Новенький (СИ) - Инфинити Инна

Ведь подростки из неблагополучных семей именно такие? Грязные, вшивые двоечники, которые прогуливают уроки, забивают стрелки, щелкают семечки и курят дешевые сигареты.

А Дима совсем другой. Он не курит, а на вечеринке у Полежаевой не выпил ни капли и даже мне не позволил это сделать. Он стильно одевается, вкусно пахнет и хорошо учится.

— Мам, ты, наверное, с кем-то путаешь Соболева, — уверенно качаю головой. — Все, что ты сейчас сказала, не имеет к нему никакого отношения.

— Много ты знаешь! — огрызается. — Его мать дважды приходила ко мне пьяной! И еще смеет на меня жалобы писать!

— Какие, однако, алкаши прошаренные стали, — хохотнул папа. — Знают, куда жалобы писать.

— Я, наверное, тоже напишу на эту неблагополучную семейку, — мама продолжает негодовать. — Куда смотрит опека? Почему эти маргиналы в моей школе, а не в детском доме?

У меня кровь в жилах стынет от ее слов. Наверное, я даже перестала дышать. Мама продолжает говорить что-то еще: зло и эмоционально. Но я больше ее не слышу. Уши будто ватой забиты.

Прихожу в себя, только когда на мою ледяную руку опускается теплая ладошка Насти. Дергаюсь и недоуменно смотрю на сестру.

— … Этот негодяй в восьмом классе выбил зуб однокласснику, мне директор его предыдущей школы рассказала… — снова слышу жесткий голос матери.

Встаю со стула и тороплюсь к себе в комнату. Нет ни малейшего желания задерживаться на кухне и слушать все это про Диму.

Меня охватывает ледяной озноб. Я ложусь на кровать, свернувшись калачиком, и укрываюсь сверху покрывалом. Но мне все равно так холодно, что зуб на зуб не попадает.

Мамины слова будто на репите снова и снова звучат в голове: «запойные алкаши», «брат под следствием», «сестра ворует», «маргиналы»…

Нет, нет, нет, это все не может иметь отношения к Диме. Он не такой, он не маргинал и не гопник. Он умный, хороший, самый лучший.

Ну, допустим, мама Димы может выпить алкоголь. Ну так-то практически все взрослые его пьют. И не только взрослые. Вчера на дне рождения Полежаевой некоторые ребята так нажрались, что облевали Лере ванную на первом этаже.

Да и что далеко ходить, мой папа тоже любит алкоголь. Футбол без пива он вообще не смотрит, а на даче летом у него обязательно коньяк под шашлык.

Но хоть я и не верю маминым рассказам, а все равно эта информация ложится тяжелым камнем на душу. Так это гадко и неприятно было слышать…

Я продолжаю лежать на кровати и дрожать от неизвестно откуда взявшегося озноба, когда в комнату раздается тихий стук.

— Что?? — рявкаю.

Приоткрывается дверь и заглядывает головка Настены.

— Соня, можно к тебе?

При виде сестры я чуть смягчаюсь.

— Да.

Настя закрывает дверь и бежит к кровати. Забирается ко мне под бочок и обнимает ручкой. Настя все слышала. Несмотря на то, что сестре всего лишь пять лет, она очень смышленая и все прекрасно понимает.

— Соня, а кто такой этот Соболев? — осторожно спрашивает через долгую паузу.

Мне не хочется говорить, что это тот самый мальчик, который недавно провожал нас до дома и так понравился сестре.

— Это Дима? — сама догадывается, когда я так и не отвечаю.

— Да, — произношу и чувствую тупую боль в сердце. — Не говори, пожалуйста, маме, что он нас провожал. Хорошо?

— Не скажу.

Я запускаю пальцы в мягкие волосы сестренки и принимаюсь их перебирать. Это немного успокаивает, но все равно я чувствую себя очень подавленной.

— А все, что сказала мама, это правда? — задает новый вопрос через некоторое время.

— Нет! Это не правда. Ты же видела, какой Дима хороший.

— Дааа. Он мне понравился. Он лучше, чем Никита. И вы с Димой очень красиво смотритесь вместе, — деловито заявляет.

Улыбаюсь ей в макушку, чувствуя, как меня немного отпускает. Прикрываю глаза и вспоминаю Диму. То, как он меня целовал и какие нежные слова шептал. В животе тут же происходит взрыв бабочек.

— Знаешь, Настя, а я тоже так считаю, — шепчу.

