево. Мне трудно говорить. Цветение и папин дым напоминают рентгенограммы детей, о которых я забочусь, на них я тоже вижу пятнистые мягкие облачка. Я больше не могу отделять себя от ухода за больными. В конце концов, я начинаю говорить, глотая слова, будто в спешке. Я рассказываю ему о наркотиках и о том, как я могла так сильно навредить своему любимому брату.

– Я не знаю, почему я это сделала и о чем я думала. Это казалось нормальным. Понятия не имею, почему меня ничего не остановило. Причем сама я ничего не принимала. Такие вещи казались обыденными моему испорченному подростковому мозгу.

– Может, потому, что мы тебя зачали на концерте Purple Om, –