Глава 30.

Понедельник не задается с утра. Когда я вижу в чате нашего класса в ВК 300 непрочитанных сообщений за ночь, мое сердце предчувствует неладное. Открываю беседу и вижу, что все обсуждают пост в «Подслушано». Тут же фигурируют и наши с Лилей имена.

От плохого предчувствия становится дурно, а спина покрывается испариной. Захожу в «Подслушано» и в самом верху стены вижу пост:

«Вечер перестал быть томным, когда две лучшие подружки не поделили одного парня. Соня Рузманова и Лиля Шарифутдинова чуть было не оттаскали друг друга за волосы из-за Никиты Свиридова. Пока я курил за воротами дома Полежаевой и наблюдал за девчонками, решил снять их на видео. Но потом моя сигарета погасла, а сам я замерз и устал слушать бабские разборки, поэтому пошел в дом. Не знаю, чем там у них все закончилось, но судя по тому, что Шарифутдинова умчалась с праздника жизни чуть ли не в слезах, Рузманова-таки отстояла свое право собственности на Никитоса».

Я перечитываю это снова и снова, отказываясь верить. За несколько секунд меня бросает то в жар, то в холод, то снова в жар. К посту прикреплено видео. Подвожу к нему дрожащий палец и нажимаю play. В темноте под светом фонаря видны я и Лиля. Не очень четко, но все же слышен наш эмоциональный диалог:

— Тебе нравится Никита???

— А то ты не знала! Я ведь говорила тебе, что влюблена в него.

— Ты говорила это в четвертом классе…

— А с тех пор ничего не изменилось.

— Так, стоп. Я помню, что в четвертом классе ты мне сказала, что любишь Никиту. Но с тех пор ты не говорила об этом ни разу! А в шестом классе ты поцеловалась с Бондаренко из параллельного. А в восьмом ты начала встречаться с тем парнем из соседнего лицея! Не помню его имя. Про Никиту ты не говорила больше ни слова!!!!

— А что я должна была сказать?? Я видела, что ему нравишься ты!

На этом видео заканчивается. Видимо, анон докурил сигарету и замерз. Под постом в «Подслушано» куча комментариев, в чате класса тоже все обсуждают только это. У меня кровь в ушах стучит и чуть ли не телефон из рук падает.

Мы с Лилей попали в «Подслушано». Это какой-то дурной сон… Наши имена теперь все полоскают, в школе будут тыкать пальцем и шептаться за спиной. Но самое страшное — Никита узнал о чувствах Лили вот так, из анонимной группы-помойки.

Я листаю чат класса, пытаясь сфокусироваться на сообщениях, но их суть ускользает от меня. Впрочем… Какая тут может быть суть? Наверняка все ржут над нами. Дойдя до конца, вижу, что Никита печатает сообщение. Прикипаю взглядом к экрану, ожидая, что он на это скажет.

«Заткнитесь тут все. Еще одно слово про Соню или про Лилю, и я вам своим гипсом зубы выбью. Всем понятно???».

После сообщения Никиты в чате воцаряется тишина. У Свиридова есть авторитет, поэтому я знаю, что в беседе теперь не пикнут. Одно успокаивает: «Подслушано» — это закрытая группа, в ней нет учителей и тем более моей мамы. Администрация в лице Полежаевой добавляет в «Подслушано» далеко не всех, а только тех, кто вызывает доверие. Она и меня включать не хотела, опасаясь, что я буду передавать все родительнице, но потом все-таки добавила. Так что до мамы мой позор не дойдет.

Однако это не отменит того факта, что в школе меня и Лилю будут обсуждать минимум несколько дней. Участники «Подслушано» наделают скриншотов и начнут пересылать по чатам. Нас будут не просто обсуждать. Над нами будут ржать.

Порог учебного заведения я переступаю с гордо поднятой головой. Но уже через минуту мой воинственный настрой падает. Не знаю, на самом ли деле на меня все пялятся или это самовнушение, но мне вдруг становится не по себе от хихиканья и взглядов в мою сторону.

Дима в гардеробе снимает куртку. При виде него у меня гора с плеч падает. Соболев бросает на меня обеспокоенный взор, а я тут же устремляюсь к нему.

Нет, мы все еще не демонстрируем наши чувства на публике. Но хотя бы почувствовать его близость мне жизненно необходимо. Поэтому я становлюсь вплотную к Диме и медленно опускаю молнию пуховика.